Телефон снова ожил. Тоня быстро ответила:
– Здравствуйте, Светлана Григорьевна. А Петя спит.
Муж в подтверждение всхрапнул и перевернулся, что-то во сне недовольно промычал.
– Пусть спит – не поздоровавшись, разрешила свекровь. – Я приехала. Меня никто не встретил. Почему?
– Как приехали? – опешила Тоня.
– Что за глупые вопросы, Антонина? – Она умела так делать ударение на её имени, что невольно убеждалась в сомнениях. – На автобусе.
Тоня была слишком расстроена неожиданным приездом свекрови, поэтому не стала говорить, что ответ такой же глупый, как и вопрос. Она смотрела на Петю и лихорадочно соображала, что с ним делать, когда на пороге его мать. Свекровь тем временем продолжила:
– Ты почему меня не встретила?
– Я не знала, что вы приедете.
– Я вчера Петю предупредила.
Тоня хотела сказать, что пусть бы у него и спрашивала и не могла сказать, что Петя не просыхает уже неделю. И если разговаривал с матерью, то под действием алкоголя и тут же об этом забыл.
– Я звонила двадцать раз – сильно преувеличив действительность, с претензией сказала свекровь. – Мне пришлось взять такси. Я через двадцать минут приеду. Встреть меня. И возьми деньги, заплатишь. Тоня, ты слышишь?
– Да.
– Жди меня возле подъезда. Звонить не буду. Вы мне мобильную связь не оплачиваете. А она дорогая. Поняла, Антонина?
– Да, Светлана Григорьевна, не тратьте деньги.
Тоня быстро отключила вызов и взглянула на часы. У неё есть пятнадцать минут, чтобы привести мужа в подобающий вид. Она подошла к дивану и наклонилась.
– Петя. Петя, – она легонько дотронулась. Слишком легко, чтобы через глубину сна он почувствовал.
– Петя!
Потрепала по плечу.
– Петя! – потрясла. – Почему не предупредил, что мама едет? Хочешь, чтоб она тебя в таком виде увидела?
Мужу было все равно. Он если и реагировал, то не откликался.
Тоня подошла, раздернула шторы и открыла окно. В комнату медленно втекал свежий воздух, вытесняя перегар. Как хорошо сейчас на улице. Вечер. Свежесть. Цветы. Дети играют на площадке. Мамочки смотрят за ними и делятся друг с другом достижениями. Радость и гордость. Милота и прелесть. Тоня одернула романтично-завидующие мысли и вернулась к радости и прелести Светланы Григорьевны. Она – радость и прелесть – продолжала валяться на диване и похрапывать.
– Петя, вставай – повторила попытку Тоня. – Вставай, мама на пороге.
Она потянула его, помогла сесть. Петя приоткрыл глаза, пытаясь сфокусировать взгляд. На секунду Тоне стало его жалко – такие глаза у дохлой рыбы выкинутой на берег после семибалльного шторма. Но Тоня быстро откинула жалость, приближение свекрови было более устрашающим.
– Пойдем, умоемся.
Он послушно двигался. В редкие минуты протрезвления он не был агрессивным, и Тоня его не боялась. Агрессивным он был, когда возвращался с гулянки. А когда поспит, то становился покладистым. Недовольным, но покладистым. Да и мамочку он если не боялся, то стеснялся.
Светлана Григорьевна за словом в карман не лезла и при острой необходимости могла навешать тумаков, таких, что при одном только воспоминании Петя чесал затылок и краснел.
Тоня стянула его с дивана, тянула по коридору, завела в ванную комнату, включила воду и попросила:
– Умывайся.
Петя облокотился на раковину. На этом его активные действия закончились.
– Петя, ну пожалуйста.
Тоня смотрела на его отражение в зеркале и думала, что из их кранов не течет волшебная вода. И чуда не произойдет. Помятое лицо, синяки, отечность не уйдет, даже если она найдет для него живую молодильную воду.
– Самойлов! – злилась она, понимая, что время течет быстрее воды из крана.
Петр только промычал. И ей пришлось все делать самой. Она переключила воду на душ, наклонила мужа в ванную и полила холодную воду ему на голову.
Он дергался, кряхтел, мычал и хрюкал, а Тоня осознавала, что её муж уже не человек, а домашнее животное, которое в пьяном виде иногда становился волком, хищником, монстром.
Пять минут мучений, и Петя был отправлен вытираться и переодеваться. А Тоня помчалась на улицу. И очень вовремя. Светлана Григорьевна выходила из такси.
– Рассчитайся – распорядилась она.
Тоня на ходу открыла кошелек, поздоровалась с таксистом и рассчиталась.
– Возьми сумку, дорогая, – требовательно предложила Светлана Григорьевна. От такого предложения Тоня не могла отказаться тем более на глазах у посторонних.
Мать Пети считала своим долгом накормить бедного сына. С такой-то невесткой. Тоня не сомневалась, в глазах свекрови она выглядела корявой, безрукой, неумехой. Переубеждать её в этом было бесполезно.
Поэтому она тащила сумку с банками огурцов, салатов и компотов. Банки позвякивали. Свекровь тоже звенела:
– Не разбей.
А Тоня мечтала скинуть их в проем между перилами. Только ещё не знала кого больше – банки или свекровь.
Когда вошли в квартиру, в нос дал неприятный горелый запах. Тоня лихорадочно соображала. Вроде Петя показался ей в адекватной норме, насколько это было возможно после ночного запоя. Но она не могла сообразить, что он успел натворить, пока она встречала свекровь.
– Чем у тебя воняет? – скривилась Светлана Григорьевна.
– Не пойму.
Тоня поставила сумку на пол и помчалась на поиски источника гари.
Когда она нашла, было горькое разочарование. Любимый утюг лежал на любимой блузке, выжигая в ней собственный отпечаток.
Она быстро подняла утюг, к нему приклеилась блузка, так и висела на радость свекрови.
Она как раз вошла за Тоней и любовалась картиной.
– Ну что ты за хозяйка? – картинно развела она руками.
– Какая есть – пробубнила Тоня. Иногда она жалела, что не умела скандалить. Бывало лежа в кровати перед сном, прокручивая ситуации дня (оставившие неприятный отпечаток), представляла себе другой поворот событий, где она красноречиво не дрогнувшим голосом отвечает обидчику. Наверное, где-то внутри неё жила, спала, иногда просыпалась храбрая, остроязычная вредина, обладательница тонкого юмора и богатейшего лексикона, с супер способностью красиво послать. Но такое могло быть только в уютной темноте одиночества, но ни как перед издевательским выражением лица свекрови. Сейчас главное найти в себе силы и не расплакаться.
Тоня выключила утюг.
– Хотела дом спалить?
– Очень – ехидно ответила Тоня. Ей было жутко обидно, что готовясь к приезду свекрови, готовя её сына, она испортила свою вещь. Любимую. Она не переживала, что в очередной раз выглядит безрукой и корявой. Ей было все равно. Она не искала любви и уважения Светланы Григорьевны – это бесполезно. Но ей было до слез обидно за блузку.
– Сыночек, ты только глянь.
С этими словами она вышла. Тоня закрыла за ней дверь, распахнула окно и упала на кровать. Хорошо, что Петя не собирался глядеть. Они сидели на кухне. Свекровь орудовала, сооружая на стол, слышно было, как хозяйничает в её холодильнике, хлопает шкафчиками, гремит посудой, включает воду и трещит без умолку, рассказывая любимому сыну о прелестях жизни в деревне. Тоня поймала себя на мысли, что готова предложить Светлане Григорьевне забрать сына в прекрасное место, а Пете посоветовать уехать под крылышко матери, оставив безрукую хозяйку одну. Неудержимое желание подталкивало её выйти и сделать предложение, от которого они оба будут отказываться. А потом свекровь уедет. Петя напьется и побьет её. Поэтому она спрятала желание далеко, закопала, замуровала и придавила надгробной плитой. Надпись гласила, что желание жило всего полминуты.
Тоня смотрела в потолок, чувствовала себя раздавленной.
У неё никогда не было доверительных отношений со свекровью. В день знакомства Светлана Григорьевна расчертила границы, по её мнению это были нормы поведения. И общение складывалось так, что результат был всегда однозначным: невестка обязана сильно любить мужа, уважать свекровь, а они в свою очередь будут любить её. Но на практике получилось, что любить Тоню не за что. Семейная жизнь все расставила по-своему. Сначала оказалось, что у невестки постоянно пыль на подоконниках, а люстры моются раз в год, потом выяснилось, что в шкафу вещи Пети лежат комом. Как выяснилось? До сих пор для Тони загадка, но скорей всего заглядывала.