Когда его вывели на уровень земли, он заморгал от внезапного света. Они прошли мимо офицеров-эгрилов и работников-джиан, но никто не обратил на них никакого внимания — он был просто еще одним заключенным, которого собирались допросить. Они воткнули повсюду свой треклятый флаг и воздвигли статуи Кейджа, своего ублюдочного одноглазого и одноухого бога-пса. Джакс чувствовал, как в нем нарастает гнев. Эгрил пытается уничтожить все, что он любил — от его любимых Шулка до богов, которым он поклонялся. Пусть они делают с ним все, что хотят. Он это вынесет.

Комната была не более чем маленькой коробкой в конце коридора. Никаких окон. Только стул, прикованный к каменному полу и окруженный каменными стенами. Единственными украшениями были пятна крови предыдущих посетителей. Они приковали его здоровую руку к подлокотнику, привязали ноги к ножкам стула и оставили там.

Предполагалось, что он запаникует, как только останется один, измученный своим воображением. Джакс знал, как это делается. Однако он не был каким-то глупым штатским: если уж они оставили его в покое, он воспользуется этим по максимуму.

Он закрыл глаза и заснул.

Дверь с грохотом распахнулась, разбудив Джакса. Офицер-эгрил в серой униформе стоял в дверном проеме и наблюдал за ним. По бокам от офицера стояли два Черепа.

Джакс моргнул от внезапного света:

— Что происходит? Вы пришли, чтобы меня отпустить? Где мой сын?

— Кем он должен быть? — спросил офицер на эгриле.

Джакс не подал виду, что понял.

— Членом Ханран, по словам какого-то мальчишки, — ответил Череп. — Высокопоставленным членом.

— Пустая трата времени. — Офицер закатил глаза. — Давайте с ним разберемся.

Они вошли в комнату и закрыли дверь. Черепа заняли позиции перед офицером. Делают все по инструкции.

Джакс переводил взгляд с одного лица на другое. Пусть они увидят страх. Пусть они увидят слабость. «Пожалуйста. Я не понимаю. Почему я здесь?» Пусть они услышат дрожь в его голосе.

Офицер дал ему пощечину. Просто укол. «Говори только тогда, когда я скажу». Он почти идеально говорил на джиане.

Джакс кивнул.

— Как тебя зовут?

— Джакс.

— Как давно ты в Ханран?

— Ханран? Я не в Ханран. У меня магазин ковров. Я продаю ковры...

Один из черепов ударил его в висок.

— Как давно ты в Ханран? — повторил офицер.

— Я нет. Я обещаю вам, я...

Еще один удар потряс его. Только цепи удержали его на месте.

— Как давно ты в Ханран?

— Я нет. Я...

Кулак офицера откинул голову Джакса назад. Из носа потекла кровь:

— Как давно ты в Ханран?

— Пожалуйста, поверьте мне — я н...

Он не видел, кто его ударил. Это не имело значения. Он сплюнул еще больше крови на пол. Ему захотелось рассмеяться, он хотел сказать им, чтобы они прекратили заниматься фигней и закончили бы — он мог выдержать побои, — но это выдало бы игру. Поэтому, вместо этого, он поднял глаза со слезами на глазах, его нижняя губа дрожала, а изо рта текла кровь:

— Пожалуйста. Я ничего не сделал.

Офицер наклонился и посмотрел Джаксу в глаза:

— Нет смысла нам лгать. Это только начало. Если мне придется уйти без твоего признания, я вернусь с ножами и буду резать тебя, пока ты не заговоришь.

Джакс позволил слезам скрыть огонь внутри. Даже с половиной руки он мог бы достаточно легко убить самодовольного ублюдка:

— Я говорю вам правду. Я всего лишь продавец ковров. Я не хочу, чтобы вы причиняли мне боль, но я ничего не знаю о Ханран.

Офицер вздохнул и встал.

— Ты сказал, что мы арестовали его вместе с сыном? — спросил он одного из Черепов, говоря на эгриле.

— Да, сэр. Его сын внизу, в камере. Он тоже калека.

Офицер покачал головой:

— Клянусь Кейджем. Правда?

— Да, сэр, — ответил Череп. — Не может ходить.

— У нас что, закончились подходящие люди для ареста? — Офицер переключился обратно на джиан. — Верните этого в камеру. Приведите сына. И захватите с собой ножи. Мы сразу перейдем к делу.

— Нет, — взмолился Джекс. — Только не мой мальчик. Он ничего не сделал. Я ничего не сделал. Зачем вы это делаете?

— Потому что могу. — Офицер неприятно улыбнулся. — Уведите его.

Черепа расковали Джакса и вздернули его на ноги.

— Пожалуйста. Только не моего сына. Мы ничего не сделали. — Он начал сопротивляться. Не сражаться. Ещё нет. Он и раньше отправлял мужчин и женщин на смерть, наблюдал, как их убивают или калечат, и не задумывался дважды об этом, но с Кейном все было по-другому. Так было всегда. Если бы Джакс настоял на своем, мальчик никогда бы не последовал за ним в Шулка.

Удар в живот выбил воздух из его легких. Другой Череп ударил его в лицо. Они повалили его на пол, и посыпались удары ногами. Джекс скорчился, пытаясь защитить почки, голову, но даже двумя руками это мало чего дало бы. Они избивали его ботинками и кулаками, безжалостно.

— Хватит, — приказал офицер, и только тогда они остановились. Джакс сплюнул кровь на пол, попытался разглядеть что-нибудь сквозь полузакрытые глаза и поморщился, когда ушибленные ребра царапнули его легкие.

Черепа потащили его обратно в камеру.

— Отец! — закричал Кейн. — Что вы с ним сделали?

Они бросили его, схватили Кейна и исчезли прежде, чем Джакс успел перевернуться на спину.

— Будь сильным, сынок, — прошептал он.

Кто-то засмеялся. Парень. Джакс выпрямился, не обращая внимания на боль. Дрен очнулся и наблюдал за ним из угла камеры. Выглядел он ненамного лучше, чем чувствовал себя Джакс, но Джакс не испытывал к нему сочувствия. Парень должен был утонуть, как и предполагалось.

— Они здорово тебя отделали, старина, — сказал Дрен.

— Это ерунда. Это только начало. Мне предстоит пройти долгий путь, прежде чем все станет настолько плохо, насколько это возможно. Как и тебе. Помни об этом.

— Пошел ты нахуй. Ты не смог сломить меня. Эти ублюдки тоже не смогут.

— Все ломаются.

— Только не я.

— Посмотрим, каким ты будешь храбрым, когда они будут держать твой член в одной руке и мясницкий тесак в другой.

Это заставило парня замолчать, улыбка исчезла с его лица. Однако Джекс не почувствовал никакого удовлетворения, отправив его в нокаут. Как сказал Кейн, они все были в одинаковом дерьме.

— Послушай меня, пацан. — Джекс подошел, чтобы посмотреть парню в глаза.

— Что? — Дрен ответил ему взглядом сурового мужчины, все еще изображая из себя крутого бандита.

— Когда настанет твоя очередь, скажи им, что ты все это выдумал — что ты никого не знаешь в Ханран. Ты просто хотел доставить мне неприятности, потому что я поймал тебя на краже. Может быть, они нас отпустят. Может быть, они решат, что с нами не стоит возиться.

— Ты думаешь, это сработает?

— Кто знает, но это единственная карта, которой мы можем сыграть.

38

Тиннстра

Котеге

Тиннстра тряхнула Аасгода:

— Вы должны проснуться. Они нас нашли. Они нас нашли.

Аасгод застонал, его веки затрепетали, но он не проснулся.

— Что с ним? — спросила Зорика.

— Я думаю, он умирает, — ответила Тиннстра.

— Нет! — закричала Зорика. — Этого не может быть. Ты мне обещала.

Тиннстра порылся в его карманах и нашла два оставшихся флакона. Она открыла оба и влила их между его губ. Она не знала, принесет ли их магия какую-нибудь пользу, но других идей у нее не было.

Она ждала, понимая, как мало у них времени, молясь всем богам, чтобы Аасгод ожил, задвигался, но маг не шевелился.

Она снова посмотрела в окно. Черепа заняли позиции по всему двору, и еще больше направлялось к задней части Котеге. Скоро они окружат это место. Избранный поговорил с человеком с отвратительными существами, а затем указал на окно Тиннстры. Они знали, где находятся. Конечно, знали — это была единственная комната, в которой горел огонь.

— Нам нужно выбираться отсюда, — сказала Тиннстра Зорике, стараясь, чтобы ее голос не звучал оцепенело.