- Я думаю, что пойду куда-нибудь, - сказала она вслух, - даже если мне некуда идти.

Она схватила свой сиди-плеер и выскочила из комнаты. Когда она спускалась по широкой лестнице, статуи хмуро смотрели на нее, подсвеченные странными темными цветами из витражей. Она нахмурилась в ответ и показала одному из них палец. Хорошего тебе дня. На лестничной площадке ее рука ухватилась за резной ньюэльский столб; она заглянула в гостиную и увидела, что телевизор выключен. Она проверила кухню, кабинет и задний дворик, но не нашла никаких следов отца.

Хмм.

В прихожей вытирала пыль миссис Коннер. Отец Кэсси нанял ее в городе, чтобы содержать дом в чистоте. Она была милой, тихой женщиной с холмов. Вероятно, ей было за шестьдесят, но тяжелая работа на протяжении всей её жизни поддерживала ее в хорошей форме. Кэсси она нравилась; она никогда не пялилась на ее яркие волосы или темную готическую одежду, как большинство местных жителей. Правда, Кэсси не очень-то жаловала сына этой женщины, Джервиса, который приходил несколько раз в неделю убирать во дворе. Джервис был чистокровным деревенщиной, ему было лет двадцать пять, и он всегда был пьян. Он, как правило, смотрел на нее с похотливой ухмылкой, при этом постоянно поправляя своё хозяйство в штанах. Он был толстый и широкоплечий, он с удовольствием рассказывал ей неправдоподобные истории о местных убийствах, надеясь напугать ее. У него был брат, которого звали Тритт.

- У меня был брат, и его убил монстр в лесу, - рассказал он ей однажды.

- В смысле? - довольно грубо ответила Кэсси.

- Держись подальше от леса, девочка, если жизнь дорога, - oтветил он ей.

Кэсси рассмеялась.

Как ни трагично это было, но Джервис тоже потерял родного брата, Миссис Коннер рассказала ей однажды, что произошло на самом деле:

- Мой сын, Тритт, был не слишком сообразительным парнем. Однажды ночью он выпивал со своим другом, Дикки Кодиллом, по всей видимости, повздорил с ним, и в итоге они поубивали друг друга.

Во всяком случае, Джервис был тем ещё недоразвитым мудаком, но Кэсси полагала, что он при этом был обычным деревенским парнем.

- Доброе утро, мисс, - поздоровалась женщина, не поднимая глаз от пыли.

- Здравствуйте, миссис Коннер. Вы не видели моего отца?

Ее метелка из перьев указала на дверь.

- Перед домом, во дворе, куда-то собрался. Правда, не сказал, куда именно.

- Спасибо.

Ах, какая немногословная женщина.

Кэсси вышла через большую, освещенную резную парадную дверь, окаймленную высокими ионическими колоннами. Позднее утро тут же выдохнуло ей в лицо порыв влажного жара. Боже! Здесь жарче, чем в голландской печи! Когда она снова закрыла массивную входную дверь, ее внимание привлек странный молоток на центральной ручке который представлял из себя овал потускневшей бронзы, изображающий угрюмое полу сформированное лицо. С двумя глазами, без рта и каких-либо других черт. Вот уродство! - подумала Кэсси.

За портиком по мощеной дорожке вприпрыжку бежал ее отец.

- Привет, пап!

Он поднял руку в знак приветствия.

- Пока, пап.

Он обернулся, уже обливаясь потом от жары. Нелепая рыбацкая шляпа, казалось, была нахлобучена на его голову.

- Я иду к ручью, - крикнул он в ответ, размахивая складной удочкой.

- Деревенщины, наверно, писают в этот ручей, - пошутила она.

- Нет, судя по тому, что я вижу, они просто писают на улице. Я принеcу с собой кучу сомов, - oн помолчал, почесал в затылке. - Ты же умеешь готовить сома?

- Конечно. Я их приготовлю, но потрошить их будешь ты.

- Без проблем. Это заставит меня снова почувствовать себя адвокатом. Чем собираешься заняться сегодня, милая?

Она нахмурилась, глядя на отца.

- Мне скучно, так что я пойду прогуляюсь в город... в общем, буду скучать.

Он махнул рукой в сторону "Кадиллака".

- Возьми машину.

- Не, я лучше пройдусь.

- Это же десять миль!

- Три мили, папа. Я хочу пройтись пешком. Кроме того, моя хрупкая городская конституция жаждет всего этого застоявшегося, жгучего, кишащего комарами деревенского воздуха.

- Здесь здорово, правда? Лучше, чем в Вашингтоне с его бесконечными зданиями.

Она неодобрительно покосилась на него.

- Что это у тебя в верхнем кармане?

Он виновато прикрыл карман.

- Ничего... Мятные леденцы.

- Да, конечно, и я думаю, что Фрэнки поедет в Голливуд. Ты говорил мне, что бросил курить, папа. Двух сердечных приступов тебе недостаточно?

Он кашлянул в кулак.

- Слушай, я же больше не мучаю тебя из-за твоих волос цвета "Кул-Эйд" и одежды, украденной у Марлина Мэнсона. Так что не говори мне о нескольких выкуренных сигаретах в день.

- Хорошо, папа. Во-первых, Мэрилин Мэнсон. Во-вторых, на следующей неделе, когда твоя аорта взорвется, наткнувшись на пробку из холестериновых отложений, и ты упадешь, брыкаясь, задыхаясь и хватаясь за грудь, и твое сердце перестанет биться, потому что кровь больше не сможет попасть в него, ты будешь пускать пену изо рта, проглотишь свой язык, и твое лицо станет цвета свеклы, и ты, черт возьми, в конечном итоге умрешь... я наконец-таки унаследую твои денежки и этот дом...

Он широко улыбнулся и развел руками, как пророк перед паствой.

- Когда-нибудь, милая, все это будет твоим. Желаю хорошо провести время в городе!

- Пока.

Он заковылял вниз по тропе, спотыкаясь в своих неуклюжих болотных сапогах; Кэсси хихикнула ему вслед. Он такой придурок... но хороший придурок.

С тех пор как они переехали сюда, они оба изменились к лучшему. Больше никаких ужасных споров по поводу нонконформизма и причесок. Больше никаких скандалов по поводу ее черной одежды или его холодного консерватизма.

Я – все, что у него осталось, - поняла она, - и он – все, что у меня.

Кэсси редко чувствовала себя хорошо, но сейчас она искренне радовалась тому, как хорошо все шло. Он старательно пытался найти компромисс в их отношениях, что значительно облегчало ей задачу сделать то же самое. Каким бы честным ни был ее отец, он был хорошим человеком, и теперь он пытался привести себя в порядок ради них обоих. Она и Лисса ужасно винили его, когда их мать ушла; это была естественная преждевременная чрезмерная реакция. Папа проводил все время на работе, и ему больше не было дела ни до них, ни до мамы. Вот почему она ушла от них.

Правда заключалась в том, что ее мать была золотоискательницей из Верхнего города, и она оставила их всех ради другого – еще более богатого мужчины. Теперь Кэсси это понимала. Она только надеялась, что уход отца на пенсию поможет ему наконец стать счастливым. После трагедии в его жизни, он определенно заслужил этого.

Когда она сошла с парадных каменных ступеней, тень портика отступила. Сегодня она была одета довольно легко – прозрачный черный саронг, хлопчатобумажная майка и старые добрые шлепанцы, но уже через несколько минут на улице ее обдало жаром. Привыкай к этому, - сказала она себе. - Никогда в жизни не загорала, и вот мой шанс.

На полпути вниз по склону холма она оглянулась на дом. Он маячил перед ней, огромный, задумчивый и диккенсовский даже в ярком солнечном свете. Но она рассмеялась, взглянув на южное слуховое крыло: ее отец развесил нелепые таблички "Washington Redskins" во всех окнах, и еще одной неуместной штукой была ярко-белая тарелка спутникового телевидения на самом высоком парапете; ее отец мог жить без рутины большого города, но он не мог жить без спортивных каналов. Забавно, как он делал вид, что делает свою жизнь более скромной, как бы отказываясь от прежних привычек. Однажды он вернулся из магазина, где купил пакет сушеных бобов "Пинто".

- Всего тридцать пять центов за фунт, - похвастался он.

- Да, папа, - согласилась она, - ты действительно экономишь наш бюджет.

Затем раздался стук в дверь, и ее отец бросился прочь.

- Это грузовик компании FedEx. Я специально заказал свежие новозеландские хвосты омаров и осетровую икру...