Взглянув на часы, Лика сообразила, что уже можно звонить Юльке, наверняка, она уже отправила девчонок в детский сад, и теперь, с чистой совестью, можно обрушить на нее все свои переживания, рассказать, как круто с ней обошлась судьба. Она уже представляла, как умильно Юлька будет успокаивать ее, но и здесь ее ждал очередной облом. Когда она позвонила Юльке, оказалась, что ее подружка сейчас не дома, а на пути в парикмахерскую. И вообще Юлька очень удивилась, услышав голос подруги в такое время, когда она должна находиться в НИИ и общаться с мышами (у Юльки было такое представление о работе Лики в институте эпидемиологии).
– Привет, Лика, складывается впечатление, что у тебя институт закрыли. Ты же в это время вкалываешь, как сумасшедшая? Я, в кои-то веки, решила привести голову в порядок – покрасить, постричь и накрутить волосы. Надеюсь, ты не забыла, что у тебя – юбилей, вот к нему-то я и стараюсь. Лика, а у тебя часом не случилось ли чего, что-то мне твой голос не нравиться?
– Юль, я дома, меня уволили с работы. Ну, в общем, при встрече я все тебе подробно расскажу. Сейчас съезжу в банк, а потом я весь день буду дома, приезжай ко мне после салона, если у тебя нет больше никаких срочных дел.
– Ну, наконец-то, свершилось! Сколько раз я тебя уговаривала, бросить это занудство, видно, сверху высшие силы услышали мои призывы, и принудительно освободили тебя от этой тягомотины. Слушай, Лика, я уже подъехала к салону, сразу после него примчусь к тебе, это будет где-то часа через три.
– Хорошо, Юлек, я тебя жду, а пока тоже займусь делом, съезжу в банк.
Лика быстро оделась, легкий макияж – и вот она готова ехать в банк за миллионом для Игоря. В коридоре она переложила свои ключи из сумки, с которой ходила на работу, в модный рюкзачок от Шанель, взяла необходимые документы, туда же засунула свою пухлую папку вместе с ноутбуком, и поехала в банк. В НИИ с таким роскошным рюкзачком Лика ездить не решалась, слишком вызывающе дорогая вещь (от Светкиных расспросов не отделаешься). Этот подарок незадолго до своей смерти ей сделала Наталья Сергеевна, сказав, что, по случаю, удалось купить эту вещицу, хочет, чтобы и от нее у Лики осталась память.
– Как они все не понимают, что я и без всяких подарков буду всегда помнить и Наталью Сергеевну, и ее дочь – Екатерину Михайловну, мою вторую маму. Я буквально каждый день их вспоминаю, и мне так их не хватает, как мне хочется, чтобы они это знали!
Так с горечью думала Лика, отъезжая от дома. Быстро, сделав в банке все намеченное, на обратном пути к дому Лика заехала в кондитерскую, чтобы купить тортик и еще что-нибудь вкусненькое к Юлькиному приходу. Юлька – известная сладкоежка, но дома ей ничего не достается, все, что покупается из сладостей, она отдает своим девчонкам, таким же лакомкам, как и она. Поэтому Лика загрузилась по полной, чтобы Юльке было, что отнести домой своим маленьким сластенам. Все эти дела заняли у Лики около полутора часов, и она спешила домой, надеясь навести в квартире хотя бы минимальный порядок перед Юлькиным приходом.
Лика не отличалась хозяйственностью, так получилось, что во время становления характера девочки, Екатерина Михайловна оградила ее от всех домашних хлопот, не сформировав у падчерицы привычки заниматься хозяйственными делами. Лике все преподносилось на блюдечке с голубой каемочкой – и еда, и красивая, чистая одежда, и порядок, и уют дома. Правда, когда Лика осталась одна, она оказалась – не избалованной неженкой, а очень неприхотливой особой, совсем не вдающейся в премудрости домашнего быта, но и не требующей для себя тех же условий, в которых она выросла. Готовила себе то, что обычно готовят холостые мужчины – яичницу, в лучшем случае – омлет. В рабочие дни питалась в институтской столовой, а дома перехватывала, что придется, вернее, то, что покупала по дороге с работы в кулинарии.
Когда у Лики жил Игорь, он всячески пытался заинтересовать ее домашними делами. Он говорил, что готов разделить с ней все обязанности и по приготовлению пищи, и по уборке квартиры, и по закупке продуктов. Типа, давай, все вместе делать, это – и веселее, и опять же у нас будет общее дело, которое объединит нас, и мы станем настоящей семьей. Но не случилось, не удалось Игорю создать здоровую ячейку общества, не захотела Лика вместе стоять у плиты, вместе пылесосить, вместе убирать квартиру. Может быть, поэтому они и разошлись, чему Лика была несказанно рада.
Ее подружка Юлька сколько раз уговаривала Лику взять помощницу по хозяйству, которая и приготовит, и уберет, и позаботится о чистоте белья и одежды. Но Лика всегда упрямо отвергала этот совет, считая, что она сама прекрасно справляется со всеми делами. Ей вовсе не хотелось, чтобы какая-то посторонняя женщина мельтешила у нее перед глазами, прикасалась к ее вещам, придумывала, чем ей питаться. Особенно ей не хотелось, чтобы в ее квартире поселился посторонний запах. Как казалось Лике, квартира еще хранила запах духов Екатерины Михайловны, и это было ей особенно дорого.
Вообще у Лики с запахами была особая история. По-видимому, природа наделила ее особо острым обонянием, она людей запоминала, как ей казалось, больше не по внешнему виду, а по запаху, свойственному каждому человеку. Вот и с Игорем, как потом поняла, она рассталась вовсе не из-за расхождения взглядов на ведение домашнего хозяйства, а просто ее стал раздражать его запах. Нет, конечно, от него не воняло потом, наоборот, он был очень чистоплотным, без конца мылся, но безжалостно орошал себя мужскими дезодорантами и духами, а все просьбы Лики убавить это опрыскивание наталкивались на полное непонимание. Главным аргументом для него служило оправдание, что у него самая дорогая мужская косметика от Армани, на нее он, мол, тратит половину своей зарплаты.
Размышляя об этом, Лика не заметила, как добралась до дома. Когда Лика открывала дверь своей квартиры, она очень удивилась, ей казалось, что она закрыла дверь на оба замка, а оказалось, что дверь просто захлопнута.
– Что за чудеса, неужели я – такая растяпа, то ключи потеряю, то дверь не закрою, с досадой думала Лика.
На пороге в квартиру Лика в недоумении остановилась – в квартире она явно учуяла запах Филиппа.
– Похоже, я схожу с ума, мне уже и запахи стали мерещиться. Надо срочно успокоиться. Сегодня с Юлькой выпьем хорошего Бордо, надеюсь, это приведет мою нервную систему в порядок – рассуждала про себя Лика.
Она прошла в коридор, на комоде перед зеркалом стояла ее сумка, в которой утром она так тщетно искала дубликат ключей, сумка была раскрыта. Лика вспомнила, как утром она потрошила сумку. Вообще-то, ей было не понятно, даже немного тревожно, что за маниакальное желание возникло у нее – во чтобы-то ни стало, (вынь да положь) непременно обнаружить запасные ключи. Фантом утерянных ключей просто преследовал Лику. Ведь раньше она постоянно что-то теряла, причем даже более нужные вещи, и вовсе не волновалась, просто ругала себя за рассеянность. А тут зациклилась на такой ерунде, и вроде нервной никогда не была, а тут поди, как ее пробрало. Лика пришла к неутешительному выводу – она стала нервной дамочкой с тонкой душевной конструкцией. Поставив на себе такую печать, Лика решила закрыть сумку, которая ей уже вряд ли пригодится. Она дернула замок на молнии, и услышала, как что-то зазвенело внутри сумки.
– Что, за ерунда, как будто звенят ключи, нет, я точно схожу с ума, у меня еще и слуховые галлюцинации, мало того, что запахи мерещатся, так еще и звон ключей в ушах стоит! Выходит, мне срочно надо лечиться.
Лика силой дернула молнию, раскрыла сумку – в ней лежали ключи на брелоке из Англии – те самые, искомые ключи, спокойно лежали на дне одного из отделений злополучной сумки.
– Ну, а это просто фантасмагория, час от часу не легче. Теперь я вообще не знаю, как все это понимать! Кто со мной разыгрывает эту злую шутку? Неужели все это игра моего воспаленного ума, на который так фатально подействовало увольнение меня с работы? Да, недаром, я весь день думаю об этих, совсем не нужных мне ключах. А, может быть, наоборот, это – мне наказание за то, что я раньше все теряла – и легкомысленно не придавала даже серьезным потерям никакого значения.
