Перевожу взгляд на лощеное лицо своей свекрови и в упор задаю вопрос. Больше не хочу убегать ни от чего, розовые очки сломаны, а надежд не осталось:

– Я вас слушаю, Марта Романовна, о чем же таком важном вы хотели со мной поговорить, когда вашего сына нет дома…

Даю понять, что я не совсем дура и понимаю, почему моя драгоценная в буквальном смысле, судя по количеству бриллиантов, которые она меняет все время, свекровь решила наведаться ко мне, когда моего вечного защитника нет дома…

Да, как это ни странно, еще до этого утра Михаил был надежной стеной и защитой, он никогда не давал меня в обиду и муштровал мать так, что она боялась мне слово не так сказать, приходилось ей желчь сцеживать, грамотно балансируя на интонациях и полунамеках.

– Яночка, а ты, смотрю, зубками обзавелась, ну-ну…

Так и хочется сказать, что учителя хорошие были, но я молчу, а самой так и хочется пойти к родной душе, к маме, прижаться к груди и выплакаться, рассказать обо всем, о горестях и терзаниях, но мама с папой далеко, они верят в мое счастье и нарадоваться на Михаила не могут…

Мой муж покорил их сердца своими поступками, уверенными словами, Михаил вообще никого не оставляет равнодушным, вот и Тиночку болотную, видно, тоже покорил так, что она на его столе оказалась с задранной юбкой…

Гашу в себе чувства. Но они не желают успокаиваться. Мое душевное состояние напоминает бурю в стакане. Мой муж размешал и разболтал все так, что я в себя прийти не могу…

– Марта Романовна, я ничем не обзавелась, я все такая же и не меняюсь.

Отвечаю нейтрально и свекровь сжимает свои и без того узковатые губы, а я смотрю в ее лицо и вообще не понимаю, как Михаил может быть настолько не похожим на эту чопорную сухую женщину.

– Да в том то и проблема, дорогая моя. Ты не меняешься. Все там же, застывшая словно, а жизнь… она вперед идет. Мишенька мой каких высот добивается. А ведь у отца ни копейки не взял, связями Димы ни разу не воспользовался. Все сам. Всегда сам. Никогда нас не слушал. А я знала, что такая его независимость до добра не доведет. Стольких девушек ему сватали, да ему пальцем ткнуть, и любая ляжет, а он тебя выбрал… Против воли нашей пошел и вот… ты сделала моего сына абсолютно несчастным…

Застываю на месте от подобного заявления. Распахиваю глаза и смотрю на свекровь.

– Да-да, дорогая моя, я ведь мать и мне виднее. Сердце материнское не обмануть. А ты пока этого не понимаешь, да и вопрос, сможешь ли когда-нибудь понять…

Тонко и филигранно госпожа Воронова играет на моей ране, добавляет соли…

Холеное лицо этой женщины выражает даже сочувствие. Лживое.

– Зачем вы пришли сюда? – не выдерживаю и задаю свой вопрос. Руки трястись начинают и я обнимаю свою чашку ладонями, пытаюсь согреться, но внутри меня словно лед разрастается.

Кривит свои алые губы. Презрительно так.

– Я пришла в дом своего сына. Все же я – мать. И цель у меня, дорогая моя Яночка, поговорить с тобой. Вразумить тебя! Все же ты должна любить моего сына, а когда любишь, желаешь лучшего человеку, к которому не безразличен!

Выдает высокопарно. И делает глоток чая.

– Ты пей, Яночка, хороший у тебя чай, тонизирующий.

Выдает скупо, а я действительно делаю глоток, но не потому, что свекровушка обо мне заботится и я к ее совету прислушиваюсь, а просто наполняю рот водой, чтобы лишнего не сказать и не послать маман с сыночком куда подальше.

Мне становится жутко интересно, что за речь приготовила эта чужая женщина для нелюбимой невестки. На какие точки собирается нажимать и в голове проскальзывает мысль – как же счастлива была бы моя свекровь, узнай, что я застала Михаила в объятиях Тиночки, которую так сватала ему маман в свое время…

Поэтому делаю осторожные глотки горячего чая, но мне этого оказывается мало, и я добавляю в него несколько ложек сахара и размешиваю под скептичным и неодобрительным взглядом свекрови.

Вкус становится лучше, отходит определенная вязкость, которую я ощущаю мельком, все же все мое внимание нацелено на свекровь.

– Что вы от меня хотите? – задаю вопрос и делаю еще один глоток приторно-сладкого пойла. Самое то, когда жизнь отдает горечью.

– Разве не ясно?! Я хочу именно того, чего желала с первой секунды, как увидела тебя! Хочу, чтобы ты оставила в покое моего сына! Хочу, чтобы не портила ему жизнь! Михаилу прочат политическую карьеру! Ты понимаешь, что это?! Он не просто бизнесмен, он лидер! А ты… ты ему помешаешь!

Отчего-то улыбка зажигается на моих губах.

– И чем же, по вашему мнению, я мешаю Михаилу?

Вскидываю бровь. Забавлять меня ситуация начинает. Тянет расхохотаться. Громко. Весело. Истерично. Наверное, я все же зависла в секунде от нервного срыва, когда организм дает странные реакции на ситуацию, в которой оказался…

Но моя свекровь не замечает моего состояния, продолжает газовать.

– Для политика важна семья! Опора! Тыл! А что можешь ему дать ты, если даже забеременеть не в состоянии?!

Слова, бьющие наотмашь. Ударяющие в солнечное сплетение и заставляющие дернуться, как от пощечины.

– Не в состоянии… – повторяю ее же слова. Ровно так же, как и сегодня Михаил повторял за мной, но свекровь не дает сфокусироваться на этой мысли, распаляется и идет в наступление.

– Михаил наш единственный сын! Наша отрада! Надежда! Он великолепный стратег, лидер, редкий человек и я это говорю не потому, что он мой сын. Просто он всегда. С самого детства был сам по себе. Ставил цели и достигал. Это иногда доходило до абсурда, когда он бил по груше столько, что ломал руку и продолжал. Понимаешь?! Была цель победить, и он ее реализовывал, несмотря на то, что несет физический урон, он боли не боится, упрется и будет идти до последнего, не ощущая, что убивает себя, свое будущее… Шел напролом. Он не знает слова «нет». Так и с тобой! Миша решил, что ты станешь его женой, выбрал и так и случилось, но ты… ты ему не подходишь… ты – балласт! Женщина, которая не родит мне внука, не даст продолжение роду! Ты его околдовала! Иначе как… как он мог выбрать такую, как ты?! Пустую и бесплодную! Ты должна отпустить его! Сама уйти! Тогда… тогда Миша отпустит. Он гордый. Отпусти его, Яна, дай ему шанс на нормальную жизнь!

– Хватит! – вскакиваю со стула и опираюсь о стойку, на мгновение меня ведет. – Хватит, Марта Романовна! Убирайтесь отсюда! Убирайтесь! Видеть вас не могу!

Тоже встает и опирается о стол руками, копирует мой жест.

– Почему же, Яночка?! Правда глаза колет, да? Хорошо устроилась на шее у Миши и ножки свесила. Оставь его в покое! Отпусти его! Перестань ломать ему жизнь! С дороги уйди! Михаилу нужны дети, ему семья нужна, а не девка без роду, без племени! Неужели ты не видишь, что он живет с тобой из жалости?

Перед глазами начинают плясать пятна. Моргаю. Сильнее сжимаю угол столешницы. Плохо становится. Накатывает слабость, но я все же фокусирую взгляд на лице свекрови и спрашиваю:

– Что значит, из жалости?!

– А ты не знаешь?! Да то и значит! Жалко ему тебя с твоими вечными соплями! Жалко! – повторяет по слогам…

А мне вдруг начинает казаться, что в очередной раз, когда мамочка допекала моего мужа и просила бросить меня, он мог и сказать… сказать, что жалеет меня, что не бросает из жалости свою бесплодную жену с изъяном, не смогшую зачать…

Комната начинает вертеться перед глазами, накатывают тошнота и слабость…

Кажется, что я сейчас просто в обморок упаду. Дышу через нос. Пытаюсь фокусировать взгляд, но не получается, все расплывается.

– Яна… Яна… – слышу голос свекрови.

Даже ответить не могу.

– Тебе что, плохо? Ты побледнела…

Не реагирую на ее вопросы, слышала, что у беременных бывают обмороки, но мое состояние какое-то пограничное. Мир не меркнет перед глазами и я не проваливаюсь в темноту.

– Яночка… я… подожди… я… сейчас…

В губы ударяет стакан.

– Попей водички, полегчает…

Совершаю на автомате глотательные движения, но облегчения не приходит. Ощущаю руки свекрови на своих плечах…