Юлия Цвяк
Тебя обнимет ветер: истории старухи Ойнур. Для тех, кто ищет тепло и надежду
Все права защищены.
Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
© Юлия Цвяк, 2024
© Оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2024
* * *
1. О том, что все рассказанное – выдумка, все услышанное – правда
икто точно не знает, когда Ойнур появилась в наших краях. Кажется, она была тут всегда. Но вот слушаешь ее рассказы о жизни на севере и посреди степей и невольно задаешься вопросом: «Сколько же лет этой старухе?»
Взрослые так и звали ее между собой – старуха Ойнур. А она и не обижалась. Смеялась и приговаривала, что нет ничего лучше, чем когда тебя тобой называют.
Тридцать лет спустя я решила навестить родную деревню. Завидев на дороге танцующую походку, ни на минуту не усомнилась, что передо мной она, та самая бабушка Аюна. Так ее звали мы, дети. А она и не обижалась. Смеялась и приговаривала, что дети знают куда больше, и нет ничего лучше, чем быть названной так, как видят детские глаза. Но все и так знали, что Аюна – хранительница этих мест, как мать-медведица, присматривающая за всеми.
Я предложила подвезти ее до деревни.
– Когда буду такая же старая, как и ты, тогда, может, и соглашусь. А ну вылезай, Цветочек, станцуй-ка лучше со мной.
– Вы меня помните?
– Чего ж не помнить, вон твоим платьем цветочным у бабки до сих пор горшок на заборе подвязан. Ну что, станцуешь со старухой? – как и тридцать лет назад хитро щурилась она.
И как тут можно было отказать. Если честно, и ехала, надеясь в душе, что она еще жива и по-прежнему рассказывает свои истории и небылицы. Байки иногда строгой и поучающей старухи Ойнур, выдумки немного сказочной и ласковой бабушки Аюны. Каждая из которых про нее и про того, кому она рассказывается. Не знаю, как у нее это получается. Сама она, как всегда, улыбается и отвечает:
– Все рассказанное – выдумка, все услышанное – правда.
2. Про костяной гребень, послушных девок и дурных баб
аждый вечер старуха Ойнур доставала большой костяной гребень, подходила к окну и расчесывала седые волосы. По тому, сколько волос оставалось на гребне, можно было судить, сколько лишних мыслей за день надумано. Поэтому она никогда не огорчалась: «Это не волос стало меньше, это дурь моя, старья, вылезла».
– Почему у окна?
– Так ведь при луне и окно все одно, что зеркало. Перед зеркалом себе еще можешь соврать, а под луной не выйдет. Она все запомнит.
Старики, кто еще говорил на наречии, знали, что Ойнур – луноликая. Потому, кто хотел правды о себе, распутать мысли или дело какое, приходили к ней, бывало, по вечерам и отдавали свои гребни.
– Ну чеши, Ойнур.
И она расчесывала, напевая. Правда, мало кто уже мог разобрать те песни. Убаюкивала. Гладила по голове и укладывала на своих перинах до утра.
Когда мы были детьми, она плела нам косы и матерей наших учила:
– Ты, как плетешь, с каждой прядью приговаривай, наставляй. Какую дочь через десять лет хочешь, какой судьбы ей желаешь, вот так и плети. Помни, не косу плетешь, а дитя пестуешь. Живости мало, дай вихрам да космам погулять слегка. А усмирить надобно, так потуже затяни. Да смотри не перестарайся. Всем послушная девка – себе дурная баба.
3. У рождающегося всегда есть силы родиться
етыре раза в год вся деревня собиралась на праздники, которых не найти в городских календарях.
– Потому что есть вещи, какими заведуют только земля и небо, – говорила Ойнур. – Колесо все время крутится, и ты можешь ступать с ним и праздновать. Или стоять столбом да заваливаться на каждом повороте оси.
Так встречали времена года, приход которых никогда не совпадал с первым днем зимы или осени. Природа за календарем не следит – это знал каждый ребенок, потому что за ней, природой, присматривала Ойнур.
– Каждому делу свое время: и весенней дерзости с ее желанием жизни, и летней радости, и осенней печали. А еще есть время Духа, когда вся твоя работа – знать себя да свои подземные воды. Чтоб не застывали под землей и зимней стужей.
В тот год весна пожаловала рано. Снег почти сошел, птицы хороводили в каждом дворе, а праздник никак не готовился. Весенние гуляния всегда были долгожданными, потому что дарили новую надежду.
– Апа, может, пораньше гульнем, раз земля так разошлась в этот раз? – спросил сосед, завидев Ойнур на дороге.
– Не спеши, Канык, не уважишь зиму – весне не угодишь. Дай рождающемуся сил самому родиться, нагуляешься еще.
Позже вечером мы с Ойнур готовили дом к празднику, и она рассказывала, как весной небо касается земли.
– Солнце уже манит, да и небо спускается, но земля тоже должна проснуться. Ежели некому принимать тепло и отдавать его на новые всходы, ничего не родится. Они сами уладят, природа и в нас так живет, во всем мужском и во всем женском. Просто наблюдай, а еще лучше – чувствуй. И услышишь, когда время праздновать. Есть вещи, какими заведуют только земля и небо.
4. Про смех и живое
аз в несколько месяцев, обычно под конец сезона, когда основные работы уже сделаны и все готовится к обновлению, старшие женщины нашей деревни собирались у старухи Ойнур. Нас на такие встречи не пускали. Но в теплое время, бывало, они уходили в лес, и мы могли украдкой, пробираясь сквозь кусты, заглядывать в этот мир.
Нет, там не было никакой магии. Хотя…
То были встречи смеха. Не сдержанного хихиканья, а нутряного женского хохота. Женщины собирались и рассказывали разные истории. Курьезные и сальные, те, что не принято и не положено произносить вслух. Или, наоборот, трудные, тоскливые. Расскажешь такую, а другие вывернут ее наизнанку, да разом и весь мир с тем опрокинут. Так что невольно посмеешься над самой собой.
Иногда они гурьбой вываливались во двор и плясали кто во что горазд, распевая частушки. Дурачились, как малы дети. Со стороны походило на обряд из другого мира, который с каждым смешком проникал в деревню.
– Потому и собирались только бабами. Детский, девичий смех – он другой. Невинный, ему еще свою дорогу пройти. А это – смех старух, которые уже выплакали свое, перестали бороться, он внутри каждой есть. Иногда и в слезах можно до смеха дойти. И смехом до слез. Вот тогда-то и начинается настоящая волшба.
Смех – он лучший лекарь. Все залечить может. И если кто-то умеет смеяться до слез, будь уверена, он живой. Тогда-то жизнь и вылезает наружу. Ее уже ничем не убьешь. Она сама умрет, когда ей время будет. Потому и мужики не противятся, отпуская жен ко мне. Знают, что смеющаяся жена – живая, с ней потом все пережить можно.