Вот, к примеру, мой Курочкин, мой Петушок всё грозится, да грозится, уже как будто и не шутя: напишу, мол, да напишу про похождения железного клона в сапогах. Да, ещё и повыведу всех на чистую воду. Вон даже как?! Кого это он повыведет?! Да этот мой Петушок просто опасен становится. Ещё один гений чёртов нашёлся, выкормил на свою голову. Кусает выкормившую его руку. Столько рубцов наделал! Пора подтянуть цепь, что-то уж больно отпустилась!
Да и вообще – не слишком ли их много осталось на одном квадратном метре, этих моих зажравшихся гениев?! Куда ни плюнь, везде гении. Начиная с меня. Всё информационное поле забили своими полудохлыми тараканами! А работать кто будет?! Вдруг и впрямь, эта изменная душа Петька уже пишет свои подмётные признания о моём величайшем прорыве?! В Плохиши генеральные, в суверенные хомозавры метит, очкарик, на свадьбу с Танькой гонорар себе нарабатывает. Наверняка немалый куш мой конкурент отвалит за те иудины мемуары. Нет-нет, пора. Самое время и петушка в суп отправлять. Чувствую, пока не накосячил чего по-крупному. Или уже напортачил?! То-то глазами избегает встречаться. Фигу ему, а не свадьбу. Геть с моего квадратного метра! Раскукарекался, нахал!
А Лукич таки помер. Вновь прошла такая настойчивая информация. Если, конечно, ей верить, то вроде бы на этот раз реально, конкретно помер старикан, без всяких шуток и прикалываний. Вывалился из борозды старый конь, предварительно изрядно её мне изгадив. Подобрал кто-то ключи к нему, а к чему не подобрал, то так взломал – что без остатка вышло. Завладел им, как хотел, и уж конечно же – исключительно через его несгибаемую волю к удовольствиям.
В принципе, вполне может статься и так, что во всех моих усложнившихся проблемах Лукич в итоге окажется и не совсем при чём. Не удивлюсь и тому, если он никого не сдавал и даже не продавал. Да и в бомжи пошёл, если он туда всё-таки пошёл, в это странное и зловещее сообщество, чуть не сказал братство, – как и все в этой стране уходят туда, от слишком «хорошей» жизни, которая уготована всякому кто с совестью и с головой. Как там у Пушкина? «Догадал же меня чёрт родиться здесь с душой и талантом!».
Борозду старый конь по любому – злонамеренно или случайно – но и вправду всё-таки повредил изрядно. Вроде и неглубоко взял, да всё равно свихнул непонятно в какую сторону. Врут старые приметы, врут. Все это знают. Поэтому старых коней никуда и не берут на работу. А зачем?! Чтобы наверняка в засаду попасть?!
Однако и тут, во внезапной, так сказать, смерти Лукича, тоже, оказывается, появляется проблема. Потому что всё равно как-то странно отдал концы любимый аксакал, наш старый пердун, непредсказуемо сорвавшись с цепи. Нам позвонили из морга психбольницы, сообщили, что он неделю там пролежал, пока не опознали, и то случаем. Интересно только, каким таким случаем? Его же никто не знал, как нашего сотрудника, и не мог знать. Спрашивали, не известно ли нам часом, что это за странные маленькие приборчики в виде энцефалографических присосок на нём были. Вон даже как!.. У меня вмиг захолодело под сердцем. Значит, всё-таки выдоили старика, отжали его самый ценный миллиграмм и выбросили. Мы ответили, что это наша аппаратура, попросили срочно вернуть. Пообещали, надо так надо, вёрнём.
На всякий случай я послал за ними Пиончикова, нет, не Петушка. Теперь так надёжнее. Если это всё же правда, посмотрим на способ, с помощью которого сбежавшим престарелым зомби управляли. А то и нами самими рулили, что вовсе не исключено. Интересно только – как конкретно. Из трупохранилища того спрашивали также, а не будет ли тогда наша фирма участвовать в погребении. Будет, но только финансово, великодушно решил я, поскольку людей отвлекать сейчас никак не могу. От готового продукта ни на шаг отойти не в состоянии. Его же ещё в действие запускать, условную пуповину перерезать, цифровой парашют раскрывать, раскручивать на первых витках, а кому это делать, если всех на кладбище отправлю?! Рановато им туда, рановато. Чуть позже – с превеликим удовольствием.
Но этого я тупым трупорезам из дурки, конечно, не объяснял и вообще никому ничего такого не говорил. Просто подумал так.
Пиончиков вернулся и доложил, что тело ему так и не показали. И вообще такого в наличии не имеется. Как-то странно и холодно обошлись, постаравшись побыстрее распрощаться. Даже в глаза не посмотрели. У меня под сердцем заныло от предчувствия. Даже для дурки, где крыши у всех по определению набекрень, всё это выглядит очень и очень странно.
Естественно, волшебники в белых халатах не вернули нам никаких энцефалографических присосок, якобы содранных с черепа неуловимого дедули. Развели руками – не знаем, мол, кто вам такое сообщал. Вывод остаётся единственным: против нас применили элементарный боковик, кликбейт, преднамеренный увод внимания в сторону. Видимо, сами те присоски нам и звонили. А потом быстро-быстро свернулись и ушли огородами к Котовскому. Ищи теперь свищи.
На очевидного изменника Лукича зла уже не держал. Всё-таки мужик неплохой был, дедка-ёжка нашей кластерской революции, комсомолист недорезанный, при всей его ущемлённости зелёным змием с неугасимо горящими трубами, и даже с учётом того, что он теперь уже наверняка меня кому-то сдал. Разумеется, по неизбывной доброте душевной.
Человек-то всегда слаб, а уж наш особенно. Лучше бы старичок по девкам таскался, подлинную затаённость свою сублимировал, миллиграммами последними с ними делился.
Ладно, бог с ним, помер или сбежал окончательно, когда-то это непременно раскроется.
Поэтому даже сейчас я ему всё прощаю, всё-всё. Пусть с богом тем самым, якобы стерегшим каждый последний волосик на его голове, теперь уходит в свой камышовый рай или в сад Гефсиманский с тридцатью серебрениками под мышкой навстречу иной неотвратимой погибели, заслужил, чего уж.
Все мы достойны своего финала, все!.. Кроме, разве что, Кластера, единственного всечеловеческого включателя-выключателя, выразителя идеи существования рода двуногих во Вселенной. Но и тот, предчувствую, тварь ещё та получится. Его же ещё объезжать придётся, усмирять. Чувствую, не один раз сбросит башкой об камень, пока не укрощу.
Владимиру Мартиновичу, видимо, совсем надоело к нам летать. Он же не дельтаплан на птеродактильском приводе, как я всё ещё надеюсь. Всё же накладно руководить операцией на таком расстоянии. Или же разочаровался и махнул на нас рукой, как на явно запоровших великое дело. В таком случае с его подачи всех нас постепенно спишут ясно куда. Конкурент Борману, обещанный его сменщик, кстати, так до сих пор и не обнаружился. Хотя по всему чувствуется, что всё равно объявится. Да ещё и какую-нибудь неподъёмную предъяву выкатит. Как только получим готовый продукт, так сразу и пожалует, красавчик, лавры с бабками делить, точнее, забирать не своё. Встанет он тогда над нами во весь свой карликовый рост и скажет с безапелляционной уверенностью властвующего недоумка: «А вас тут и не стояло! Это я всё сделал! Замучаетесь теперь пыль за мной глотать!».
Изменилось всё и все. Порой дико и до неузнаваемости. Все всему конкретно изменяют и ещё бесконечное число раз изменят. Серебреников давно на всех не хватает, а всё равно прут и прут, словно на нерест. В последнее время даже и я изменил, но лишь один раз и пока только своим потёртым джинсам, тем самым, в которых ещё недавно перед леди Ксю щеголял и в которых так неистово билось, стукотало моё горячее сердце. Хватит, добилось, достучалось. Хожу теперь от греха подальше – в костюме, галстуке, на всех хмурю начальственные бровки, слова человечьего вымолвить не могу, вылитый правитель. Ни у кого из моих подмастерьев с этих пор язык не поворачивается обратиться к своему грозному и бессердечному шефу на «ты». Да и вообще что-либо не то сказать. Просто не знаю, что на меня стало находить.
