Напевшись и насмеявшись до хрипоты, Финн и Эшлин улеглись, глядя на костер и слушая Джея и Дайда, игравших для собственного удовольствия. Все подтянулись поближе, ибо два друга творили своей музыкой истинное волшебство, от которого у Финн защипало в глазах, а сердце переполнила какая-то непонятная щемящая тоска. Дайд отложил гитару и взялся за маленький кларзах, усевшись на поваленный древесный ствол и положив его на колени. Джей стоял — высокая худая тень в ночи, со скрипкой, поднятой к подбородку, раскачиваясь и изгибаясь, и его смычок вдохновенно летал над струнами.
Когда они наконец закончили и все стали укладываться, Финн сказала Джею совсем тихо:
— В твоих пальцах всегда скрывалась магия, Джей, но я клянусь, что сегодня ты играл лучше, чем все, кого я когда-либо слышала.
— Спасибо, — сказал он тихо и просто. — Это все моя viola d'amore. У нее очень запоминающийся голос, правда? Ты знаешь, что ее сделала сама Гвиневера Ник-Синн? Энит говорит, что это одно из величайших сокровищ клана Мак-Синнов, и оно никогда не должно было попасть в чужие руки. Но то, что однажды подарено, нельзя отобрать, так что теперь она моя. Я каждый день благодарю за нее Эйя.
Он нежно прижал к себе прекрасную виолу, легонько пробежав пальцами по грифу, вырезанному в форме стройной женщины с завязанными глазами. Финн почувствовала укол ревности, но сказала искренне:
— Да, у нее поистине прекрасный голос. Но дело не только в ней, Джей. Дело и в тебе тоже. Ты настоящий чародей.
— Большое тебе спасибо, — отозвался он смущенно. — Мне повезло, что меня учит Энит, она самый великий музыкант, какого я когда-либо знал. Пусть она даже всего лишь старая цыганка, как когда-то сказал Диллон. — В его голосе прозвучала горечь.
— Ой, да Паршивый только и умел, что приказы раздавать. Что он понимает? — беспечно отмахнулась Финн. — Я считаю, что Энит просто восхитительна.
Следующие несколько дней волнистая голубая линия холмов почти не приблизилась, оставаясь все так же далеко на горизонте, поскольку труппа преодолевала едва ли больше двадцати миль в день. В Тирейче было мало дорог, а лошади везли тяжелую поклажу, так что им приходилось часто давать отдых. Финн проводила большую часть времени с Дональдом на охоте, в результате чего стала действительно меткой и быстрой, а вечерами пела вместе с циркачами у костра и тренировалась в хождении по канату. Для Финн это были очень счастливые дни, и она наслаждалась свободой.
Постепенно холмы, маячившие на горизонте, стали более крутыми и темными, а продвижение каравана замедлилось по мере того, как холмистые равнины перешли в предгорья. Труппа дала представление еще перед одним караваном всадников, и плата, полученная за это выступление, существенно пополнила их запасы. На следующее утро они добрались до тракта и начали восхождение на Белочубые Горы.
Дорога петляла, проложенная таким образом, чтобы подъем был не слишком крутым. Повсюду были видны следы недавнего ремонта, а вдоль дороги им встретилось несколько постоялых дворов, где путники могли остановиться на ночлег. В одном из них Морреллу удалось получить плату за представление беконом и виски, чему он был несказанно рад.
Дорога была оживленной, и они встречали много купцов с обозами, груженными лесом, тканями, пряностями, стеклянной посудой и мешками с зерном. Все они направлялись на запад и с жадностью выспрашивали о новостях из Рураха и Шантана, качая головами, когда узнавали о том, что Фэйрги пробрались уже до пятого озера. Некоторые беспокоились, не вернуться ли им назад, но в конце концов все же продолжали путь, не желая упускать прибыль. Циркачи играли перед всеми, получая разнообразную плату от клетки с живыми цыплятами до новых украшенных чеканкой ножен для палаша Моррелла.
Потом на несколько дней зарядили дожди, и они шагали, страдальчески вжав головы в плечи, мокрые до нитки. Девушки спали в фургоне, пытаясь найти место, чтобы вытянуться среди бочонков с виски и элем, жестянок с чаем, медом и сушеными фруктами, ящиков с музыкальными инструментами, мешков с овсом и мукой, копченых окороков, связок сухих трав и латаных-перелатанных костюмов, висящих на крючках. Финн даже начала думать, что жизнь банприоннсы была совсем не такой ужасной; по крайней мере, у нее был замок, в котором можно было укрыться от дождя.
Потом сквозь облака показалась уродливая вершина пика Кэйрнкросс. Дорога поднималась все круче, и они повели лошадей в поводу, чтобы не обременять их еще и весом возницы. Временами тропинка становилась такой узкой, что рядом с фургоном нельзя было пройти, чтобы не свалиться в зиявшую сбоку бездну, дно которой скрывалось в тумане. С другой стороны возвышалась огромная скала, ровная, точно стена. Они не могли остановиться, поэтому продолжили путь даже в темноте, с факелами в руках. Возглавил шествие остроглазый клюрикон. Наконец дорога расширилась, выведя их на плато. Они наспех разбили лагерь, поужинали хлебом с беконом прямо на ходу, укутывая дрожащих потных лошадей в попоны и подпирая колеса фургонов камнями, чтобы ночью они не скатились в пропасть.
За ночь дождь прошел. Они проснулись ясным прохладным утром в тени пика Кэйрнкросс, нависавшего прямо над ними. На одном краю плато возвышалась пирамида из камней, полностью покрытая мхом. На ее вершине была установлена высокая каменная колонна, увенчанная пересеченным кругом, священным символом Шабаша. На камне колонны под словами «Здесь погибли многие сторонники Мак-Кьюинна, Хартли Исследователя, в Битве при перевале Огра в году 106. Да хранит Эйя детей ее» был высечен длинный перечень имен.
Надпись явно была обновлена совсем недавно и легко читалась. Финн вздрогнула и взглянула на узкий проход, пробитый у основания огромного пика.
— Думаете, здесь еще остались огры? — с тревогой спросила она.
— Я слышал, что тем, кто ремонтировал дорогу, пришлось убить нескольких, — отозвался Моррелл, на этот раз без улыбки. — Но никто из купцов, с которыми мы разговаривали в дороге, не видел ни одного, Финн, так что не стоит беспокоиться.
— Я ни разу не видел огра, — сказал Джей. — Они действительно такие ужасные, как рассказывают?
Дайд хмуро кивнул, запрягая в фургон свою сильную серую кобылу. Они не стали задерживаться, чтобы приготовить еду, прямо на ходу перекусив черствыми лепешками с медом. Со всех сторон уходили вверх скалы, холодные и темные, словно стены тюрьмы. Высоко над их головами белело небо, с которого точно слиняли все краски. Потом тьма расступилась, и их глазам открылась захватывающая дух картина: остроконечные пики и зеленые долины, пересеченные извилистыми реками, поблескивавшими вдали серебристой ртутью. В небе парил дракон, и Брангин, никогда раньше не видевшая ни одного из этих существ, вскрикнула от ужаса. Но для Финн это стало поводом еще раз похвастаться своей дружбой с Изабо и Изолт Ник-Фэйген, которые летали на драконах, а Дайд рассказал о том, как познакомился с Изабо, и как она изменила результат партии в кости в трактире, указав на кости пальцем. Моррелл рассмеялся.
— Я потерял бы все до последнего пенни, если бы не она. До чего же она была живая и хорошенькая!
— Я никогда до того не видел ведьму, — продолжал Дайд. — Меня поразила мысль, что кто-то может перевернуть пару костей одной лишь силой мысли. Я знал, что моя бабушка умеет пением созвать птиц к себе на колени, а папа знает лошадиное слово, но я же с этим вырос и не видел в этом совершенно никакой магии. Только после встречи с Изабо мне захотелось самому делать такие вещи, и я стал пробовать, а потом мы прятали у себя моего хозяина, и он научил меня всему, что умел сам.
— А умел он, надо сказать, совсем немного, поскольку тогда был еще мальчишкой, — саркастически заметил Моррелл.
— Вы говорите о Лахлане, то есть о Его Высочестве? — спросила Финн, и ее каре-зеленые глаза загорелись любопытством. Дайд кивнул, и она — тут же спросила: — А почему ты зовешь его хозяином?
— Потому что это действительно так, — спокойно ответил Дайд. — Я поклялся служить ему, когда мне было всего девять, и обещал, что помогу свергнуть Колдунью и вернуть себе законное место. Это заняло еще девять лет, но в конце концов мы все-таки добились своего.
