То, что было вчера действительно было необычно, но стоит ли его посвящать в происходящее? Может не во все, но что-нибудь, да следует рассказать. В конце концов он ее брат. Забытый веками и временем, похороненный в глубине летних воспоминаний, накрытых мшистой поверхностью многолетнего колышущегося поля.

– Да так, мысли. Знаешь, у тебя создавалось ощущение, словно в твоей голове существуют мысли, а помимо них, некоторые обрели свой разум, думы и голоса, и они разговаривают с тобой, когда хотят говорить и молчат, когда захотят. Появляются и уходят. Общаются между собой, будто это не они у тебя в голове, а ты их подслушиваешь. А потом они так же исчезают, словно их и не было.

Чашка стукнула по столу, разинув пасть, выдыхая яростный пар. На нее смотрели все те же серые глаза, уставшие от глуповатых людей, всюду встречающихся на пути, не дающих проходу и несущих всякий вздор. Уставших от людей, просящих о помощи, просящих совета, вечно роняющих «извините!» или «здравствуйте!» Те глаза, что она видит все четыре года. Глаза, которые когда-то были ясного голубого цвета, как горный ручей, как небо на рассвете летнего утра, как сияние августовских звезд в небе и они так же заставляли соглашаться на авантюру любого, кто в них посмотрит.

– Может, следует сходить к лекарю?

Что же, Тот есть Тот. Хоть он и понял некоторые важные вещи и решил меняться, себя он не поменяет.

– Я серьезно, – стул медленно прошуршал по полу. Грея руки о глиняную чашку он задумался. – это может быть недуг.

– Ага, – тарелка полетела в раковину. Встряхнув красную юбку, девочка взбежала по лестнице. – и твои мертвые лишь воображение! – голос донесся до кухни и стих.

В ответ им послышался шумный вздох. Торба перебралась, уложив все что нужно Кейсп схватила зеленоватый плащ, из шкафа вытащила клетчатый шарфик и кое-как нацепив все, спустилась по лестнице.

– Будь осторожнее.

С шорохом закрылась дверь.

– Буду.

Пушинки снега осели на нетронутой листве и еще тепловатый ветер нес их то поднимая, то опуская, то кружа. Он нес их по лесу, словно устроив экскурсию в неизведанные ныне края. Но на ветках еще оставались пушистой гривой желтые листья, враждующие с вечнозелеными иглами елей, объятых пушинками первого снега. И желтый, отряхиваясь от снежинок, грозил спокойным елям. Они еще услышат солнце, пение синиц на заре, проклевывающуюся шерсть сухой травы, черную, как смолянистые сливы, согретую землю и снегу еще не место здесь. И еловые деревья кивали верхушками, слушая неугомонный шорох грабов, клена и стучащего, где-то далеко, орешника. И они, поддакивая, помахивали игольчатыми лапами, смахивая снег и умиротворенно шептали «все верно», «ты прав», – отчего деревья осени, чувствуя подвох, распылялись еще сильнее. И птицы, чувствуя ссору, слетали с веток, выискивая себе новое пристанище, вечно кочуя между двух сторон. Одни только вороны слетались, усаживаясь на ветках, грозно, громогласно каркая, призывая грозу подтвердить правоту одной из сторон или разрешить спор. Но гроза не явилась и они, как ее посланники, решили заняться своей работой, слетая с веток, кружа над вершинами деревьев, выписывая широкие круги, желая охватить лес черными крыльями. Они кружили, желая ритуалом привести деревья к примирению.

Вот уже в рамке веток, шумящих и машущих листвой, виднелась деревушка. Поляна пустовала с единственным колышком посередине. Лурбук и стадо сейчас в амбаре. Наверняка. Она поспешила с оврага, спускаясь, подгоняемая снежным ветром. Пробежав аллею с лавками, она наконец увидела еле покачивающуюся, железную вывеску с изображением дракона. Девочка ухватилась за ручку двери и с силой потянув, распахнула ее, впустив в помещение рвущийся внутрь, словно табун диких лошадей ветер.

– Дорогая, закрой дверь! – послышался женский, звонкий возглас.

И Кейсп, вбежав в помещение с силой ухватившись за ручку, потянула дверь на себя, но ветер, словно удерживая дверцу, все пропускал новые и новые потоки. В один миг что-то хорошенько дернуло назад, и дверца захлопнулась, откинув Кейсп на деревянный пол. Над ней возвышался небольшой черный дракончик. Все как полагается: морда с буграми и возвышающимися шипами, увенчали небольшие рожки, длинная шея вытягивалась из покрытого щитками тела. Из спины на пол повисли перепончатые крылья, а позади дружелюбно вилял хвост.

– Вася! Место! – слышался грозный крик.

Подождав чуть-чуть, дракончик кинулся в сторону деревянных стоек, радостно пытаясь перелезть через стол.

– Вася, нет! – девушка лет двадцати со светлыми волосами, завязанными в хвост, сильными руками отпихивала морду животного, все еще выкрикивая команды.

А потом дракон, наконец поняв воинственный и грозный настрой хозяйки, медленно сполз на пол, осмотрев сброшенные стулья, потянул мордочку к полу и поплелся в корзинку на мешок с зерном, утыканный по краям веточками. В тавернке было немного посетителей. Пару человек в углу, за дубовым, крепким столом, несколько в другой стороне. На стенах стекали свечи, капая на пол белыми кляксами. На столах в подсвечниках так же стояли свечи, свечи были даже на деревянной, напоминающей колесо, люстре. Деревянный пол сливался со стульями и столами. Наверх вела не выделяющаяся из крепкого антуража, такая же крепкая лестница. У нее разместилась, большеватая для Васи, корзинка с табличкой и кричащими большущими буквами: «Погладьте единственного в деревне дракона!» И как бы Кейсп не хотелось погладить обиженного, она все же отправилась к стойке, у которой девушка вновь выставляла стулья. Взглянув на гостью и выставив последний стул, хозяйка наконец выкрикнула:

– Добро пожаловать, Кейсп! – шустро забравшись за прилавок, она плюхнулась на покачнувшейся стул, отстучавший ножками дробь по полу. – Чего тебе сегодня? Сидра? Яблочного сока? Шарлотка? Штрудель? Пирожков?

– Нет, нет, – девочка отмахнулась, но ее прервала собеседница.

– Да ладно, я никогда не забуду, как вы таскали для меня яблоки со дворов, когда месячную поставку остановили из-за рейда фруктовых драконов, – она подперла щеку рукой, вглядываясь в люстру. – Чем они им не угодили?

Девочка только пожала плечами.

– Съедают урожай. Что в этом хорошего?

– Да, ничего, – девушка поднялась и звеня длинными серёжками из маленьких бубенчиков и желудей, направилась в сторону двери. – Но некоторые собирают коллекцию фруктовых драконов. Они забавны, красивы, но соглашусь, держать их в клетке – это уже слишком! – дверь скрипнула и по стойке стукнула глиняная тарелка с прохладной выпечкой. – Яблочный пирог, – объяснила девушка, вновь садясь на стул, звеня сережками. – в последнее время его никто не заказывает. Нет, нет, не отказывайся, я знаю, ты всегда брала здесь что-то яблочное. Сейчас еще чайник вскипит. О, слышишь, свистит! – она соскочила со стула, скрывшись за дверью.

И как бы Кейсп себя не уверяла, пирог выглядел вкусным даже не разогретым. Ну как не откусить? А потом еще кусок и вот ты уже жуешь этот кусочек, а на зубах хрустит скомкавшаяся сахарная пудра. Впрочем, Графия всегда с ней перебарщивала, тем самым отмечая свою выпечку, которую легко было определить даже в сотне таких же пирожков. Девочка осмотрелась, пожевывая пирог. Приглушенное освещение, тепло, вой ветра за дверью, тихий шорох разговоров людей, сбившимся по группкам в углу, при свете свечи. От скуки они разговаривали о чем-то совсем не важном. И голоса их то нарастали, то затихали, подобно сухим листочкам, лениво перекатывающимся в желтой траве. И слова журчат, журчат. Рокочут голоса мужчин, точно отдаленный гром. Голоса эти никогда не смолкнут, будут вечно обволакивать говорливым потоком всю тавернку. Как в года до этого момента и еще много годов после него. Кто-нибудь все время будет приходить и уходить, прячась от непогоды, впуская в теплый, сонный воздух потоки живого ветра. Сонные голоса, все они шелестят, сплетаются, как лоза плюща, покрывшегося пламенными огоньками листьев. Из голосов соткана тьма дальних, тепло-коричневых, не подсвеченных уголков. А где-то в дальнем углу сидит мальчишка, уставившийся в стол, отчего лицо закрывали кудрявые волосы в цвет осенней, сухой земли. Ухватив одной рукой ножичек с деревянной ручкой, он старательно что-то вырезал на древесине. Рядом лежал потрепанный рюкзачок-кулек зеленоватого цвета, словно листок папоротника, скрывшийся под тенью лопухов. Пождите, что-то здесь не так…