Он улыбнулся открытой детской улыбкой, быстро догнал меня и пошел рядом.
– Ложись, – я прижала его голову к земле и сама плюхнулась рядом.
Натужное урчание мощного двигателя говорило о том, что по дороге, с которой мы свернули в лес, на предельной скорости движется «Шевроле». В том, что я, попала по крайней мере, в одно колесо, я не сомневалась. В том, что невозможно за такое короткое время сменить пробитое колесо на запаску – тоже. Значит, у них в колесах специальный состав, который тут же полимеризуется на открытом воздухе и заклеивает пробоину. Где-то я об этом читала.
Черная туша «Шевроле» промелькнула метрах в десяти от нас и исчезла за густой листвой. Вскоре стих и шум двигателя.
– Как ты догадалась, что они так быстро управятся? – удивленно посмотрел на меня Костик.
– Интуиция, – равнодушно пожала я плечами.
– Что мы будем делать теперь? – Костя принял сидячее положение и прислонился к стволу дерева.
– Немного подождем, а потом отправимся по домам. – Я достала сигарету и закурила.
Костя пошарил по карманам, выудил сигареты и тоже задымил. Несколько минут мы сидели молча. Было такое впечатление, что ничего не произошло, никого не убили, никто ни за кем не гонялся. Среди листвы щебетали невидимые птицы, теплый ветер покачивал вершины деревьев, солнечные блики плясали на листве – идиллия! Возможно, мои спутники, двое из которых томились в настоящее время в машине, не до конца еще осознали серьезности ситуации. Но я-то знала, что на той большой поляне, почти в самом центре, валяется труп.
Я почувствовала, что Костина рука легла мне на плечо.
– Нет, Костик, – я мягко высвободилась из его объятий, – ты хороший парень, но мне сейчас не до этого.
Он все понял и больше не делал таких попыток. Мы выкурили еще по паре сигарет. Джип больше не возвращался, и я подумала, что они либо оставили свои поиски, решив, что мы от них улизнули, либо притаились где-нибудь возле трассы, чтобы сцапать нас, когда мы снова тронемся в путь. Честно говоря, во второй вариант я не очень-то верила, но, как говорил мой инструктор по рукопашному бою: «Лучше перебдеть, чем недобдеть». Кажется немного грубоватым, но по сути очень точное высказывание.
Итак, выждав в общей сложности минут сорок, мы с Костей вернулись к машине. Выяснилось, что Виктор знает кружной путь в город, который не проходит через КП. Этим объездным путем мы и добрались до города. Настояла на этом я, чтобы обезопасить не столько себя, сколько своих спутников от всяческих бандитских выходок: наездов, разборок, расстрелов, взрывов и тому подобной ерунды.
* * *
Виктор и Костик сделали было попытку затащить меня на квартиру к Косте, чтобы все-таки расправиться хоть и с холодным, но все же приготовленным на настоящих березовых углях шашлыком, но я мягко отказалась. Наташа, видимо, не слишком расстроилась, что я покидаю их теплую компанию, а может, у нее просто не было сил на уговоры.
– Ну, счастливо, – помахали мне руками ребята.
– Пока, – улыбнулась я им в ответ и вошла к себе в подъезд.
Быстренько приняв ванну и сменив одежду, я нашла лист бумаги и ручку и накатала заявление в милицию. Надела под легкую светло-зеленую курточку кобуру с «макаровым» и, спустившись на лифте вниз, устроилась за рулем своей бежевой «девятки».
Я остановилась на небольшой стоянке возле двухэтажного кирпичного строения, выкрашенного серо-голубой краской. Рядом дремал такой же невзрачный, видавший виды милицейский «уазик». В деревянной двери дома было проделано маленькое оконце. Над дверью красовалась запыленная табличка: «Одиннадцатое отделение милиции». В ведении этого отделения, насколько мне было известно, находился тот участок за городом, где так безоблачно начался наш сегодняшний пикник.
Я поднялась по ступенькам, толкнула дверь и вошла внутрь.
Прошагав вдоль стены, где притулились три деревянных кресла, и никого не обнаружив в коридоре, я открыла первую попавшуюся мне дверь без опознавательных знаков и очутилась в длинной комнате. В дальнем ее конце за письменным столом сидел, уткнувшись в бумаги, маленький человек с блестящей лысиной и капитанскими погонами. Высунув кончик языка, он что-то сосредоточенно писал и даже не поднял головы, когда я вошла. Ну, ладно, я не тороплюсь.
Стоявший на столе вентилятор гонял по комнате запах кирзы и крепкого мужского пота. Слегка поморщившись, я огляделась. Кроме стола и пары покосившихся стульев, сбитых для прочности гвоздями, здесь были еще коричневый полированный шкаф, обе створки которого были приоткрыты, потертый дерматиновый диван и красно-коричневый металлический сейф. Слева от меня полстены занимала карта района с какими-то непонятными пометками, а над головой пишущего человека висел портрет Железного Феликса, который (Феликс, конечно) глядел прямо мне в глаза с каким-то хитрым прищуром. Он как бы спрашивал: «А все ли у вас в порядке с вашей родословной, гражданка Иванова?»
– А кого это сейчас интересует? – Я и не заметила, что произнесла это вслух.
– Не понял? – Капитан поднял голову и уставился на меня темными, глубоко посаженными глазами.
– Здравствуйте, – я шагнула к столу и положила перед капитаном лицензию на детективную деятельность.
Он молча взял со стола документ и начал внимательно его рассматривать.
– Я вас слушаю, Татьяна Александровна, – он продолжал держать лицензию в руках.
– Мне бы хотелось знать, с кем я говорю, – с легкой улыбкой сказала я.
– Капитан Гришанин, Михаил Михайлович, – представился он, произнеся имя-отчество как «Михал Михалыч».
– Очень приятно, – улыбнулась я шире, – дело в том, что я совершенно случайно стала свидетельницей преступления, которое произошло на территории вашего района. Это было убийство.
Я выдала эту тираду на одном дыхании. И теперь я ожидала живой реакции. Как это ни наивно или абсурдно звучит – я почти забыла, где нахожусь и что передо мной не простой человек, а милиционер, наш российский, закаленный в горниле бумажной волокиты и каждодневных новостей об убийствах, изнасилованиях и грабежах. Не знаю, на самом ли деле капитан Гришанин так закалился, читай: очерствел и отупел, или он принял равнодушно-снисходительный вид только для того, чтобы не утратить своего мужского достоинства, только он и глазом не моргнул в ответ на мое горячее сообщение. На миг его ледяное спокойствие даже ввело меня в замешательство. Перестав разыгрывать из себя философа-стоика, Гришанин скривил губы в противной насмешливой улыбочке и качнул своей отполированной головой.
– Ну, а от меня-то вы чего, гражданка Иванова, хотите? – флегматично до неприличия поинтересовался он.
– Как, то есть, чего! – прямо-таки вскипела я, задетая за живое подобным безразличием (солнце ли мне голову напекло или я жалела об утраченном гастрономическом удовольствии, что обычная реакция совкового мента вывела меня на миг из берегов?). – Я хочу, чтобы вы приступили к выполнению своих обязанностей.
– Вот как? – вскинул он на меня свои маленькие глазки.
– Я принесла заявление, а вы должны его зарегистрировать, – гордо отчеканила я.
– Зарегистрирую, – вяло произнес капитан, – у вас все?
Я кивнула.
– Так, – Гришанин погрузился в чтение моего заявления. – А вы там как оказались? – снова поднял он на меня глазки, казавшиеся двумя черными дырочками в тени мощных надбровных дуг.
– В заявлении все сказано, – терпеливо ответила я, – читайте дальше.
Гришанин с неизменным равнодушием продолжил чтение.
– А показать сможете? – вдруг оживился он и кивнул на стену, где висела карта.
Реакция у него, что ли, замедленная такая или он с бодуна? Я внимательней присмотрелась к пергаментно-бледной физиономии капитана. Да нет, вроде не с бодуна…
– Конечно, – спокойно (себе на удивление) ответила я и ткнула пальцем в район озера.
– Сможете найти?
– Найду, – уверенно произнесла я.
– Хорошо, – сказал Гришанин.
Это милое словечко на редкость веско прозвучало в его устах.