Симон быстро нагрузила тележку товарами: дюжиной свежих яиц, двумя прозрачными пакетами копченого канадского бекона, коробкой с настоящей деревенской сметаной и молоком из Джерси; довольно известным висконсинским сыром, английскими булочками, маслом, пирожными, растворимым кофе, грейпфрутами, апельсинами, лимонами, оксфордским мармеладом, соусом «табаско», перцем, устрицами в круглой коробке и устрицами в жестянке.

– Зачем столько устриц?

– Закусить перед сном. Мы до одиннадцати не приедем в свою хижину. Они хуже английских, но я сделаю так, что не будут пахнуть жестянкой. Пива возьмешь? И захвати пакет кекса. Обыкновенного, но с пониженной калорийностью.

Ронни присоединился к ней, неся требуемый кекс, пиво, прославившее Милуоки, соду для виски, украденного Парро; имбирное пиво – в память о родине. Симон к этому времени добавила кофейное мороженое, малиновый соус, соковыжималку, кухонный нож, зубную щетку и пасту, щетку для волос в коробочке, похожей на горный хрусталь, и зеленый свитер в полиэтиленовом пакете с кучей инструкций, как стирать и сушить.

Пока белая девушка нажимала кнопки кассы, а цветной юноша наполнял коробку их покупками, Натан проинспектировал сперва покупки, а потом вновь Симон и Ронни. Он сказал, не вынимая сигары изо рта, не очень внятно:

– Ребята, поездку затеяли?

Ронни кивнул.

– Рыбку половить? Куда метите?

– Во Флориду, – сказал Ронни (и тут же словно услышал, как Натан заявляет: да, лейтенант, головой ручаюсь, они сказали, что едут во Флориду). – Майами-бич, если точно.

– Там вам понадобится куча долларов. Понимаете? Долларов. Вы знаете, что такое доллар? Вы ведь англичане, так?

– Да, слава Богу.

– Не вижу здесь чая. Если вы англичане, где же ваш чай? Забыли? У нас, знаете, есть чай. Дать вам немного?

– Нет, спасибо, – быстро сказал Ронни, прежде чем спросят, знает ли он Билла Хамера. Он взял сдачу. – Мы пошли.

– До Майами-бич далеко.

– Это мне и нравится. Всего хорошего.

– Приходите еще.

– Сдохну, а не приду! – сказал Ронни снаружи. – Почему я ему не сказал? Сесть мне за руль? Нет. У меня с собой нет прав. Править будешь ты.

– Ты здоров? Голос у тебя что-то странный.

– Устал немного. Во всяком случае, за руль не хочу. Нам нужно потрясающе много обдумать и обговорить.

– Необязательно сейчас. У нас уйма времени.

– Конечно, потрясающе!

Он опрометчиво положил руку на ее колено, и автомобиль подскочил, словно у него ракетный двигатель. Последовала мгновенная реакция, и сирены завыли.

– Извини. По-моему, тоже потрясающе.

– Ладно. Все в порядке. Ты сказала – восемьдесят миль.

– На самом деле больше ста. Я не хотела, чтобы показалось далеко. Извини.

– Ладно. Высплюсь потом. Ты англичанка или американка? По паспорту?

– У меня двойное гражданство. Но поговорим об этом завтра.

– Так, должно быть, легче получить новый паспорт. Или труднее? Завтра пятница. В субботу будет закрыто. Прибыть мне нужно в воскресенье. Надо было ехать в Нью-Йорк.

– Завтра.

– Что скажет Эрик? Как называется эта чертова дыра?

– Дом отдыха «Бель-Адье».

– Должно быть, летное поле, бейсбольная площадка или что-то в этом роде. Все эти дурацкие огни…

– Это кладбище.

– Чушь! – сказал Ронни. – Нет надгробий.

– Они затоплены.

– Затоплены?

– Сровнялись с землей. Так что здесь нельзя работать косилками.

– Боже правый, как сделать тебя англичанкой? – сказал Ронни и заснул. Ему снился хозяин «Белого льва» в Лондоне, потом министр, которого он выставил черствым по отношению к старикам. Машину тряхнуло, и он проснулся.

– Что?

– Ты хорошо поспал. Мы почти доехали. Это горная дорога на Андиамо.

– Разве не все камни не старые? – Ронни шарил, ища сигарету. – Я хочу сказать – все камни стары. Черт, стары все камни! Почему именно из-за этих камней парк так назвали?

– На нем что-то нацарапано.

– Нацарапано? Очень важно! Им уютно живется, этим американским камням! Наверняка от них ничего не отколото.

– Ронни, ты должен научиться слушать. Я не хочу, чтобы ты стал таким, как Чамми. Станешь? Нет? Хорошо. Нацарапали его пещерные люди. Почерк вроде старинный.

– Понимаю. Да, сегодня так уже, наверно, не пишут.

Ронни посмотрел вперед – все или очень яркое, или очень темное, ничего определенного. Хотелось пить. Он был еще сонным, и хотелось помочиться. Ронни надеялся, что куда-нибудь они прибудут. В остальном он был доволен. Он лениво спрашивал себя, каковы познания Симон – например, в истории. Она смело предположила, что в эпоху золотой лихорадки пещерных людей не было. Это не поразило его. Такие уж девушки из богатых семей. Его давнишняя возлюбленная с лошадиной физиономией была убеждена, что Ван Гог в то время (то есть в 1862 году) работал в Париже на деньги Фордовского фонда. Невежество Симон в каких-нибудь вопросах можно было легко обнаружить, но с фактами она не спорит. Вот в чем разница. В этом, и в наружности, и…

Фары осветили две низкие кирпичные стены по бокам несуществующих ворот. Парк «Старые Камни» приветствовал Ронни и тут же предупреждал, что пиво ввозить сюда запрещается. Ронни сонно спросил:

– Как насчет Большого Дома?

– Это примерно полмили от «Бель-Адье», но ты так хорошо спал, что не хватило духу разбудить тебя.

– Напрасно. Напрасно не разбудила. А как ты?

– У меня все в порядке. Я съела сосиску.

– Не очень сытно.

– Она была длиннющая, и к ней стакан кетчупа и салат из капусты.

– Возможно, если подумать как следует, это еда, – сказал Ронни, уставясь на свет, пробивавшийся сквозь листву.

– Я думала, тебя устроят устрицы.

– Конечно. А что теперь будем делать?

– Пойдем зарегистрируемся в конторе.

– Предъявим свидетельство о браке, и о расовой чистоте, и о неверии в теорию Дарвина?

– Да им дела нет. В мертвый сезон они всем рады. Здесь по закону штата открыто до первого снега.

– Кто же сюда приезжает в конце ноября, кроме беглецов из Форт-Чарльза и окрестностей?

– Рыболовы, охотники и всякий народ.

– С кем ты была здесь в прошлый раз?

– С мужчиной, и он был куда богаче тебя, но не был и вполовину так мил и красив и так ласков, и в постели с ним было ужасно, как всегда, если не хуже. Не переживай! Не будешь?

– Буду. Немножко. Совсем не переживать было бы плохо.

– Ладно. Пусть немножко.

Большинство вещей в конторе, видимо, можно было купить или взять напрокат. Ружья, детали к ним, удочки, детали удочек, ящики со снаряжением, пояса, патронташи, невольно напоминавшие о пионерах и первопоселенцах; крючки, веревки, вся снасть, чтобы перетаскивать мертвых зверей, птиц и рыб с места на место; прилавок, где все журналы, кроме «Тайм» и «Телевизионного гида», призывали жить на природе. Пока человек в красно-зеленой ковбойке и штанах, возможно, из оленьей кожи, искал страницу в книге регистрации, Ронни затуманенными взором увидел рукописное объявление: «Ночные ползающие – пятьдесят центов дюжина, ящерицы – доллар двадцать пять центов дюжина». Это его несколько смутило. Он не мог определить почему. Потом решил, что ночные ползающие не могут быть очень страшными, если стоят вдвое меньше ящериц, и ободрился.

Администратор спросил, хотят ли они хижину с видом на озеро, и они ответили, что хотят. Ронни записал в книге «м-р и м-с Г. Ф. Гендель из Вашингтона»,[22] получил ключ на пластинке с тщательно зазубренными уголками, выслушал несколько наставлений и повернулся, чтобы уйти.

– Вы из Англии?

– Да, и в машине полно чаю, и мы все еще играем в крикет, и, да, сейчас там, наверно, дождь, и королева была очень веселой, когда я ее видел, и у нас скоро будет правостороннее движение. Доброй ночи.

Прогноз погоды Берк-Смита был точным, но неполным. В воздухе – легкий холодок, но очень приятный и необычный. Небо, звезды и верхушки деревьев вырисовывались так четко, что лучшего и не пожелаешь. Какие-то твари производили абсолютно безвредный и ненавязчивый шум.