На этаж поднялся приятный по виду парень чуть старше меня и с интересом уставился в мою сторону. Я представила себе, за кого он мог меня принять, а потому улыбаться не стала, чтобы не вызвать у него мысли начать ко мне приставать. Но это не помогло, и парень все же воскликнул:

– Ух ты, какие красотки, оказывается, у нас живут. Я и не знал. Может, познакомимся, крошка?

– Катись, куда шел, – коротко ответила я ему и демонстративно отвернулась, продолжая заниматься своей внешностью.

– Ну зачем же так грубо, – не желал отвязываться парень. – Я к тебе, можно сказать, со всей душой, а ты… Нет, нехорошо это как-то. Кстати, у меня есть классное шампанское и бутылка пятизвездочного коньяка. Может, все же зайдешь?

– Нет, – все тем же тоном ответила я. – А вот если ты сейчас никуда не зайдешь, тебе придется туго. Намек ясен?

– Что, парня ждешь, что ли? – обиженно спросил приставущий абориген. – Ну так бы сразу и сказала. Лады, я не в обиде. А ты все же подумай, я дома буду. Если не придет, стучи.

– Непременно, – пообещала я, только бы отвязаться от этого типа.

Казанова скрылся наконец за дверью своей квартиры, и я вернулась к прежней затее. Только теперь первым делом вынула изо рта жевательную резинку и прилепила ее на «глазок» двери парня, так, на всякий случай, чтобы не подглядывал. Затем выждала пару минут, не надумает ли он выйти или выглянуть, а потом занялась открыванием дверного замка нужной мне квартиры с помощью имевшихся в моем арсенале отмычек.

Делать мне это приходилось не раз, так что и сегодня справилась с работой на раз-два. Буквально через пару минут замок поддался моим умелым рукам, и дверь распахнулась. Я торопливо вошла внутрь и быстро захлопнула ее за собой.

Когда же глянула на интерьер квартиры, то едва не вскрикнула: в помещении царил полный погром. Было ясно, что до меня тут побывал кто-то очень решительный, и он разнес все, что только было можно разнести. Причем не украл, а именно разбил и раскурочил, так как и видеомагнитофон, хоть и старенький, и телевизор, и прочие вещи, вполне способные привлечь внимание квартирного воришки, имелись в наличии, но валялись на полу с торчащими наружу внутренностями. Столы и стулья были перевернуты, диван вспорот и выпотрошен, картины, некогда висевшие на стенах, изрезаны на куски и сброшены вниз. Посуда, соответственно, побита.

Нетронутыми остались только стекла на окнах, да и то, наверное, потому, что если их бить, то грохот обратил бы на себя внимание людей на улице. Но зато над шторами «доброжелатели» потрудились: не просто изодрали их в клочья, но и местами прожгли.

Я прошла в центр комнаты и осмотрелась пристальнее. До того, как был учинен разгром, в квартире должно было быть довольно мило, хоть и бедновато. Даже при теперешнем бардаке было заметно, что вещи хозяева подбирали по какому-то определенному признаку, правда, неясно, по какому именно.

«Интересно, кто бы все это мог сделать? – спросила я сама себя и задумалась. – Да, в общем, кто угодно. Те, кому Ольга или ее кавалер насолили, кого обидели, унизили. Сейчас такое время, что за любой мелкий грешок на тебя сразу бочку катят. И ведь что интересно, дверь-то не выломана, а заперта нормально, значит, с ключами бандиты явились. Хотя, может, и не с ключами, а с отмычками, как я. Так что, вполне возможно, что исчезновение хозяев связано с этим самым погромом. Они испугались чего-то и на время спрятались».

Размышляя над тем, что тут могло произойти, я присела на корточки и подняла с полу несколько исписанных листов. На них мелким размашистым почерком были накорябаны стихи. Я пробежала их глазами, и по спине у меня побежали мурашки.

Основной смысл стихов заключался в том, что их автор – ангел смерти, он же зверь. Главное для него – это кровь, в которой он чувствует убежище от злого мира. А в будущем он будет богом на Земле.

«Ничего себе поэзия. Почитай такую на сон грядущий – либо не проснешься, либо больше уже и не уснешь никогда. Да, похоже, Ольгин парень и в самом деле был слегка того, шизанутым», – сделала я единственный логический вывод.

Я подняла с пола обрывки того, что некогда было картиной, и стала складывать их в одно целое. Итоговый результат также оказался поражающим. Полотно изображало совершенно обнаженную женщину, раскинувшуюся на полу во весь рост, а из чрева вылезает змея и выдирает у нее же кусок плоти с бедра. С этого куска вниз стекает густая мерзкая кровь, в которой возятся какие-то неописуемые червяки-мутанты.

Меня невольно передернуло. И было от чего. Мало того, что от собранной мной мозаики веяло кошмаром, так еще я обнаружила, что в роли натурщицы для сего полотна выступала сама хозяйка дома, Ольга Туркина. По всей видимости, она была такой же шизанутой, как и ее парень, если позволяла писать с себя такое, да еще и вешала готовые шедевры на стену. Лично я убила бы того, кто попытался бы изобразить меня в подобном виде.

И все же я принялась искать по дому другие картины или рисунки парня. Мне хотелось убедиться, что все его работы выполнены в столь странном жестоком жанре. Могло ведь оказаться, что найденная и собранная мной такая картина не единственная.

В общем я пошарила по комнате, и мне в руки попались и другие рисунки с аналогичными сюжетами. На них, так же как и на первой увиденной мной картине, были изображены женщины, самые разные: от совсем юных до старух. И все они были истерзаны автором самым отвратительнейшим образом: у кого-то из своих героинь художник вырвал язык, кому выколол глаз, кого оставил без ног, с кого содрал кожу, обнажив скелет. В общем, «фантазировал» он на своих полотнах на полную катушку.

«Да, он, похоже, и в самом деле со сдвигом, – сделала я вывод. – Таких в психушке надо держать, под самым строгим надзором. Лично я не верю, что человек со столь явными зверскими наклонностями способен быть добрым и любящим. Значит, очень даже возможно, что Мурашев был прав и этот мерзкий Степанов убил Ольгу. Вон ведь какие у него стихи: все о трупах да об убийствах. Есть также и об ощущениях наркомана, так что я не удивлюсь, если окажется, что он еще и кололся. В таком случае легко объяснить и погром в квартире. Ведь что только не приходит в головы наркоманам после очередной дозы. Они убьют – и глазом не моргнут, а потом и помнить о том, что сделали, не будут».

Если все так, как я думаю, то действие развивалось по следующему сценарию: этот шизофреник накололся, убил свою девушку, а потом, когда действие наркотика прошло, понял, что натворил, и сразу спрятал труп, сам с квартиры съехал, а погром учинил для видимости, чтобы на него не подумали. Да, скорее всего, именно так все и было.

Не зная точно, употреблял ли сдвинутый художник в каком бы то ни было виде наркотики, я решила поискать подтверждения своей мысли, то бишь шприцы, пакетики от кокаина и прочие причиндалы наркомана. А так как подобные вещи, как правило, выбрасываются в мусорное ведро, то именно к нему я и направилась.

Вывалив содержимое бачка прямо на пол, на котором и без того «добра» хватало, я, совершенно не брезгуя, стала копаться в мусоре. Мысли о том, что это противно и антигигиенично, меня сейчас не посещали, так как куда сильнее была заинтересованность в продвижении дела вперед.

Перерыв все отходы, я так ничего из искомого и не нашла, но это еще ничего не значило. Шприцы могли выбрасываться и совершенно в другое место. А если наркотик курили или нюхали, так пакеты от него могли смывать в унитаз.

Отряхнув руки от налипшей на них мерзости, я встала, включила воду и принялась их тщательно отмывать. Хорошо еще, что мыло сразу попалось на глаза и не пришлось искать еще и его. Вскоре мои кисти приобрели прежний вид, я избавилась и от мусорного запаха, а значит, можно было продолжать осмотр квартиры.

Покинув маленькую кухню, я вернулась назад в комнату и начала поднимать все бумаги, какие только попадались на глаза. Для того чтобы начать искать Степанова, мне необходима была хотя бы одна его фотография, именно ее я и пыталась обнаружить.