Очень важную для себя новость Платон узнал 27 марта, когда в Советской армии для выпускников ВУЗов был установлен новый срок срочной службы всего в один год. Одновременно были введены отсрочки для проходящих очное, вечернее и заочное обучение в ВУЗах.

А 29 марта началось вещание третьей программы Центрального телевидения СССР.

В этот же день Платона, наконец, допустили до ребёнка, и он три дня подряд ездил к Гавриловым в гости, помогая Варе с малышом. Тут-то ему и пригодились навыки, полученные им при общении с соседской малышкой Мариной Кисляковой. Раздевшись, он сначала шёл в ванную и тщательно с мылом мыл лицо и руки. Затем, раздевшись до рубашки, шёл к малышу. К удивлению и радости женщин, он умел правильно брать новорождённого под спинку и головку, нежно прижимая своё счастье к своей богатырской груди.

Платон помогал Варе менять пелёнки, подмывать и пеленать сына. Он даже выкатывал коляску с ребёнком на балкон и, одевшись, долго сидел с ним, вместе дыша свежим воздухом.

Но больше всего Платону понравилось наблюдать, как сын сосёт материнскую грудь. Он любовался этой картиной, находясь на седьмом небе от счастья. Его словно окутывало и обволакивало некое нежное облако радости и благости.

Но подошло первое апреля, и началась четвёртая четверть.

Как всегда в школе все стали разыгрывать друг друга.

Предприимчивый Витя Мельников даже предложил устроить конкурс на самый смешной розыгрыш. И его неожиданно выиграл Платон, во всеуслышание сообщивший, что две недели назад стал отцом.

– «Да, да! Это сущая правда! Я всегда первого апреля говорю только правду!» – под всеобщий хохот пытался убедить он своих одноклассников.

– «Вот вы потом это узнаете и будете очень удивлены, что это была правда!» – продолжал он, понимая, что никто ему всё равно не поверит.

Но те ещё больше смеялись, единодушно отдав Платону пальму первенства в первоапрельских шутках.

Теперь Платон не приглашал к себе в гости одноклассников, мотивируя это тем, что отстал в учёбе и ему теперь надо навёрстывать упущенное. А сам все воскресенья проводил у Вари с сыном, посвящая сейчас будни исключительно учёбе. К тому же межсезонная грязь привела к длительной паузе и в играх в футбол.

Единственным исключением, по настоянию Вити Мельникова, явились их взаимные с Платоном визиты друг к другу.

Виктор был достаточно высок, строен и худощав. Его смуглая кожа и кадык не диссонировали с тонкими чертами его интеллигентного лица.

Под стать ему была и его младшая сестра – стройная красавица Вика. В неё просто невозможно было не влюбиться. Но Витя хотел свести её только с Платоном, как-то раз найдя повод пригласить того к ним домой в гости.

Хозяйка сразу сразила и этого гостя своей неотразимой красотой.

Но она была слишком избалована и высокомерна, пытаясь поднять свою и так слишком высокую цену. Она давно привыкла, что все мальчишки вокруг буквально табунами бегают за ней, соперничая между собой. Это очень льстило её самолюбию, и ей пока не хотелось останавливаться на ком либо. И сближения с тоже понравившимся ей Платоном она пока не хотела. А тому, увлечённому только Варей, это уже было не нужно.

Так что мечта Вити Мельникова именно таким образом сблизиться с семьёй Кочет, теперь трансформировалась, оголив его личный интерес к Насте, о красоте и уме которой он слышал от Сталева, Быкова и Лазаренко.

И, наконец, по ответному приглашению Витя Мельников как-то прибыл к Кочетам, познакомившись с Настей и сразу влюбившись в неё. А поводом явился якобы интерес Вити к борьбе самбо, некоторые приёмы из которой он хотел освоить самостоятельно, не теряя на это много сил и времени. Поэтому он упросил Платона дать ему на время почитать книгу «Борьба самбо», которую тот никогда больше и не увидел. А вместе с пропавшей книгой угас и интерес Мельникова к Насте.

Однако по весне Настю, после отъезда из их дома Славы Баринова, опять стал домогаться Вова Миронов, иной раз непрошенным гостем и в подвыпившем для смелости состоянии пытаясь зайти к Кочетам. Но зоркий брат стоял на страже. Платону даже пришлось пригрозить Вове, что если тот не уйдёт, то он будет вынужден применить против него силу и спустить с лестницы. И хоть и старший и не хилый, но Вова знал физические возможности своего потенциального шурина.

В этот финишный период четвёртой четверти и партнёры Платона по бильярду-хоккею больше времени уделяли учёбе, пытаясь вытянуть итоговые оценки повыше. Поэтому иногда, когда ему уж очень хотелось поиграть в бильярд, он играл сам с собой. Но вскоре понял, что без соперника это игра превращалась в простое и бездумное тыканье шаров.

Он даже пригласил к себе новых партнёров – на три года старших его по возрасту Валеру Пестровского и Витю Антоненко, показав и объяснив им суть игр и правила. Но те, попробовав и разгромно проиграв, не стали больше терять свой авторитет и позориться перед младшим. К тому же Валера очень хотел играть за московское «Динамо», с чем Платон никак не мог согласиться, а в конце февраля он ещё и похоронил своего отца. Платон знал об этом, так как невольно сначала услышал траурную музыку, а потом и увидел в своё окно траурную процессию, идущую по улице Ленина на север, и Валеру с непокрытой головой у гроба отца.

– Ужас какой! У Валерки отец умер!? А ведь он по возрасту младше моего был!? – не на шутку тогда испугался Платон, слегка покрывшись потом.

Поэтому Платон теперь стал на бильярдном столе играть сам с собой в настольный футбол. Получалось технично и увлекательно.

Он даже стал проводить чемпионат СССР по футболу, играя за разные команды.

Но вскоре понял, что часто играет в поддавки в пользу сильных и симпатичных ему команд. Да и времени на это уходило много.

Но больше всего ему почему-то нравилось заносить результаты в турнирную таблицу и составлять положение команд после каждого тура, с указанием количества сыгранных игр, набранных очков, побед, ничьих, поражений, забитых и пропущенных мячей и их разницы, а также вести учёт бомбардиров. Как заправский бухгалтер он прибавлял и считал, причём научился это делать быстро и практически без ошибок.

Более того, он придумал систему проверки записанных данных, понимая, что количество всех побед должно равняться количеству всех поражений, а общее количество ничьих должно быть чётным.

Тоже самое касалось всех забитых и пропущенных мячей при общей нулевой суммарной разницы у всех команд. Да и суммарное количество игр и очков тоже должно было быть чётным.

– «Петь! Похоже у нашего сына сейчас проявились гены моего отца-бухгалтера?! Да и мы с тобой в это тоже внесли свою лепту!» – поделилась Алевтина Сергеевна опасением с Петром Петровичем.

Это новое явление, отнимавшее у сына уйму времени, так взволновало её, что она буквально не находила себе места.

– «Сынок! Ну, зачем это тебе?! Я понимаю, если бы ты считал что-то нужное, полезное! А ты считаешь что-то придуманное, пусть даже и сыгранное, но не настоящее!? Это же всё химера! Ты впустую тратишь своё время! Опомнись! Займись лучше чем-то полезным!» – как-то, сильно возмутившись, обратилась она к Платону.

– «Мам! А мне это нравится! Не знаю почему, но нравится! Я так отдыхаю! У меня после этого голова работает, как часы, как … арифмометр! После этого я могу решать любые задачи!» – неожиданно для матери ответил сын.

Но эта проблема всё равно не отпускала Алевтину Сергеевну.

В письме к брату Виталию, с которым она переписывалась чаще всего, и всегда была с ним откровенна, Алевтина Сергеевна делилась последними новостями о жизни своих детей:

– «Дети стали заниматься серьёзней. Оба старосты своих классов. Платон собирается в комсомол. Но он опять стал увлекаться настольными играми и составлением футбольных таблиц, как алкоголик. Всё своё свободное время тратит на это».

Но ещё в феврале этого года она сообщала и младшему своему брату Евгению новости о своих детях: