— Монто, мы должны сделать все, чтобы отсрочить этот день — день, когда возникнет угроза всему, когда начнется разрушаться уклад нашей жизни. — Они поднялись на вершину храма, куда вела широкая лестница, и правитель произнес:

— Посмотри на все это — улицы, лавки… воздвигаемые повсюду здания… размеренное движение. Мы проводим перепись населения и управляем мудрой рукой. Неужели мы… и они исчезнут?

— Наши поколения уйдут, а наши дети умрут.

— Но разве мы должны умирать, Монто? Должны?.. — Мысль внезапно пришедшая ему в голову, целиком захватила его. — Монто, собери совет мудрейших. Я буду говорить.

— О чем, Кутлацума?

— О вечной жизни, разумеется.

Когда все собрались, самые ученые из ученых ацтеков стали высказывать свое мнение. Два дня они говорили о религии и медицине, и наконец решение было найдено.

Люди умирают, потому что перестает биться их сердце. Надо только найти путь, как сохранить сердце живым, и бессмертие, о котором они мечтают, станет явью, а с ним придет надежда на сохранение ацтекской цивилизации на вечные времена, — даже когда из-за моря нагрянет враг.

— Сердце, — изрек Кутлацума. — Вот ключ ко всему. Отправляйтесь к людям и разыщите того, кто хочет нам помочь. Спустя несколько дней в комнату Кутлацумы привели молодую, очень красивую девушку по имени Нотия.

— Тебе рассказали, что от тебя требуется? — спросил он.

— Для меня это большая честь, о господин.

— Но ты совсем молодая. Понимаешь ли ты, ради чего идешь на такую жертву?

— О да, господин.

— Пусть будет так.

И вот у подножья храмовой лестницы было выбрано место — Кутлацума ни за что не стал бы делать это в тайне от всех. Нотию подготовили и одели в развевающееся, доходящее до пят платье.

Накануне, когда должно было произойти это торжественное событие, Кутлацума долго беседовал с врачами. Рано утром все вместе они отправились к Кизаль — старой умирающей женщине.

— Мое сердце ослабло, о господин, — завидев их, пробормотала она со своего убогого ложа.

— Женщина, сегодня мы постараемся помочь тебе.

Выйдя от Кизаль, врачи с опаской спросили Кутлацуму, боясь того, что он задумал.

— А вдруг нас ждет неудача?

— Тогда попробуем еще раз. И еще.

Один из врачей молча кивнул. Больше им нечего было добавить.

В полдень Монто пришел в дом своего господина.

— Девушка готова. Старая Кизаль готова. Ты решился?

Кутлацума протянул руку к самому острому ножу — церемониальному кинжалу, к которому он никогда раньше не прикасался, и тихо ответил:

— Я приступаю. Только я один буду отвечать за все.

— Как ты собираешься это делать?

Кутлацума прислонился к стене, смахнув рукой пот со лба.

— Когда она будет лежать там, я разрежу ей грудь и выну ее бьющееся сердце. Потом я помещу это сердце в грудную клетку старой Кизаль, чтобы продлить ей жизнь. Мои помощники присоединят сердце к сосудам и зашьют рану.

— В случае успеха, Кутлацума, наш народ ожидает вечная жизнь.

Старший жрец кивнул и взял кинжал. Пора было идти на встречу с Нотией, лежащей на ступенях храма. — А если не удастся задуманное… Что тогда?

— Если задуманное не удастся, то люди запомнят только само деяние — не цель его. А через много-много веков какой-нибудь историк заглянет в прошлое и скажет, что ацтеки совершали человеческие жертвоприношения.

Время действия: сегодняшний день. Место действия: Нью-Йорк. Огромная лаборатория, заполненная причудливо переплетающимися аппаратами и устройствами, которые выполняют роль внутренних органов человека — сердца, легких, печени и т. п. Цветные трубки и провода, тянущиеся от аппаратов, соединяются у отверстия в потолке. Сбоку стоит фантастически сложный пульт управления.

Доктор Литтл, приветливый молодой врач, терапевт, стоит рядом с конструктором и владельцем оборудования, доктором Франкенштейном. Франкенштейн — гений медицины. Ему 65 лет. Том Свифт, восторженный помощник Франкенштейна, сидит за пультом в наушниках, наблюдая за приборами и сигнальными лампочками.

Литтл. О, Бог мой!.. Бог мой!

Франкенштейн. Смотрите. Вот это — почки. Здесь, конечно, печень, а там поджелудочная железа.

Литтл. Невероятно… невероятно… Глядя на все это, невольно спрашиваешь себя: «Учился ли я медицине? Занимался ли я медициной?» (Указывает пальцем на одно из устройств). Это ее сердце?

Франкенштейн. Да. От «Венстингауза». Чертовски хорошая модель. Пока лучшее, что им удалось сконструировать. А посмотрите на почки — настоящий шедевр!

Литтл. Такое сердце, вероятно, стоит не меньше, чем район, который я обслуживаю.

Франкенштейн. А вот за эту поджелудочную железу можно купить целый штат. Вы из Вермонта?

Литтл. Оттуда.

Франкенштейн. На эту поджелудочную железу я ухлопал кучу денег. Никому еще не удавалось создавать поджелудочную железу. Нам она нужна была позарез, иначе мы теряли пациента. Тогда мы собрали всех, кто конструирует внутренние органы, и сказали: «Вы должны сделать нам поджелудочную железу. Срок — 10 дней. Нам наплевать во сколько это обойдется. Подключите к работе всех. Чтобы к следующему вторнику она была».

Литтл. И они справились?

Франкенштейн. Как видите. Пациент живет. Но зобная и поджелудочная железы влетели нам в копеечку.

Литтл. Значит, пациент мог позволить себе это.

Франкенштейн. Наше оборудование уникально.

Литтл. А сколько всего она перенесла операций? За какой срок?

Франкенштейн. Двадцать шесть лет назад я провел первую операцию. А всего было семьдесят восемь.

Литтл. Сколько ей лет?

Франкенштейн. Сто.

Литтл. Ну и нервы у этой женщины!

Франкенштейн. Они перед вами.

Литтл. Я хотел сказать… какое у нее мужество. Какая сила духа!

Франкенштейн. Мы оперировали под наркозом, сами понимаете. Без анестезии нельзя.

Литтл. Даже под наркозом…

Франкенштейн трогает Свифта за плечо. Свифт снимает наушники и смотрит то на них, то на приборы.

Франкенштейн. Доктор Том Свифт, разрешите представить вам доктора Элберта Литтла. Том — моя правая рука.

Свифт. Привет.

Франкенштейн. Доктор Литтл работает в Вермонте. Он оказался рядом и заинтересовался нашей лабораторией.

Литтл. Что вы слушаете в наушниках?

Свифт. Все, что происходит в палате пациента. (Протягивает ему наушники). Прошу.

Литтл. (Прислушивается). Ничего не слышно.

Свифт. Сейчас косметолог делает ей прическу. В это время она всегда спокойна. (Берет у него наушники).

Франкенштейн (Свифту). Мы должны поздравить нашего молодого гостя.

Свифт. С чем?

Литтл. Хороший вопрос: «С чем?»

Франкенштейн. Вы удостоились большой чести.

Литтл. Я не совсем уверен.

Франкенштейн. Вот тот самый Литтл, которого журнал «Мир женщины» назвал лучшим семейным врачом прошедшего года, не так ли, доктор?

Литтл. Да… правильно. Я до сих пор не могу в это поверить. Но какое это имеет значение для вас? Ваши масштабы… и вдруг я — такая маленькая сошка.

Франкенштейн. Я каждый месяц от корки до корки прочитываю «Мир женщины».

Литтл. В самом деле?

Франкенштейн. Мой единственный пациент — миссис Лавджой, а она читает этот журнал. Стало быть и я его читаю. Потом мы обсуждаем прочитанное. В последнем номере мы ознакомились со всеми материалами, касающимися вас. Миссис Лавджой мне все уши прожужжала: «Такой милый молодой человек. Такой внимательный».

Литтл. Хм…

Франкенштейн. И вот вы у нас! Наверняка, она написала вам письмо.

Литтл. Да… так.

Франкенштейн. Она пишет их тысячами, каждый год, и столько же получает в ответ. Это ее любимое занятие.

Литтл. Она… обычно в хорошем настроении?

Франкенштейн. Если нет, то это наша ошибка. Бывает, что хандрит. Это значит, что у нас здесь, внизу, какие-то неполадки. Месяц назад она закапризничала — оказалось, что вышел из строя транзистор. (Трогает за плечо Свифта, меняет настройку на консоли. Оборудование начинает работать более плавно). Сейчас ей придется несладко, но это быстро — всего две минуты. (Вновь меняет настройку). Все. Теперь ей будет гораздо лучше. Весь день будет петь, как птичка.