Литмир - Электронная Библиотека
A
A

13.

– Ах, мама, сон про Нотр-Дам

Знать был на непогоду,

Зашёл в собор как будто, там

Ты знаешь – Квазимодо.

Среди коричневых колонн,

Средь полутьмы волшебной

Об Эсмеральде плакал он

И содрогалось небо.

Горели окна – витражи,

Мам, сны мои цветные…

– Лежи, Андрюшенька, лежи

– Ой, кости вновь заныли.

Нет, я завидую ему

Пусть был бы я уродом

Входил в собора полутьму

Счастливый Квазимодо.

Вот солнышко проглянет, мам.

Мне помощи не надо

Проеду по дорожке сам,

Любуясь снежным садом.

14.

Сын чисто вымытый лежит,

Накормлен, успокоен

Боль стихла. – Мама, расскажи

Про что-нибудь такое…

Или устала, будешь спать?

– Нет, сон прошёл, Андрюша.

Про что же сын, мне рассказать?

– Про вашу деревушку…

Где ты росла? – В краю том рожь,

А с этим жёлтым светом,

Когда по жизни ты идёшь -

Милей России нету.

Июльские, сынок, луга

Все травами пропахли

А скосят рожь. Стога, стога,

Ракиты всё и пашни.

Мы жили дружно, хорошо

Родителей жалели

Два брата, да и я ещё

Зла в сердце не имели.

15.

Был Горьевск славный городок.

В окрестностях то наших

Там 25 церквей, сынок,

Вокруг поля да пашни.

Священником в церквушке он

Служил твой дед когда-то

Представь себе: Вечерний звон

В малиновых закатах.

Меня отец с собою брал,

Эх, едем мы лугами

Глядим, уж Горьевск засиял

Своими куполами.

И в золоте тех куполов,

В приземистых домишках

Такая Русь, что нету слов…

Всё ближе, ближе крыши.

И всюду шелесты берёз

Мы от лугов пьянели…

От васильков, от летних рос,

А купола звенели.

16.

Репрессия как страшный сон

Вдруг пронеслась над нами.

Теперь услышу церкви звон -

Отец перед глазами.

Женился он тогда во сне,

Стоял в рубашке белой

И так сказал тогда он мне.

«Сон вещий, вот в чём дело

Я очень, дочка, верю снам» -

Придет, какое горе

Ещё и я не знаю сам -

Нас разлучат с тобою.

Анютушка, тебе беречь

Мать, братиков. Я – плакать.

Он ласково: «Ну, лезь на печь,

То может быть собака

Зря нынче воет на зарю.

Прости, меня, дочурка,

Неправду может говорю

Обманывают чувства?»

17.

Пропал твой дед на Соловках,

А мы лишенцы стали,

И унижение и страх

В деревне испытали.

А в Горьевске тогда базар

Вдруг опустел…. Андрюша!

А раньше.… Уж, какой товар

Туда свозили! Слушай.

Пройду с отцом я по рядам:

Белуга вся лоснится,

Халва ореховая – нам

Такая уж не снится.

Медовый пряник ли жую

По праздникам, иль булку

Судьбу за то благодарю…

С багряным ветром гулким

К нам ворвалась беда.

Что жизнь. В тридцатые те годы?

Один брат умер у межи,

Другой – на печке в голод.

18.

Но голод, пережив едва

Обижены мы были

«Лишенка, дочь попа» – слова

Мне к счастью путь закрыли,

Хотела, сын я в институт

Мы, мало ль что желали…

Пути лишенцам не дают…

А вождь народов – Сталин

На нас неласково смотрел,

И стали церкви рушить.

Притих наш Горьевск, отзвенел

– Всё ранило так душу.

Как выйду в буйные поля,

А за полями город,

Но звон церквей не слышу я

И свет зари так горек…

Там кто-то с поля хлеб везёт

И думаю, бывало:

Страдал от голода народ,

Что ль хлеба было мало?

19.

– Любила парня я, сынок,

Был он у нас сапожник,

Он красотой меня привлёк,

Меня приметил тоже.

Встречаться стали. Мир сиял

Таким счастливым светом

Не помню, кто ему сказал:

«Да, брось лишенку эту».

Ушёл любимый от меня,

В лугах погасли зори.

Лишенка.… Пусть отец.… Но я…

Зачем же детям горе?

Мне мама отчима нашла…

В свои девичьи годы

Я своенравною была…

И воля, знать, господня.

Уехала тогда я в Крым

Развеять злое горе,

Чтобы сияньем голубым

Могло утешить море.

20.

Под снегом помню я седым

Цвет мушмулы февральской,

Под гнётом ледяным таким

Все тоже изнывали.

Андрюша! Мы в тисках беды,

В тисках боязни жили.

Из-за какой-то ерунды

Холодный страх – по жилам.

Друг другу слова не сказать,

И на работу ночью

Спешили, чтоб не опоздать,

А то тюрьма, сыночек!

В газетах славилась страна

Всё было показухой…

А моря синяя волна

Плескала в берег глухо.

В Крыму от голода не так

Страдали, как в Поволжье

Над прошлым уж спустился мрак

Там столько жертв…. О боже…

21.

Я хорошо всё помню, сын.

В Крыму, перед войною

Портовый сторож был один,

Сдружился он со мною

« Анюта!» – Как-то он сказал,

«Смотри, расстрел за это,

Я никому не доверял,

Но ты не выдашь, детка.

Мешки с мукой, мешки с крупой

На корабли грузили,

То в тот, то в этот загранпорт

По тоннам вывозили.

У заграницы норов свой,

Порой в штыки с Россией

Отказ? Везти опять домой?

Но нет! И керосином

Облив муку, облив зерно,

Чтоб не досталось рыбам

Пускали это всё на дно…

В России ж люди гибли…»

22.

– Мамуля, ты мне расскажи

Как в Пятигорск попала?

Кто в нашем доме, мама, жил,

Ну, с самого начала?

– Твой прадед Прохор строил дом

Под камышовой крышей

Вон, видишь крюк под потолком

То были ясли…Тише,

Всё тише в памяти у нас

Тех старых лет качанье.

Андрей! Представишь ли сейчас

Веретена жужжанье?

Одной ногой толкает мать

С младенцем ясли эти,

Другой ногой ей прясть опять,

Пока лучинка светит.

Младенец в зыбке то – твой дед…

Я дров подкину в печку…

Вновь вспыхнул в поддувале свет

Он на Руси как вечность.

23.

– Мы в Ялте встретились с отцом,

А он – пятигорчанин.

Хорош душой, красив лицом

Так что ж, вот и встречались.

– Любила мама ты его?

– Конечно, как родного.

А вот сапожника того

Всё вспоминаю снова.

Когда приехала сюда

Дом был уже под толем.

Свекровь моя была в годах

И с ней сыночков двое.

У папы неженатый брат

Был. Ну, такой хороший.

Я помню под луною сад,

На улицу окошки.

Стояли вишни, как во сне

Как будто в сказке зимней

Сверкал на веточках то ль снег,

То ль лёгкий хрупкий иней.

24.

Стук оглушительный в окно,

И Вася тих и бледен…

Муж на работе, и темно

Спокойно у соседей.

Не знаю, в чём его вина,

Но в «Чёрный ворон» Васю

Втолкнули. Тихая луна

Мне показалась красной.

А мать рыдала на снегу,

Бескровными губами

Вдруг прикоснулась к сапогу,

Тяжёлому, как камень.

Тяжёлый взгляд был, как сапог…

«Встань мать!» – сказал ей кто-то.

– Мой Васенька, да видит Бог

Он бескорыстен, кроток.

За что за что его? – Молчать!

– В безвестность канул Вася,

Всё без суда, сынок, решать

Давалось право власти.

25.

А на столе стоял портрет

– Солдат в пилотке вечной

– Её не снять. Из страшных лет

2
{"b":"901352","o":1}