13.
– Ах, мама, сон про Нотр-Дам
Знать был на непогоду,
Зашёл в собор как будто, там
Ты знаешь – Квазимодо.
Среди коричневых колонн,
Средь полутьмы волшебной
Об Эсмеральде плакал он
И содрогалось небо.
Горели окна – витражи,
Мам, сны мои цветные…
– Лежи, Андрюшенька, лежи
– Ой, кости вновь заныли.
Нет, я завидую ему
Пусть был бы я уродом
Входил в собора полутьму
Счастливый Квазимодо.
Вот солнышко проглянет, мам.
Мне помощи не надо
Проеду по дорожке сам,
Любуясь снежным садом.
14.
Сын чисто вымытый лежит,
Накормлен, успокоен
Боль стихла. – Мама, расскажи
Про что-нибудь такое…
Или устала, будешь спать?
– Нет, сон прошёл, Андрюша.
Про что же сын, мне рассказать?
– Про вашу деревушку…
Где ты росла? – В краю том рожь,
А с этим жёлтым светом,
Когда по жизни ты идёшь -
Милей России нету.
Июльские, сынок, луга
Все травами пропахли
А скосят рожь. Стога, стога,
Ракиты всё и пашни.
Мы жили дружно, хорошо
Родителей жалели
Два брата, да и я ещё
Зла в сердце не имели.
15.
Был Горьевск славный городок.
В окрестностях то наших
Там 25 церквей, сынок,
Вокруг поля да пашни.
Священником в церквушке он
Служил твой дед когда-то
Представь себе: Вечерний звон
В малиновых закатах.
Меня отец с собою брал,
Эх, едем мы лугами
Глядим, уж Горьевск засиял
Своими куполами.
И в золоте тех куполов,
В приземистых домишках
Такая Русь, что нету слов…
Всё ближе, ближе крыши.
И всюду шелесты берёз
Мы от лугов пьянели…
От васильков, от летних рос,
А купола звенели.
16.
Репрессия как страшный сон
Вдруг пронеслась над нами.
Теперь услышу церкви звон -
Отец перед глазами.
Женился он тогда во сне,
Стоял в рубашке белой
И так сказал тогда он мне.
«Сон вещий, вот в чём дело
Я очень, дочка, верю снам» -
Придет, какое горе
Ещё и я не знаю сам -
Нас разлучат с тобою.
Анютушка, тебе беречь
Мать, братиков. Я – плакать.
Он ласково: «Ну, лезь на печь,
То может быть собака
Зря нынче воет на зарю.
Прости, меня, дочурка,
Неправду может говорю
Обманывают чувства?»
17.
Пропал твой дед на Соловках,
А мы лишенцы стали,
И унижение и страх
В деревне испытали.
А в Горьевске тогда базар
Вдруг опустел…. Андрюша!
А раньше.… Уж, какой товар
Туда свозили! Слушай.
Пройду с отцом я по рядам:
Белуга вся лоснится,
Халва ореховая – нам
Такая уж не снится.
Медовый пряник ли жую
По праздникам, иль булку
Судьбу за то благодарю…
С багряным ветром гулким
К нам ворвалась беда.
Что жизнь. В тридцатые те годы?
Один брат умер у межи,
Другой – на печке в голод.
18.
Но голод, пережив едва
Обижены мы были
«Лишенка, дочь попа» – слова
Мне к счастью путь закрыли,
Хотела, сын я в институт
Мы, мало ль что желали…
Пути лишенцам не дают…
А вождь народов – Сталин
На нас неласково смотрел,
И стали церкви рушить.
Притих наш Горьевск, отзвенел
– Всё ранило так душу.
Как выйду в буйные поля,
А за полями город,
Но звон церквей не слышу я
И свет зари так горек…
Там кто-то с поля хлеб везёт
И думаю, бывало:
Страдал от голода народ,
Что ль хлеба было мало?
19.
– Любила парня я, сынок,
Был он у нас сапожник,
Он красотой меня привлёк,
Меня приметил тоже.
Встречаться стали. Мир сиял
Таким счастливым светом
Не помню, кто ему сказал:
«Да, брось лишенку эту».
Ушёл любимый от меня,
В лугах погасли зори.
Лишенка.… Пусть отец.… Но я…
Зачем же детям горе?
Мне мама отчима нашла…
В свои девичьи годы
Я своенравною была…
И воля, знать, господня.
Уехала тогда я в Крым
Развеять злое горе,
Чтобы сияньем голубым
Могло утешить море.
20.
Под снегом помню я седым
Цвет мушмулы февральской,
Под гнётом ледяным таким
Все тоже изнывали.
Андрюша! Мы в тисках беды,
В тисках боязни жили.
Из-за какой-то ерунды
Холодный страх – по жилам.
Друг другу слова не сказать,
И на работу ночью
Спешили, чтоб не опоздать,
А то тюрьма, сыночек!
В газетах славилась страна
Всё было показухой…
А моря синяя волна
Плескала в берег глухо.
В Крыму от голода не так
Страдали, как в Поволжье
Над прошлым уж спустился мрак
Там столько жертв…. О боже…
21.
Я хорошо всё помню, сын.
В Крыму, перед войною
Портовый сторож был один,
Сдружился он со мною
« Анюта!» – Как-то он сказал,
«Смотри, расстрел за это,
Я никому не доверял,
Но ты не выдашь, детка.
Мешки с мукой, мешки с крупой
На корабли грузили,
То в тот, то в этот загранпорт
По тоннам вывозили.
У заграницы норов свой,
Порой в штыки с Россией
Отказ? Везти опять домой?
Но нет! И керосином
Облив муку, облив зерно,
Чтоб не досталось рыбам
Пускали это всё на дно…
В России ж люди гибли…»
22.
– Мамуля, ты мне расскажи
Как в Пятигорск попала?
Кто в нашем доме, мама, жил,
Ну, с самого начала?
– Твой прадед Прохор строил дом
Под камышовой крышей
Вон, видишь крюк под потолком
То были ясли…Тише,
Всё тише в памяти у нас
Тех старых лет качанье.
Андрей! Представишь ли сейчас
Веретена жужжанье?
Одной ногой толкает мать
С младенцем ясли эти,
Другой ногой ей прясть опять,
Пока лучинка светит.
Младенец в зыбке то – твой дед…
Я дров подкину в печку…
Вновь вспыхнул в поддувале свет
Он на Руси как вечность.
23.
– Мы в Ялте встретились с отцом,
А он – пятигорчанин.
Хорош душой, красив лицом
Так что ж, вот и встречались.
– Любила мама ты его?
– Конечно, как родного.
А вот сапожника того
Всё вспоминаю снова.
Когда приехала сюда
Дом был уже под толем.
Свекровь моя была в годах
И с ней сыночков двое.
У папы неженатый брат
Был. Ну, такой хороший.
Я помню под луною сад,
На улицу окошки.
Стояли вишни, как во сне
Как будто в сказке зимней
Сверкал на веточках то ль снег,
То ль лёгкий хрупкий иней.
24.
Стук оглушительный в окно,
И Вася тих и бледен…
Муж на работе, и темно
Спокойно у соседей.
Не знаю, в чём его вина,
Но в «Чёрный ворон» Васю
Втолкнули. Тихая луна
Мне показалась красной.
А мать рыдала на снегу,
Бескровными губами
Вдруг прикоснулась к сапогу,
Тяжёлому, как камень.
Тяжёлый взгляд был, как сапог…
«Встань мать!» – сказал ей кто-то.
– Мой Васенька, да видит Бог
Он бескорыстен, кроток.
За что за что его? – Молчать!
– В безвестность канул Вася,
Всё без суда, сынок, решать
Давалось право власти.
25.
А на столе стоял портрет
– Солдат в пилотке вечной
– Её не снять. Из страшных лет