На этот раз я высадила подругу прямо у подъезда, чтобы она по моей милости совсем не околела, оставив двух сирот на вечном моем попечении. Уж лучше изредка одаривать их небольшими подарками в виде десятидолларовых купюр. Конечно, Ленка отбрыкивалась от них руками и ногами, напоминая про бескорыстную нашу дружбу.
Дружба дружбой, но подружка моя далеко не миллионерша. Но я давно знаю, что доводы об оплате поставляемой информации на нее должного эффекта не производят, поэтому сейчас, желая вознаградить Ленку за потраченное время, затронула больное место – детей. От подарка, предназначенного любимым детям, она, конечно же, отказаться не смогла.
* * *
Названный Ленкой господин Сафронов, отвечая на телефонный звонок, весьма благосклонно принял мое предложение заехать к нему в гости, когда я представилась работником городской прокуратуры. Так приятно пользоваться служебным положением, хотя бы и бывшим.
Помнится, на заре, как говорится, туманной юности мне пришлось некоторое время поработать в этом достойном учреждении. Но так как ежедневная рутина и постоянный контроль напрягают мою творческую и деятельную натуру, я быстренько закончила свою карьеру в доблестных рядах государственных служащих и перешла «на свободные хлеба».
Зато красные «корочки», внушающие уважение одной половине моих сограждан и вызывающие опасения, если не ужас у другой ее половины, так и остались в моем вечном пользовании. Меня не пугал даже тот факт, что срок их действия давно закончился, – мало кто из законопослушных граждан пристально всматривается в потертую от частого использования книжечку с выцветшими печатями и нечеткими датами.
Как я и предполагала, наша встреча с ювелиром прошла без сучка без задоринки. Господин Сафронов принял меня довольно благосклонно: предложил кофе, сигареты, а потом обстоятельно ответил на все мои вопросы. Я мысленно поблагодарила себя за находчивость, потому что прихватила с собой несколько фотографий Лерки и ее матери, на которых ясно были видны похищенные драгоценности.
Ювелир сразу же заинтересовался и полез за лупой. Пока он с ничего не выражающим лицом рассматривал снимки, я пялилась в окно, пытаясь хоть как-то скрыть свое нетерпение. Примерно через полчаса, вдоволь налюбовавшись на снимки, вернее – на ювелирные изделия, запечатленные на них, и полистав какие-то толстые каталоги, Сафронов с довольным видом сообщил, что кольца действительно имеют большую ценность, причем не только в денежном эквиваленте.
– Можете гордиться, если все-таки найдете эти драгоценности, – заверил он меня и продолжил с усмешкой: – Только лично я глубоко сомневаюсь, что вам это удастся. Вы уж извините, но ценность исчезнувших колечек – не в золоте или бриллиантах, а в том, что они старинной работы. Понимаете, в нашем деле это ценится гораздо выше… Такие вещи, когда их крадут, берут не для того, чтобы попадаться в них на глаза, особенно – сотрудникам органов внутренних дел.
Да уж, у нашей доблестной милиции репутация, мягко говоря, не очень. Но переубеждать кого-либо в обратном не входило в мои планы, поэтому я только поблагодарила Сафронова за помощь и детальное описание всех достоинств похищенных у Фисенко колец и отправилась полученную информацию переваривать.
Направляясь к следующему пункту назначения, я попыталась сделать кое-какие выводы. Если предположить, что в квартире Валерии побывал профессиональный вор, знающий истинную ценность похищенных им колец, то вряд ли бы он позарился на те баксы и рубли, которые и сама Лерка за деньги не считает. Оставалось одно – в квартире искали нечто совершенно другое, например, именно драгоценности, а пачку денег взяли только для отвода глаз. С другой стороны, если в квартире Валерии побывали обыкновенные рядовые воришки или просто люди, которым богатство Фисенко покоя не давало, то как же у них в запасе могли оказаться ключики от квартиры или подходящие отмычки, которые даже царапин на замке не оставили.
В общем, узнав о Леркиной проблеме, я хотела одним махом получить гонорар за раскрытие совершенно пустяковой кражи, а на поверку дело оказывалось не таким уж и простым. Ну ничего, я все равно докопаюсь до истины, и уж тогда кое-кому обязательно не поздоровится.
За такими размышлениями дорога к дому пролетела совершенно незаметно. Я остановила машину уже у подъезда, а моя голова продолжала работать в прежнем направлении. Отвлечься от мыслей мне «помог» какой-то удар в лобовое стекло. Я отреагировала молниеносно: резко наклонилась, потянувшись за пистолетом Макарова, с которым не расставалась почти никогда. Но уже через секунду до меня дошла абсурдность таких действий: если бы кто и стал покушаться на частного детектива в его собственном дворе, то вряд ли бы выбрал именно этот способ – в арсенале настоящих убийц есть трюки более безотказные.
Я подняла голову и заметила на стекле белый комок… снега. Надо же, купилась, как девчонка! Я поднялась с сиденья и, увидев Гришу, который в растерянности стоял у подъезда, с облегчением выдохнула: хорошо еще, что он не понял, какого страху нагнал на меня своей безобидной шалостью.
– Ты почему дома? Разве тебе на работу не надо? – с ходу начала я засыпать его вопросами, не давая другу опомниться.
Я-то думала, что Гриша благополучно успел уйти на работу, и надеялась до самого вечера больше его не увидеть. Как оказалось, моим надеждам не суждено было сбыться: он решил приходить домой на обед. Вообще-то, насколько мне известно, в столовке при геофизической лаборатории, в которой имеет честь работать мой нынешний постоялец, качество еды вполне сносное. Но, видимо, Гриша твердо решил взять на себя заботу обо мне, любимой, поэтому и примчался.
Мои умозаключения как раз успели закончиться в тот момент, когда я дошла до подъезда. Пришлось выдавить из себя улыбку и подставить щеку для поцелуя. Ох, как же это, оказывается, тяжело – постоянно терпеть рядом с собой другого человека! Нет, надо с этим завязывать. Наверное, я все-таки не создана для семейной жизни.
– Прости, что разочаровал тебя несвоевременным приходом, но у меня неожиданно поднялась температура, – сообщил Гриша с легкой улыбкой.
И как он все понимает! А мне всегда стыдно, когда люди нечаянно попадают в полосу моего плохого настроения, особенно когда они еще и способны это заметить. Например, как Гриша. Оправдываться и уверять, что я страшно рада его видеть, было совершенно бесполезно, поэтому мне оставалось только пожалеть незадачливого геофизика.
Я сама отправилась на кухню, чтобы напоить его горячим чаем и хоть чем-то компенсировать законное, но в данный момент эгоистичное и плохо скрываемое желание остаться одной. Через несколько минут, когда Гриша, проглотивший по моей просьбе горсть таблеток, уже заснул, раздался пронзительный звонок в дверь. Я посмотрела в «глазок»: так и есть, Валерия Фисенко собственной персоной!
Распахнув дверь и не давая ей опомниться, я быстро втащила подружку-клиентку в квартиру, зажав ей рот рукой и прошептав при этом:
– Тихо, у меня кругом подслушивающие устройства…
Лерка быстро захлопала длинными ресницами, а потом изобразила на лице одобрение и понимание. Наверное, по ее разумению, в квартирах частных детективов по-другому быть просто не могло. Я жестом показала на кухню, и она без лишних слов стащила с себя норковую шубу, бросив ее прямо на пол в прихожей.
– Тань, а у тебя всегда так? Ну, разговаривать нормально нельзя? – почти шепотом пояснила она свой вопрос, устраиваясь с ногами в кресле.
Я только выразительно посмотрела на нее и вздохнула, считая нужным промолчать: пусть сама домысливает, как хочет. Лерка нервно закурила, пытаясь сосредоточиться.
– Тань, а в моем деле новости есть? – наконец не выдержала она.
– Кое-что есть, – уклончиво ответила я, разливая кофе, – но пока немного.
– Как ты думаешь, до приезда родителей успеем? – снова спросила она с надеждой.
– Должны бы.
Вообще-то я никогда не бросаю слов на ветер, поэтому с абсолютной уверенностью утверждать это не могла. Но заниматься чем-то больше недели я считала совершенно бессмысленным, поэтому твердо надеялась развязаться с Леркиной историей дней за пять-шесть. Правда, только при условии, что никто не будет меня постоянно торопить и поминутно требовать сногсшибательных новостей и подробностей расследования.
