Виталик перестал голосить и сказал, что Андрей заступился за девочку из нашего класса Машу, которую дергал за косички и щипал, и толкал, и обзывал, и довел до слез этот пацан, который реально был больше любого из нас. По-моему, его Вадя звали, но это не столь важно.

–Ну ладно, беззубые, я вам еще отомщу! – заорал Вадя, поднимаясь с колен и обращаясь к нам, а после ретируясь к умывальнику, всхлипывая и чего-то себе под нос бормоча.

Мы как-то не придали его словам особого значения. Битва выиграна, правда восторжествовала. В детстве все быстро как-то забывается.

– Не ссы, Андрюха, не в сорок первом, – сказал я, – прорвемся, у моей мамы швейная машинка есть, попрошу рукав зашьет.

– А это? – Андрей показал на пятна крови на рубашке.

– Ну, не знаю, попрошу маму на работе в прачечной постирать, там большие такие машины, может и отстирается.

Так моя мама. благодаря мне, стала тайным агентом, можно сказать, между Андреем и его родителями, чтоб те не узнали, что у моего друга казус с белой рубашкой.

Мы решили сразу после уроков сходить к моей маме в прачечную и попросить у нее помощи. Но до этого момента было еще далеко – день только начинался, и после двух уроков мы пошли в большую школу, там прошла торжественная линейка, а после нее вручались грамоты старшеклассникам, а нам, первоклашкам, дали каждому по дарам полей: кому кочан капусты, кому небольшую дыню, мне и моим теперь уже друзьям досталось по турнепсу, Андрей как мог прятал свой драный рукав, придерживая второй рукой дырку, чтобы получить подарок.

Мы вышли из этой большой школы на седьмом небе от счастья, ведь, что такое турнепс, мы не знали, но сам факт, что он такой большой и каждый из нас принесет его к себе домой и родители похвалят, только это уже поднимало до небес самооценку. Хотя не мы ж усилия приложили его собрать, нам дали его потому, что и нам когда-то придется выйти в поля. Советское общество приучало детей с детства к труду. Ну не тут-то было: нас сзади какие-то сволочи повалили на землю, оказалось – это третьеклашки, вырвали турнепс из рук и наутек. А поводом к их поступку послужило, когда потом мы докопались через какое-то время до истины, злопамятство Вадика: он своему старшему брату пожаловался на нас. И так, старший брат Вадика, такой же толстяк, и его одноклассники решили нам отомстить. Было их человека четыре, но они зря это сделали. Мы, не сговариваясь, даже Виталик вскочили на ноги, портфели скинули и за третьеклашками, не долго музыка играла, мутузили мы их от души: загнали в лужи вместе с нашим турнепсом и там их помакали изрядно, турнепс, к сожалению, стал похожим на этих грязных хлюпающих носом и визжащих пацанов, но мы отбили свое.

Пришлось нам всем троим по окончании битвы за турнепс плестись к моей маме на стирку в прачечную. Мама Ксения была у меня очень добрая и справедливая – выслушала нас, отмыла, обстирала, просушила и просто заштопала рукав рубашки Андрея. Пятна крови, конечно, совсем не отстирались, но было более-менее сходно, можно было под школьный костюм спрятать, тем более белая одевалась только по праздникам.

На следующий день мы втроем перед учениками всей школы, учителями должны были просить прощения у этих старшеклассников, с фингалами под глазами. Но мы вышли перед строем и отказались просить прощения. Я выступил в этот раз за нашу тройку арбитром. Я сказал просто:

– Турнепс вручили кому? Нам, а не этим, – и указал пальцем на понурых третьеклассников, – они отобрали у нас турнепс. Почему это вдруг мы должны извиняться перед ворами? Они своровали – своровали, они получили – получили, и их больше, чем нас, и они старше – значит, должны пример нам подавать как жить, как поступать, а они кто и что, получается недоразумение какое-то. Все же, по справедливости.

Строй взорвался в диком хохоте. Я так и не мог понять причину их смеха – тут же дело-то принципа. На этом как-то скомкали показательное мероприятие, взяв с нас обещание больше не драться. Только я не уточнил, давая обещание, сколько дней мы не должны драться? А вдруг ситуация! Но обещания в детском возрасте так же быстротечны и так же быстро забываются, в чем и радость детства, что можно часто делать глупости и тебя прощают.

Вы можете подумать, что я все детство свое потратил на драки. Нет, вы глубоко заблуждаетесь, я занимался поиском самого себя, и драки, время от времени, – это были лишь малые, едва заметные сюжеты, шло формирование личности. Дружба, многие ищут ее до глубокой старости, обижаются, если тот человек, которого считал другом, вдруг поступил по-своему, нарушив какие-то договоренности и обещания. По сути своей люди одиноки, настоящая дружба может быть только в детстве, когда на улицу вместе, когда игры вместе, когда интересы совпадают или во взрослом возрасте, когда уже не дружбу человек ищет, а любовь и свою вторую половину, чтоб создать семью.

Наше детство было прекрасно, потому как семьдесят процентов свободного времени мы проводили на улице всегда в приключениях, мы их не искали, приключения сами находили нашу троицу.

Расскажу немного теперь и о себе. Я в 8 лет был уже самодостаточен, я знал всегда что мне нужно, куда идти, и я никогда не был внутренне одинок. Я всегда был в поиске, я всегда был в пути. «Ага! – скажете вы, – у тебя были друзья, и потому ты себя ощущал комфортно и потому ты и был морально и душевно спокоен». Нет, в этом вы глубоко ошибаетесь, внутренний стержень – вот что составляло основу моего спокойствия. Я знал, что у меня есть и папа, и мама, то есть два родителя, а не как у некоторых моих сверстников – один. Я знал, что, если заболею, вылечат – мама у меня была настоящей знахаркой и молитвами, и травами лечила. Но в то же время мне никто не мешал познавать мир и экспериментировать, родители в это время были на работе.  Мои эксперименты были просто, с первого взгляда взрослого человека, дикими, но для меня казались абсолютно нормальными.  Так я однажды захотел стать парашютистом, учтите, в восемь лет, взял пуховую шаль матери, поставил стул посреди зала, стал прыгать, но всегда быстро приземлялся. Тогда я подумал, что что-то в моей конструкции прыжка не так и, взяв ножницы, прорезал дырку посреди шали, ничего не изменилось в качестве прыжков со стула после этого, но дыра на шали осталась, и была еще одна ночь, проведенная мной в углу дома, а мама осталась зимой без шали. Это сейчас можно сбегать на рынок и подкупить, в то время шаль достать было сложно, можно сказать, что за этот поступок впервые я познал чувство стыда, мне реально было стыдно, что я маму оставил без ее ангорской шали. Но в таких поступках был весь я. Я мог цыплят, которых купили мои родители, и они почему-то мерли один за другим, помыть, посадить на противень и засунуть в духовку, и вовремя спохватившиеся родители успевали их оттуда вынуть. Но, как ни странно, этот десяток цыплят, последних из пятидесяти купленных, и выжил, прогревшись в духовке. Моих друзей же отличало от меня многое – Андрюха был всегда спокоен и в себе уверен. Виталя, как и я, постоянно искал приключений на свою попу, и потом мы с Андреем его постоянно спасали, отбивали и оберегали, в общем, он был человек притягивающий неприятности.

Расскажу в качестве примера один случай, как Виталя мог на ровном месте нажить проблем.  К нам в село приехал кукольный театр, родители дали нам прилично по тем временам денег, чтоб и на театр, и на мороженое с газировкой хватило. Когда мы вышли после спектакля из помещения, где проходило кукольное представление, Витале захотелось прямо край как подсчитать, сколько у нас денег осталось. А поодаль стояли старшеклассники и наблюдали за нами. «Ну, давай! – настаивал Виталя, – давай посмотрим!»

И только мы из карманов-то деньги достали, чувствую, мурашки по коже пошли, так у меня с детства холодок и мурашки по телу – значит, что-то не доброе приближается, поворачиваюсь – метрах в десяти от нас пара старшеклассников, эдак класс седьмой или восьмой не меньше. «А ну, малявки, деньги на бочку!» – закричал один из них. «Сейчас, вот разбежались, а в дыню не хочешь!» –  парировал Виталя, и мы как дернули бежать все втроем, только пятки засверкали. Но центр села мы не очень хорошо знали, там сложное расположение улиц, поэтому уперлись в железный забор. Виталя завопил: «Все, приплыли!» И тут  уже Андрюха Кабанов, приукрасив мою фразу,  добавив в нее смачности, сказал Витале: «Не ссы, Маруся, не в сорок первом, прорвёмся! Все за мной!» И перемахнул через высокий железный забор, я, зная нерасторопность Виталика, помог ему взобраться на забор, и когда я уже был на верху забора, двое преследователей подбежали к нему так, что с самого верха пришлось прыгать, чтоб за ногу или за руку не схватили. Далее мы бежали вдоль реки Томь с приличным отрывом от взрослых пацанов: слева Томь, справа улицы. Виталя был в своем репертуаре, орал: