Ноздри Караваева вздрогнули, учуяв аромат жарящего мяса, заставив его сглотнуть голодную слюну. За очередной группой проституток он увидел дымящиеся мангалы с аппетитнейшего вида шашлыками. Тут же рядом трое черноволосых джигитов управлялись со здоровенным бараном. Они ловко завалили его на бок, а один, с ножом в руке, умело всадил нож в сердце барана, а когда тот затих, принялся отрезать ему голову. Вытирая тряпкой кровь с рук, он увидел смотрящего на него Караваева и оскалился.

– Иди, сюда, Иван. Голова рэзить буду. Твоя карашо будет!

– Да пошёл ты, – зло бросил Караваев.

Джигиты загоготали, что-то залопотав на своём языке. Больше сотни людей разного возраста, стояли с длиннющим транспарантом: «Мы больны. У нас СПИД, но мы ещё люди».

Большая толпа собралась вокруг человека, который молился на коленях. Рядом с ним стояла пятилитровая канистра. Помолившись, он встал, отвинтил крышку канистры и обильно себя полил. Резко запахло бензином. В толпе зевак рядом с Караваевым стояли военные, какие-то чиновники с кожаными папками в руках, молодые ребята с «Зенитовскими» и «Спартаковскими» шарфиками, пьяные пограничники, женщины и дети.

Караваев разволновался, когда увидел, что мужчина облил себя бензином, но посмотрев на заинтересованные лица зрителей, успокоился, решив, что это, видимо, очередное здешнее представление.

Человек достал зажигалку. Толпа загудела, быстро отхлынула от центра круга, отодвинув и Караваева. За хлопком последовала яркая вспышка огня и ужасающий леденящий душу вопль. Захлопали, как большие крылья огненной птицы руки мужчины. Он упал. Тело его подёргивалось, тошнотворно пахнуло палёным мясом.

Толпа, зашумев, заинтересованно сдвинулась к центру. Подавив приступ тошноты, Караваев двинулся дальше, с горечью думая о том, что заманчивое бартерное предложение фирмы с чудесным названием «Интертурсикретсервис», на которое он «купился», обернулось для него невероятными проблемами и разочарованиями.

Он обошёл казака, как-то умудрявшегося в этой несусветной давке жонглировать шашкой на нервно пляшущем коне. На казака никто не обращал внимания.

Группа ярко одетых и шумных молодых людей требовала узаконить однополые браки, в этой же группе стояли люди с плакатами, на которых значилось: «Даёшь гей-парад!». На некоторых плакатах что-то было написано по-английски. Целая орава телевизионщиков снимала эту группу, бойкие журналисты брали интервью у участников демонстрации. Проходивший рядом казак ненароком ожёг нагайкой одного из компании протестующих. Тот, взвизгнув, закричал: «Гомофобы проклятые! Скоро вас НАТО всех высечет бомбами» «А мы вашу НАТу вами, пидорюгами, закидаем, – рассмеялся казак и замахнулся нагайкой – протестующего как ветром сдуло.

За этой группой стояла другая, не менее многочисленная группа людей разного возраста. У каждого из них в руках был фанерный плакат на деревянной ручке. Сверху на плакате крупными буквами была выведена одинаковая надпись: «Братья! Прочитайте, запомните и поведайте другим людям». Ниже этой надписи шёл текст выполненный шрифтом помельче. Тексты на всех плакатах были разные. Караваев из любопытства подошёл ближе и стал читать.

На первом плакате значилось: «А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше бы было, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его в глубине морской». От Матфея 18—6. На следующем плакате была надпись: «Какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит?» От Матфея 16-26. Караваев сделал шаг правее, начал читать: «Горе вам, законникам, что вы взяли ключ разумения: сами не вошли и входящим воспрепятствовали…». Ему не дал дочитать мужчина начальственного вида в костюме и галстуке с портфелем в руке. Он грубо толкнул его в бок.

– Читать учишься, лопух? Знакомые буковки ищешь? Топай, давай, грамотей, пока не схлопотал по ушам.

Караваев хотел возмутиться, но глянул в злое лицо мужчины и передумал. Сделав несколько шагов в сторону, он остановился.

Мужчина с портфелем тем временем прошёлся пару раз рядом с людьми с плакатами, остановился и громко спросил:

– Кто тут в вашей банде старший?

Старик с окладистой седой бородой опустил плакат.

–А в чём, собственно, дело? Мы, что-то нарушаем? И почему это у нас банда?

Начальственный тип подошёл к нему вплотную, ткнул ему в лицо красной корочкой:

– Председатель совета мэрии города по этике Фастфудиди Гераклит. Разрешение на эту акцию у вас есть?

– Какой абсурд! Какое разрешение? Что у всех стоящих здесь на этом торжище, есть разрешение? Мы вроде ничего противоправного не совершаем и даже скорее делаем благое дело, – ответил с удивлением старик.

– Значит, разрешения нет, – констатировал председатель по этике удовлетворённо, доставая из портфеля листы бумаги. – В этом случае ваше мероприятие можно считать не санкционированным, а это означает, что каждый из участников этой акции заплатит штраф, в размере тридцати трёх целых и трёх десятых условных единиц. И это на первый раз. В следующий раз будет уголовное преследование. Будем составлять протокол. Всем участникам приготовить паспорта.

Люди с плакатами дружно загудели, опустили плакаты, окружили чиновника, шумно заспорили с ним. Старик поднял руку и остановил людей. Когда люди замолчали, он спросил у чиновника:

– Так в чём же конкретно наше нарушение? Мы что-то античеловечное пропагандируем? Почему именно нам нужно брать какое-то разрешение? – лицо старика покраснело, глаз подёргивался.

– Этого требует статья 666-я постановления мэрии о толерантности в обществе и о порядке разрешительных и запретительных мер для участников манифестаций, шествий, лекций, собраний, пикетов и других акций. Давайте паспорта, неподчинение властям грозит вам совсем другими санкциями, – ухмыльнулся чиновник.

– И чем же мы попрали эту вашу пресловутую толерантность, хотел бы я знать? – не сдавался старик.

– Сначала штраф, потом уже объяснения. Через суд, господа, через суд, всё через демократический суд, – чиновник ухмылялся, – у нас всё по закону.

– По вашему закону прав тот, кто сильнее, но сила в правде, Гераклит вы наш новоиспечённый. Вы уж, будьте добры, всё-таки объясните нам наивным, пожалуйста, в чём наше нарушение, – упрямо настаивал старик, – что конкретно говорит ваше сатанинское постановление?

Люди опять загудели, стали останавливаться зеваки. Крепкий парень в спортивном костюме встрял в разговор. Подойдя к чиновнику, он плюнул ему в ноги и гнусаво проговорил:

–Ты, чё, Пердуклит, делаешь-то, а? Ты, чё против честного русского народа буром прёшь, козлиная рожа? Зенки-то открой, вокруг посмотри, чё здесь делается, какой беспредел вокруг и срамота. Тебе, что, жить надоело?

Старик успокаивающе тронул парня за плечо:

– Погодите, брат. Пусть этот большой начальник всё же объяснит нам про нашу нетолерантность.

– Объясняй, зараза, чем мы хуже других, – согласился парень, немного успокаиваясь, и поворачиваясь к чиновнику.

Тот, однако, – это хорошо видно было по его поведению, – совсем не струсил. Достал из кармана жвачку, бросил в рот одну пластинку и спокойно ответил:

– Пропагандой своих идеалов, господа, вы наносите чувствительный урон психике людей других идеалов.

–Да, ты чё! А пидоры голые, а шалавы патентованные, которые здесь пачками шастают, не наносят нам урона? – толкнул чиновника в грудь парень в спортивном костюме. – Нет, други, вы прикиньте, мы пидорам зашквареным настроение портим! Добазарился ты, гандонище в костюме, пора тебя пролечить.

Толпа взорвалась возмущением. Раздались крики: не уйдём, братья… будем стоять на смерть… не сдадимся… не ведают, что творят, помилуй, Господи…

Чиновник неспешно достал из кармана телефон, нажал кнопку и спокойно бросил:

– «Пятый» на связи. Сектор одиннадцать – бунт. Срочные действия по программе «пипл не хавает».

И минуты не прошло, как над этим участком аллеи завис вертолёт и из него по верёвке заскользили вниз люди в масках и камуфляже. Опустившись на землю, они стали густо поливать людей слезоточивым газом, дубинками укладывать протестующих лицом вниз на землю. Зеваки шарахнулись от места стычки, неудержимо потянув за собой и Караваева. Протащив его метров сто вверх по аллее, толпа поредела, рассыпалась по сторонам.