– Мисс?

– Джинджер, – Энн улыбнулась ей так, как могла только она – открыто, будто компаньонка была ей ровней. – Не прикажешь ли снарядить карету? Думаю, нам пора домой: дядюшка и так достаточно поволновался.

– Конечно, мисс. – Однако Джинджер не спешила уходить, взгляд её тревожно скользнул в сторону Малькольма. – Почему бы вам не подождать в здании? Становится прохладно.

На самом деле пекло, как на сковородке. Джинджер даже не пыталась скрывать, что беспокоится больше за репутацию, чем за здоровье подопечной. На Малькольма она всегда смотрела неодобрительно, едва ли не с вызовом – словно чувствовала, что по крови он ближе к ней, чем к неприкосновенной Энн Харрингтон.

– Если тебе так будет спокойнее.

– Будет, мисс, – наконец, Джинджер потупила взор, как и полагалось.

– Тогда пойдём, – Энн развернулась на острых пятках. – Проводите нас, мистер Робсон?

Вопрос был риторическим: она говорила, а ловкие пальцы уже подцепили его под локоть. Джинджер оставалось только поджать губы и ускориться, позволяя Малькольму любоваться её раздражённо прямой спиной. Да, в отличие от неё, он сумел проложить себе путь к довольству и комфорту.

– Кажется, я не нравлюсь твоей компаньонке, – он наклонился чуть ближе, наслаждаясь тем, как Энн заливается румянцем от ощущения его дыхания на щеке.

– Ей не нравится любой, к кому не питает симпатии мой дражайший дядюшка. Но я не сержусь: в конце концов, пособие ей платит он.

– Странно слышать, что ты оправдываешь чьи-то поступки деньгами.

– Я не оправдываю, но понимаю. Моя свобода и безопасность тоже полностью зависят от его щедрости. За одним простым исключением: меня не так просто выставить за порог. Придётся придумывать объяснения, которые удовлетворят общество… – она неопределённо взмахнула рукой, намекая: найдутся и прочие сложности. – Дядюшка не захочет заморачиваться, и, пока это так, у меня остаётся пространство для вольностей.

«Вроде тебя», – не произнесла Энн, но Малькольм услышал. Ещё один вопрос, порой терзающий его разум: был ли он для неё лишь способом позлить родню или чем-то большим? И почему это его хоть изредка, а всё-таки волновало?

– Ну вот, я тебя огорчила! – её пальцы сильнее сжались на его плече, возвращая в действительность.

– Нет, просто заставила задуматься. – Малькольм вновь посмотрел в спину Джинджер, от которой они уже прилично отстали. – Возможно, я был к твоей компаньонке слишком предвзят.

– Ты просто смотрел на неё, исходя из своего положения в обществе. Я давно заметила: если поставить себя на место другого человека, можно быстро проникнуться к нему если не симпатией, то пониманием.

– Так ты поступила и со мной?

Она покачала головой.

– Есть люди, на чьё место я опасаюсь вставать.

Интуиция подсказывала Малькольму, что нужно свернуть разговор, перевести на тему более безобидную и приятную. Но любопытство – чувство сильнее благоразумия, в чём они оба уже не раз успели убедиться.

– Почему?

Энн посмотрела на него. Для этого ей приходилось задирать подбородок: она была невысокой, особенно по сравнению с ним. Удивительно, как кто-то столь маленький умудрялся оставаться настолько… заметным.

– Вдруг увиденное мне не понравится?

Они остановились. Малькольм посмотрел в её глаза, внимательные, изучающие, стремящиеся взглядом забраться ему под кожу.

– Например? – он сам не знал, почему понизил голос. – Чего ты боишься?

Её рука соскользнула с его локтя, пальцы вновь провели по щеке. Малькольму захотелось поймать их, прильнуть к тёплой ладони, закрыть глаза.

Он ничего не сделал.

– Я боюсь, что ты ничем не отличаешься от других.

Малькольм всё же поймал её руку, прижался сухими губами.

– Обещаю, этого ты не увидишь.

– Спасибо. – Он не был уверен, за что именно Энн благодарит. – А теперь нам нужно идти, иначе на обратном пути Джинджер сведёт меня с ума лекциями о том, как должна вести себя юная леди накануне дебюта.

Последнее слово она произнесла, будто ругательство, мило сморщив хорошенький носик. Малькольм знал причину: её дядя рассчитывал, что в новом сезоне Энн, как и полагается, заключит союз с достойным молодым человеком, жизнь с которым, также как полагается, обернётся для неё сущим кошмаром. Конечно, самого Малькольма к достойным не относили.

– Надеюсь, ты пропустишь её слова мимо ушей.

– Безусловно, – Энн фыркнула: как будто она позволяла кому-то навязывать свои мысли.

Нет, ею было непросто управлять, как и всякой стихией. Находясь рядом с Энн, Малькольм всякий раз боялся обжечься – он знал, что произойдёт, если она наконец-то разгадает его намерения. Достаточно сказать, что больно будет обоим.

– Надеюсь, однажды ты отринешь мнимые правила приличий, и согласишься выйти за меня замуж.

Энн остановилась. На секунду Малькольму показалось: он совершил глупость. Поспешил в единственном вопросе, в котором следовало быть осторожным и деликатным, проявить мягкость, а не решительность.

Всю эту секунду Энн не двигалась, только пальцы сжались, подбирая ткань платья. Наконец, повернулась вполоборота, взглянула на Малькольма с жалящим подозрением.

– Ты сказал то, что думаешь?

«Похоже, что я шучу?» – хотел усмехнуться Малькольм, но сдержался. Он вдруг почувствовал себя так, словно сидел верхом на драконе без седла и страховки: одно неосторожное движение, и можно проститься если не с жизнью, то с будущим.

– Да.

Энн сама сейчас походила на зверя – не хищник, но лань, вскинувшая голову на звуки охоты. Выжидающая, настороженная, она понизила голос.

– И что, ты готов пойти к моему дядюшке, чтобы просить моей руки?

Это было бы унизительно. Малькольм почти не сомневался, что ему откажут, слишком много на то имелось причин. Главная – он не особо умел просить, унижаться, кланяться в ноги. К сожалению, дядюшка Энн очень любил, когда перед ним преклонялись.

– Если ты считаешь это необходимым, – Малькольм предпочёл ответить уклончиво, оставить лазейку.

– Считаю, – отрезала Энн.

– Значит, да. Я готов завтра же утром постучаться в дверь твоего дома и сделать всё возможное, чтобы твой дядюшка позволил связать наши жизни, – он вновь взял её за руки, сжал осторожно, но крепко. – Ты важна для меня, Энн. Больше, чем тебе может казаться.

Последние слова наконец-то заставили её улыбнуться.

– Завтра не обязательно. Хотя, признаюсь, я буду с нетерпением ждать того дня, когда дядя позовёт меня, чтобы рассказать о твоём предложении. О предложении, которое я с удовольствием приму.

И Энн подмигнула ему, словно только что не рассматривала под невидимой лупой. Лань опять ускользнула – Малькольм остался наедине с хитрой куницей.

Если Энн можно было сравнить с мелким хищным зверьком, то её дядюшка был тем самым драконом, который мог бы сниться Малькольму в кошмарах. Охочий до золота и лести, считавший положение в обществе определяющим будущее, он свысока смотрел на каждого, кто хоть малость уступал ему в титуле. Малькольм, будучи сыном сквайра, мог на взгляд даже не рассчитывать.

Идти к этому человеку и просить руки его единственной подопечной, было страшно. Конечно, Малькольм бы ни за что не признался, что подобное чувство поселилось в его душе, но оно там было. Скрывалось, ныло, заставляло сердце сжиматься, пока сам Малькольм, гордо вскинув подбородок, стучал в дверь имения, ежегодные расходы на содержание которого превышали его доход в добрую сотню раз.

– Мистер Робсон? – на пороге стоял дворецкий Бёртон, чопорный старикашка, относившийся к Малькольму не лучше, чем к грязи под своими ногами.

Малькольм улыбнулся ему, как старому другу.

– Бёртон, старина! Как поживаешь? – он панибратски похлопал дворецкого по плечу, только чтобы увидеть, как тот попытается сохранить невозмутимое выражение лица, испытывая при этом невероятное отвращение. – Выглядишь, должен признаться, не очень. Тебе бы взять отпуск, отдохнуть на водах…