После моего очередного отказа разговор повторился, причем три раза…

– Товарищи офицеры! – обратился я, когда почувствовал, что начальники уже устали и начали сдавать позиции. – Поговорим серьезно!

Командиры удивленно переглянулись и выпалили:

– Ну, давай!

– У меня льготной выслуги двадцать три года, – сразу зайдя с козырей, начал я. Перед отъездом на полигон я просил девочек в кадрах подготовить мое личное дело к увольнению из рядов вооруженных сил, так как до окончания контракта у меня оставалось полтора года, неотгулянного отпуска было еще на полгода, плюс переобучение на гражданскую специальность – еще три месяца, в общем, решил подготовиться заранее. – Военную ипотеку я не брал, участвовал в двух локальных конфликтах, и все ваши пугалки на меня не подействуют! Даже если вы уволите меня по несоблюдению условий контракта, пенсия и квартира у меня будут. Где мне служить, мне тоже все равно. Ваши условия я не приму ни при каком раскладе, и поэтому, может, уже решите, как меня расстрелять, да я спать пойду?

Возникла минутная пауза, после чего командир полка спросил:

– А в кукурузу пойдешь?

– В кукурузу? – я неподдельно удивился.

– Ну, в ЛДНР!

Стоит немного отвлечься и рассказать о героических и доблестных солдатах непризнанных республик ДНР и ЛНР, которые уже несколько лет вели войну с вооруженными силами Украины, добиваясь независимости. Мы всячески поддерживали ЛДНР, и ходили слухи, что совсем скоро Россия направит своих советников туда для оказания более серьезной поддержки, чем постоянные ноты протеста в «организации бесполезных наций».

– Мне нужно два часа на сбор, – улыбнувшись, коротко ответил я, отметив про себя, что служебную квартиру я сдам позже, а с имуществом на сотни миллионов, за которые отвечает каждый ротный, как-нибудь разберусь.

– Ну, все, на том и порешали, завтра я позвоню кому надо, а пока ты еще командир, так что иди ротой командуй! – закончил разговор комполка.

Выйдя из кунга, я тут же закурил, достал смартфон, увидел, что на часах уже 2.30, и вполне в приподнятом настроении затопал в направлении полевого лагеря, по пути вспоминая свои «молодые годы». Сюда попали и мощные горы Северного Кавказа, с прячущимися в них остатками ваххабитов, жалкими недобитками со Второй чеченской, и бескрайние пустыни да городские руины Сирийской Арабской Республики, где я также провел немало своих лучших дней, а если точнее, года полтора. Наконец-то я снова буду заниматься делом, а не строить своих подчиненных и подавать им команду «ЗАМРИ» для того, чтобы создать очередной фотоотчет на свой нератифицированный ЗГТшной1 конвенцией смартфон, потом отправлять командира взвода срочно оформлять слайд о том, как мы качественно, а главное, красиво проводим занятия по боевой подготовке. Иногда доходило до абсурда, и начальство требовало, чтобы лица моих подчиненных на фотографиях были обезображены мужеством героев американских боевиков из начала 90-х. Или приказывало заполнять 547 ведомостей об одном и том же, но разными словами, причем стараясь не допустить в них разногласий, так как, не дай бог, проверка заметит ошибку и поймет, что эти ведомости не соответствуют действительности (На теме «расчет времени», видимо, товарищи проверяющие традиционно стояли в наряде, пока учились в военном училище. А поэтому прикинуть то, что офицеры не смогут физически успеть провести качественные занятия, оформить фотоотчеты и заполнить ведомости и слайды даже с привлечением целого отделения писарей и хакеров, ставших необходимостью в современной армии, господа неспособны.).

Возвращаться было довольно-таки неприятно. Конец зимы на одном из южных полигонов нашей огромной Родины – матушки России – сопровождался дождем с мокрым снегом, а асфальтирование полигонов не попадало под федеральные программы Верховного главнокомандующего. В общем, двигался я по «очень сильной» грязи, а по-нашему – по «говнолину». Усугублял состояние дороги тот факт, что наш полк уже без малого год находился на этом далеком от пункта постоянной дислокации полигоне, и направление было вдоль и поперек объезжено различной военной техникой, как колесной, так и гусеничной, так что в некоторых местах грязь доставала мне чуть ли не по щиколотку.

Размышлял я на тему того, почему, раз уж мы стали контрактной армией, все равно командиры несут ответственность за подчиненных даже после окончания служебного дня, в выходные и отпуска. В общем, пока военный не будет уволен, командир должен, по мнению высокопоставленных начальников, контролировать даже соблюдение требований безопасности при исполнении супружеского долга подчиненным. Притом что рычагов воздействия на матросов практически не осталось, а уволить контрактника – это целый квест, так как подразделение должно быть укомплектовано, и не важно, что качество не соответствует количеству. «Плохо работаете с личным составом, товарищ офицер!» – слышал, наверное, каждый командир, который служил в ВС РФ начиная с 2012 года, а может, и раньше.

С этими мыслями я наконец-то дошел до своей палатки, принял доклад от дежурного и выполнил команду «ОТБОЙ».

Г Л А В А 2

АМНИСТИЯ

Утро началось, как обычно, и от подъема до развода на занятия ничем не отличалось от сотен других. Даже когда поступила команда: личный состав отправить на занятия, а командирам рот, батарей и отдельных взводов прибыть на командный пункт полка. Ничего не предвещало беды. Я в принципе так вообще потопал в полной уверенности, что информация, которую собирались довести, меня особо не коснется, так как я уже скоро убуду к новому месту службы. Однако, перед тем как зайти в палатку командного пункта, начальник штаба приказал всем сдать свои смартфоны и звонилки. Удивительно было то, что начальство, так яро борющееся с телефонами, не одобренными министерством обороны, даже не попыталось никого наказать и чего-нибудь лишить, а сделало вид, что так и нужно.

Когда определенная категория военнослужащих собралась внутри указанного места, мы получили короткую задачу: вскрыть свои боеприпасы НЗ, зарядить учебно-боевую группу машин (боевая группа всегда была заряжена) и подготовить личный состав к учениям. Время и место, конечно же, сказано не было. Тут я заподозрил, что меня это еще как коснется. Мои сомнения развеял начальник штаба. Ему на телефон кто-то позвонил, видимо, очень важный. Когда он поднял трубку и представился, его глаза еле заметно расширились, а спина, и без того отлично выправленная, стала еще ровнее. Он мельком глянул на меня, и я понял, о ком они говорят. Начштаба тихо ответил: «На месте». Затем произнес: «ЕСТЬ» и положил трубку, подозвал к себе командира батальона и сказал ему что-то еле слышно, комбат отрицательно помотал головой, что-то говоря.

Моего опыта хватило, чтобы понять: речь шла о том, кто меня заменит при выполнении учебно-боевых задач, а поскольку комбат категорически отказался меня менять, хотя он тоже получил по шапке за моего любителя оторваться от мира сего, то, видимо, задачи предполагались и не очень-то учебными.

Радоваться или грустить по данному поводу я так и не решил.

На более детальном уточнении, которое спустя короткий промежуток устроил комбат, я уяснил, что уже завтра к 6.00 мое подразделение должно совершить марш в ближайший порт и погрузиться на большой десантный корабль. Остальным же подразделениям приказано совершить марш в район учений и там встретиться с нами. Все это осуществлялось на территории нашего государства, и оставались надежды на то, что задачи так и останутся учебно-боевыми. После того как командир всех распустил, я подошел отдельно и спросил:

– А что по мне?

– Ты на месте, не то время, чтобы тебя менять. Иди занимайся, – коротко ответил комбат.

Выдвинувшись к подразделению, я поймал своего дневального, несущего с полевой кухни честно украденные сосиски, которыми он обмотался как пулеметными лентами, сказал ему оповестить командиров взводов, чтобы они прибыли в лесопосадку за нашей палаткой для уточнения задач, и, закурив на ходу сигарету (что, конечно же, категорически запрещено уставом), начал определять, какие мероприятия мне необходимо выполнить немедленно.