Прощание

Детство – это другой мир. Это время, когда времени не существует. Помните это состояние, когда теряешься во времени? ⠀Растворяешься? Ты как бы вне его жестких рамок – вне суеты и обязаловки серьезной жизни. Зависаешь и паришь… Чаще всего это летом, на море – вот ты лежишь, лежишь на волнах, и вот уже сто лет прошло, или минута – ты не понимаешь, но солнце уже садится, окрашивает бирюзовую воду в фиолетовые цвета.

Или притаился в палатке где-нибудь в горах, ночью, и слушаешь лесные шорохи, не можешь заснуть и понимаешь, что там сейчас что-то важное происходит, идет какая-то удивительная жизнь, за этим тонким брезентом, но выйти боишься, потому что – а если это злые эльфы, и они утащат тебя к себе, а вместо тебя подкинут родителям своего прожорливого ребенка?

В пионерском лагере просыпаешься среди ночи – тебя намазали мятной зубной пастой, и она холодит щеку. Идешь отмываться на улицу к кранам, запрокидываешь голову, а там – звезды. Целая куча. И вспоминаешь, что из них можно составить картинки, и вот уже там у тебя и львы мчатся по небу за антилопами, и жар-птицы взлетают, роняя перо… И паришь с ними, пока холод не приведет в чувство.

А еще часто такое было в троллейбусе, если едешь вечером в пустом и тихом. Смотришь за окно в мелькание огоньков-домов-машин, смотришь и понимаешь, что ты один на свете – наблюдатель… И пропускаешь свою остановку.

И вот сейчас иногда кажется, что стоит вовремя оглянуться, и из этой старой калитки выйду я многолетней давности и присоединюсь к веселью. Или на пляже выползу запыхавшаяся из воды и улягусь греться, прижимаясь плотнее к черному боку камня. И начну ловить зазевавшихся крабов. Или распугивать мелкую серебристую рыбешку. Просто я потерялась во времени…Бывало такое? Я бы назвала это состояние по аналогии с невесомостью – невременность. Есть слово "безвременье", но оно о другом. ⠀

Мне страшно не хотелось взрослеть. Наверное, и мужа я выбирала себе не для взрослых дел, а чтобы он меня понянчил. Он старше меня на 20 лет. Когда тебе самой 20, это много. Зато потом, с годами, грани стираются, время не имеет такого значения. А вот болезни – имеют. И нянчить приходится его. А я не готова.

Но вот мне пришлось самой идти на рынок, самой нести продукты домой – я так и не выучилась водить машину. Мне всегда нравилось ездить на рынок с мужем – идти с ним по длинным разноцветным рядам с овощами, фруктами, зеленью в облаках сменяющихся ароматов и просто быть рядом, когда он торговался с продавцами весело и успешно. Муж располагал их к себе – он умел сказать вовремя доброе слово, назвать по имени тех, кого встречал уже второй раз, а у тех, с кем общался дольше, интересовался семейными делами, расспрашивал про детей. И не стеснялся громко, хорошо поставленным баритоном расхваливать товар. Обычно за нами тут же выстраивалась очередь. Муж никогда не проверял сдачу, но его никогда не обманывали, не обвешивали и не надували. В отличие от меня.

Если я ходила на рынок без него, каждый из продавцов считал своим долгом смухлевать – видимо, я располагала к обману. У меня на лбу было написано: добро пожаловать в страну наивных девочек, которые не умеют быстро в уме считать и не дружат с цифрами. Хотя я уже давным-давно не девочка.

Я не стала набирать много – не дотащу. Взяла по паре огурцов-помидоров, по пучку зелени, домашнего адыгейского сыру и свежей султанки. Хотела взять мидий, но свежих не было, а мороженые я не люблю.

Накрывала на стол с удовольствием. Я люблю готовить – вот насколько не люблю покупать продукты, настолько люблю готовить. Мы обычно обсуждали меню с мужем – он у меня гурман. Поэтому я представила, что он сидит рядом и одобряет или нет мой выбор. Постаралась собрать всё, что он любит: канапе с икрой и лимончиком, овощи натуральные (никаких размякших салатов), соусы к овощам отдельно, сочные отбивные, пышное пюре (взбивать с маслом, потом добавить подогретого молока и довести миксером). Кутью же ещё. Он терпеть не мог курагу, поэтому с изюмом. Пирожки. Пирожки он любил, но особенно – рулеты с маком. Мака я не жалела, весь смысл в этом: мака должно быть много (хорошо проварен, растёрт с сахаром). И ватрушки…

Ненавижу. Ненавижу их всех. Мы были женаты 18 лет, и все эти годы они мне улыбались, они принимали мои подарки. Улыбались и мило беседовали. А теперь приехали, нажрались и не нашли ничего лучше, чем высказать, какой я была плохой – лишила их внимания отца и деда, заграбастала его квартиру и машину. А то, что я три года за ним ухаживала лежачим, а то, что я окружила его вниманием и теплом, когда он стал невыносим, раздражителен, навязчив? А то, что я его утешала, когда он ныл и жаловался? И – я любила его. Люблю.

Любовь не уходит со смертью человека. Рядом будто нет никого, но есть, есть. И странное такое чувство: нет внешней опоры. Нет того, кто всегда был, всегда всё решал, всё брал на себя. Наверное, он начал прорастать внутри меня. Я впервые смотрела на всех его глазами и видела их отстранённо. Он говорил: «Наш девиз: не обижать и не обижаться!» И я вдруг поняла: а чего обижаться? Я была с ним целых 18 лет, и он остался со мной. А они окончательно его потеряли.

Странный сегодня воздух. После вчерашнего грибного дождя и радуги он неправдоподобно синий и чистый, будто окошко тщательно промыла аккуратная хозяйка – так, чтобы ни капли "химии" не осталось. И запахло землёй, травой и морем, жарким солнцем и крепким ветром. Запахло наступающим летом. Камни сразу нагрелись, но ещё не раскалились, на них стало уютно сидеть. Сидеть и дышать, и смотреть, и – глупо, но мечтать о том, что всё будет хорошо. Хорошо несмотря на то, что вот сейчас, сию минуту моё детство закончилось, истекло…

Открытый урок

Мы познакомились на практике. То есть я проходила школьную педпрактику, а он её вёл. И приехал ко мне на открытый урок. Я вообще не волновалась. Чувствовала себя совершенно на своём месте: детей я понимала интуитивно, а старшеклассников так и вообще чувствовала, как своих. Между нами было всего-то 4 года разницы.

И ребята не подвели: реагировали на шутки, рвались отвечать на вопросы, не стеснялись встать у доски или подать реплику с места. Главное – уложиться в 45 минут и успеть провести опрос, дать новый материал, записать задание на дом. И всё получилось идеально.

Вик Саныч сидел на задней парте и добродушно улыбался в бороду, похожий больше на геолога из чёрно-белых фильмов, чем на филолога-германиста. Ему бы ещё гитару и песню Высоцкого для полного сходства. Ученики выходили из класса – кто-то быстро, а самые копуши мучительно медленно. Последним ушёл Антон. Обычно он подходил ко мне и что-то спрашивал, мы с ним обсуждали всякое вроде бы внеклассное чтение, что-то необязательное, но любопытное.

Сейчас он подошёл с переводом «Эпитафии» из «Кримов». Мы хотели сделать экви-перевод, но тогда надо было убрать половину слов. Английский более компактный, чем русский. В стихах это особенно заметно. И у нас не получалось. Мы бились над припевом:

Смешение – мне эпитафия.

Я всё ещё ползу тропой разбитой,

и если всё же справимся, друзья,

мы вместе посмеемся перед битвой.

Да только завтра буду плакать я.

Да, я боюсь, что буду плакать я.

Вик Саныч подошёл и сразу включился:

– King Crimson? А если так:

Неверной тропой пробираюсь я…

Смешенье – мне эпитафия.

Антон сурово посмотрел на Вик Саныча и забрал тетрадку с текстом, а я про себя подумала: неплохо же!