– Чем могу помочь? – спросил батюшка, – а то я ещё днём заприметил вашу машину: возвращаюсь, а вы ещё здесь.

– На буксир бы надо, а до дома полтораста километров, кто согласится? – объяснил Андрей, выбираясь на дорогу.

Священник глянул на часы:

– Полтораста, – конечно много, а вот пяток, пожалуй, могу, – живу тут недалеко, у меня и заночуешь, а утром что-нибудь придумаем.

Андрей засуетился, думая про себя: «Правильно говорят, что мир не без добрых людей!», быстро подцепил свою машину к батюшкиному уазику, и они покатили в сторону от шоссе полевой дорогой.

В Бога Андрей никогда не верил. Он аргументировал свое неверие простым и конкретным вопросом: «Разве его кто-то видел? И сам себе же отвечал: «Никто! А, стало быть, – всё это выдумки, и – точка!» Не было для него Бога, и сомнений по этому поводу не было тоже. Все просто и конкретно:

«по-нашенски, по-рабочему!»

Еще до наступления темноты они добрались до места. Оказалось, что батюшка жил при церкви. Здесь же возле храма располагалось и его хозяйство, куда они и приехали. Отцепляя трос от уазика, батюшка обратился к женщине, спешащей куда-то с ведром картошки:

– Валентина, покорми человека с дороги, а если не вернусь к ночи, уложи его в ризнице. Чихнув пару раз облачком дыма, машина скрылась за поворотом. Для священника, как видно, рабочий день еще не был закончен. Солнце к этому времени спряталось за лесом, но его лучи достигали еще верхушки храма, отчего купол и крест словно горели огнем.

– Пойдёмте трапезничать, – пригласила Валентина Андрея, – все уже поужинали, и только мы с вами ещё в хлопотах.

Пока она накрывала на стол, он с интересом разглядывал помещение. На одной из стен, ближе к восточному углу, висели иконы. По центру этого небольшого иконостаса, возле самой большой из них горела лампада. От нее исходил мягкий, приглушенный, и какой – то умиротворяющий свет. Огонек этот, словно затмил собой все заботы и волнения уходящего дня, и на душе вдруг стало тихо и спокойно. Валентина накрыла на стол, перекрестившись начала молиться перед иконой с лампадой. Андрей слушал новые, непонятные ему слова, удивляясь своему необычному состоянию: в нём не было прежнего внутреннего протеста при упоминании Бога. Молитва, которую он слышал первый раз в жизни, не казалось ему чужой и отстраненной. И даже, более того: чудилось ему, что слова эти он знает с самого детства, хотя такого никак не могло быть. Чувства, всколыхнувшие его сердце, были необъяснимы, непонятны…

После трапезы Валентина провела его в церковь. Там под лестницей, ведущую на колокольню, располагалась личная «резиденция батюшки», где ему благословили расположиться на ночлег. В небольшой комнатке на плечиках висело облачение священника, у противоположной стены стояла скамья, на которой лежал матрас. Она развернула его, достала из шкафа подушку, одеяло и, застелив, сказала:

– Вообще-то, здесь не положено находиться посторонним, так что вы уж не трогайте, пожалуйста, ничего. Батюшка наш по доброте своей благословил вам здесь переночевать! В общем, вы располагайтесь, а я пойду, у меня ещё дела есть.

– А можно мне пройти в церковь, посмотреть? – неожиданно для себя обратился к ней Андрей.

– Пойдёмте, – кивнула ему в ответ.

Они вошли в огромное полутемное помещение. Свет от свечей и лампад вырывал из темноты лишь закопченные стены храма и не достигал его сводов, отчего казалось, что чуть выше уже открывается небо. Все для него здесь было непривычно и ново. Он переходил от одной иконы к другой, вглядывался в росписи на стенах, стараясь понять, для чего все это нужно людям. Валентина подошла к одной из икон, бережно стала обтирать подсвечник, стоявший рядом, на котором теплилась лампада и одиноко горела свеча. Андрей остановился, вслушиваясь в слова молитвы: «Ей, Господи мой, утешение мое, иже мене ради окаянной…» Он не понимал смысла, но что-то как магнитом притягивало его, и он с удивлением для себя продолжал стоять рядом, затаив дыхание, и вглядываться в лик на иконе.

Закончив молитву, Валентина хотела было отойти, но Андрей попросил её:

– А можно и мне поставить свечку?

Валентина принесла ему свечу, но предупредила:

– Осторожно, пожалуйста! Постарайтесь не потревожить вот эту свечечку, она горит уже три дня! Вы свою поставьте лучше с другой стороны подсвечника.

Андрей с недоверием покосился на неё, подумав, что его просто разыгрывают, но ничего спрашивать не стал. Он стоял, с недоумением размышляя о сказанном ему.

«Посмотрим сколько будет гореть моя свеча»

– решил он.

Через час с небольшим его свеча сгорела, он притушил тлеющий фитилёк пальцами, – он видел, как это делала Валентина, и бросил огарок в баночку, стоявшую на полу. А та свеча все горела, не уменьшаясь в размере…

Проходил час за часом, а свеча продолжала по-прежнему гореть. У него уже болели ноги, ломило спину, но он с упорством продолжал стоять у свечи, не понимая, что происходит…

Он не заметил, как лучи солнца проникли сквозь окна в храм, высветили иконы на стенах, коснулись лица Андрея, продолжавшего стоять в каком-то оцепенении. Он ничего не понимал: «Как такое может быть!?» В его сознании в одночасье рухнули все физические законы, рухнули все его представления об окружающем мире. Стукнула входная дверь, вошел батюшка и, перекрестившись, подошёл к Андрею:

– Раненько, однако, встали, – осенняя крестным знамением Андрея, сказал он, – машину вашу отремонтировали, я с вечера привёз из соседнего села механика, ну а сейчас пойдёмте завтракать.

Прошли годы. Андрей навещал батюшку, поначалу просто как доброго человека, выручившего его в трудную минуту, и уж потом, – крестившись, как духовного наставника, помогавшего бороться со страстями, открывшего глаза на греховную его жизнь. Он часто вспоминал ту свечку, горевшую, но не сгоравшую несколько дней, пытаясь объяснить себе это чудное явление; читал и перечитывал духовную литературу, надеясь там найти ответ на этот вопрос.

Однажды ночью он долго не мог уснуть, размышляя о своём месте в этом мире, о грехах, о могуществе Бога, вспомнилась снова и та свеча, и вдруг ему стало понятно, какую роль она должна была сыграть в его жизни, а также тех, кто стал свидетелем её необычайно долгого горения. Он думал об этом так: «Пришёл какой-то человек в храм. Поставил свечу, помолился, и ушёл. Он даже не знал и знать не мог, что его свеча будет гореть несколько дней…» Свидетели этому были уже другие люди, в том числе и Андрей, которому Бог открыл таким образом своё бытие. Через эту свечку Господь словно бы говорил тем, кто это чудо видел: «Я слышу вас и знаю все ваши нужды. Не бойтесь жить: Я – с вами!»

Андрей приехал на службу. Он как обычно, подал записки, заказал молебен, купил свечи. С ним была его младшая внучка; она теребила его за рукав:

– Дедуля, а можно я сама поставлю свечку Богородице?

Она уже знала в свои семь лет, как правильно ставить свечку, как прикладываться к иконам. Андрей тихо радовался в душе, что она сама просилась на службу и терпеливо стояла рядом, даже когда старушки приглашали присесть отдохнуть. Она прижималась к деду, и молча мотала отрицательно головой. Она любила смотреть, как горят свечи, пытаясь среди прочих увидеть ту, которую сама зажгла перед службой. Из-за множества других свечей это не всегда получалось. Но это было не так уж важно. А важно было: как учил ее дед, прибавлять к созерцанию свечи молитву, и тогда – пламя свечи, устремляясь вверх, донесёт эту молитву до Господа…

А еще ей очень нравилось подпевать хору. Её тоненький голосок при этом удивительно сливался с голосами певчих; и значит, что он был важным и нужным, а потому – никак не мог потеряться среди поющих, – наоборот: добавлял силу общей молитве людей, которая мощным потоком устремлялась вверх к Богу.