Хотим обратить ваше внимание на то, что первое письмо было написано в апреле 1564 года. Это год бегства Курбского в Литву. В этом письме есть такие строчки: «Писано в городе Волмере, владении государя моего короля Сигизмунда Августа, от которого надеюсь быть пожалован и утешен во всех печалях моих милостью его королевской, а особенно с помощью божьей». Несмотря на то, что всегда коробит, когда предатели и убийцы надеются на «помощь божью», сейчас речь о другом. Именно написание этого письма Курбским Грозному способствовало появлению такого политического явления, как информационная война против России, которому более 450 лет. Фантазия оппонентов России, увы, никак не иссякнет. Впервые карикатуры, листовки, бредни о России появились в Европе в ту эпоху, когда правил Иван Грозный.
Споры о том была ли эта переписка в действительности, или это выдумки, продолжаются до сих пор. Обратимся к книге историка Валерия Шамбарова: «…Но ведь послание и не предназначалось Ивану IV. Оно распространялось по европейским дворам, среди шляхты – чтобы не передавалось царю, засылалось для русских дворян, чтобы следовали примеру князя и вместо «рабства» выбирали «свободу»44. Когда возникло первое письмо, королем был Сигизмунд II. Курбский то ли решил оправдать себя, то ли получил поручение очернить царя, чтобы помочь собрать Средневековый Евросоюз против Руси, где якобы правит тиран, от которого нужно освободить народ. Но Курбский продолжал строчить и помогать Баторию, ставшему следующим королем после смерти Сигизмунда. Когда поляки во главе с новым монархом окружили Полоцк, Курбский прибыл уговаривать защитников крепости и горожан перейти на сторону «освободителей», тех, кто «принесет им мир и благоденствие» после долгих лет войны.
Главу о Курбском хочется закончить отрывками из ответного письма Грозного предателю: «Это вы утвердили дьявольский обычай любить изменников; а в других странах их не любят и казнят, и тем усиливаются… Мук, гонений и казней мы ни для кого не придумываем… Если же ты говоришь об изменниках и чародеях, так ведь таких собак везде казнят. А что мы якобы облыгаем православных, от кого же тогда ждать истины? Что же изменники, по твоему дьявольском мнению, что бы они ни сделали, их и наказывать нельзя? А облыгать (клеветать) мне их для чего? Из желания ли власти моих подданных, или их худого рубища, или чтобы пожирать их? Не смеха ли достойна ваша выдумка? Чтобы охотиться на зайцев, нужно множество псов; чтобы побеждать врагов, нужно много воинов. Кто же будет, имея разум, зря казнить подданных…»
«Не хочешь бояться власти – делай добро, а если делаешь зло – бойся, ибо царь не напрасно меч носит – для устрашения злодеев и ободрения добродетельных…»45.
«Что же ты, собака, гордо хвалишься и хвалишь за воинскую доблесть других собак-изменников? Господь наш Иисус Христос сказал: «Если царство разделится, то оно не сможет устоять», кто же может вести войну против врагов, если его царство раздирается междоусобными распрями? Как может цвести дерево, если у него высохли корни? Так и здесь: пока в царстве не будет должного порядка, откуда возьмется военная храбрость? Если предводитель не укрепляет постоянно войско, то скорее он будет побежденным, чем победителем. Ты же, все это презрев, одну храбрость хвалишь; а на чем храбрость основывается – это для тебя неважно; ты, оказывается, не только не укрепляешь храбрость, но сам ее подрываешь. И выходит, что ты – ничтожество; в доме ты – изменник, а в военных делах ничего не понимаешь, если хочешь укрепить храбрость в самовольстве и в междоусобных бранях, а это невозможно46 <…>
Не потому ли я, по твоему мнению, «оказался сопротивным разуму, разумея», что тогда не подчинился вашей воле? Поскольку вы, бессовестные клятвопреступники, привыкли изменять ради блеска золота, то вы и нам то же советуете. Скажу поэтому: иудино окаянство – такое желание! От него же избавь, боже, нашу душу и все христианские души. Ибо, как Иуда ради золота предал Христа, так и вы, pади наслаждений мира сего, о душах своих забыв и нарушив присягу, предали православное христианство и нас, своих государей. <…>
Как я сказал выше, виновные понесли наказание по своим проступкам; все было не так, ты лжешь, неподобающим образом называя изменников и блудников – мучениками, а кровь их – победоносной и святой, и наших врагов именуя сильными, и отступников – нашими воеводами; выше я указал и разъяснил, каково их доброжелательство и как они за нас полагают души. И не можешь сказать, что теперь мы клевещем, ибо измена их известна всему миру: если захочешь, сможешь найти свидетелей этих злодейств даже среди варваров, приходящих к нам по торговым и посольским делам47. <…>
Если царю не повинуются подданные, они никогда не оставят междоусобных браней. Что может быть хуже, чем урывать для самого себя! Сам не зная, где сладость и свет, где горечь и тьма, других поучаешь. Не это ли сладость в свет – отойти от добра и начать творить зло самовластием и в междоусобных бранях? Всякому ясно, что это – не свет, а тьма, и не сладость, а горечь48. <…>
Так же, как эллины почитали богов в зависимости от страстей своих, ты восхваляешь изменников, будучи изменником сам; как они вместо бога чтили свои тайные страсти, так же и ваша скрытая измена выставляется, словно правое дело49. <…>
Ты же не стыдишься именовать предстателями изменников и смертных людей, хотя Христос говорил в святом Евангелии: «То, что для людей высоко, для бога – мерзость». Ты же украшаешь изменников, смертных людей, не только человеческими почестями, но и похищаешь для них божью славу! Подобно эллинам, ты в умоисступлении и неистовстве, уподобляясь бесноватому, чтишь изменников, избирая их по своей страсти, как эллины почитали своих богов!50 <…>
Бессмертным себя я не считаю, ибо смерть – общий удел всех людей за Адамов грех; хоть я и ношу порфиру, но, однако, знаю, что по природе я так же подвержен немощам, как и все люди, а не так, как вы еретически мудрствуете и велите мне стать выше законов естества. Как уже сказал выше, благодарю я моего господа, что сумел, сколько было сил, укрепить благочестие. Это же достойно смеха, человек, выходит, подобен скоту; если так считать, то у человека пар вместо души: это ведь саддукейская ересь! Вот до какого неистовства ты дошел, когда писал без разума!
Я же верю в Страшный суд господень, когда будут приняты души человеческие с телами, с которыми совместно творили, и судимы будут за свои дела и все вместе и нераздельно – и цари, и последние из рабов, словно братья, будут спрошены, каждый за свои поступки. А когда ты писал, что я не хочу предстать перед этим неподкупным судом, то ты, приписывая ересь людям, сам впал в злобесную манихейскую ересь! <…> Я же знаю и верю, что тем, кто живет во зле и преступает божьи заповеди, не только там мучиться, но и здесь суждено испить чашу ярости господней за свои злодейства испытать многообразные наказания, а покинув этот свет, в ожидании праведного господнего суда, претерпят они горчайшее осуждение, а после осуждения – бесконечные муки. Так я верю в Страшный суд господень.
Верю, что мне, как рабу, предстоит суд не только за свои грехи, вольные и невольные, но и за грехи моих подданных, совершенные из-за моей неосмотрительности; как же не достойны смеха твои рассуждения: если смертные властители постоянно привлекают на суд силою, то как же не повиноваться царю царей и господу господ, всеми владеющему?51 <…>
