— Погиб. А может ты его сам. Спасаешь свою шкуру.

— Нет. Нет. Господин. Я говорю правду.

— Покажешь где тело, а потом я передам тебя Бенаи.

Давид ждал, сгорбившись между внешними и внутренними воротами Маханаима вместе с Эфраимом и слугой. Часовые укрепили факелы на крепостных стенах с каждой стороны будки часового.

— Кажется, я слышу звук трубы, — сказал Давид сторожу, который держался около будки. — Поднимись и посмотри, нет ли на дороге гонца.

Наблюдатель поднялся на крышу будки.

— Я вижу человека, — сказал он.

— Он один?

— Он один.

— Раз он один, значит, это вестник.

Сторож крикнул привратнику.

— Смотри, ещё один бежит!.

— И это вестник.

— Я вижу, что первый бежит, как Ахимаа́ц, сын Цадо́ка.

— Он хороший человек и несёт хорошие новости!

Ахимаац на одном дыхании подбежал к воротам Маханаима, узнал царя в мрачном свете факелов.

— Все хорошо! — крикнул он и поклонился Давиду.

— Слава твоему Богу, который отдал тебе тех, кто восстал против моего господина, царя! — произнес он.

— Всё ли в порядке с моим сыном Авессало́мом?

— Когда Иоа́в посылал меня и другого вестника, было много шума, но я не знаю почему.

— Останься со мной, — сказал Давид. Он встал рядом с царем и перевел дыхание. Немного погодя подбежал кушит и, узнав царя, остановился перед ним.

— У меня весть для моего господина, царя, — воскликнул он. — Сегодня Господь восстановил справедливость, избавив тебя от тех, кто восстал против тебя!

Давид качнул головой.

— Всё ли в порядке с моим сыном Авессало́мом?

— Пусть с врагами моего господина, царя, и со всеми, кто восстал против тебя, будет то же, что стало с твоим сыном, — ответил кушит.

Давид закрыл лицо руками и залился слезами. Потом он поднялся в свою комнату и предался горю, восклицая:

— Мой сын Авессало́м! Мой сын, мой сын Авессало́м! Лучше бы я умер вместо тебя, мой сын Авессало́м, мой сын!

Его крик слышался у ворот города.

Когда его военачальники вернулись, он все еще рыдал. Они слышали, как царь голосил о горе, которое ему принесла смерть сына, который хотел его убить. Иоав, Авшай, Иттай узнали от Эфраима, что Давид намеревался объявить завтрашний день днем траура.

— Ну, об этом не может быть и речи! — крикнул Иоав Эфраиму, охваченный яростью военного.

— А тогда зачем мы рисковали нашей жизнью! — крикнул раздраженный Авишай. — Для кого мы проливали кровь братьев иудеев и наших соратников? Угомони царя, вместо того чтобы рассказывать нам его бредни!

Эфраим побледнел как полотно и удалился. Все другие разошлись по своим местам со скорбными лицами.

Иоав пошел во дворец и потребовал, чтобы его тотчас принял Давид. Эфраим сослался на горе, которое царю принесла смерть сына.

— Да плевать я хотел на это! — крикнул Иоав, свирепея от гнева.

Эфраим, охваченный паникой, открыл дверь царских покоев. Иоав застал Давида в подавленном состоянии. Давид поднял на него заплаканные глаза.

— Послушай, — сказал Иоав, плохо сдерживая свой гнев, — Сегодня ты заставил стыдиться всех своих слуг, которые спасли твою жизнь и жизнь твоих сыновей, дочерей, жён и наложниц. Ты любишь тех, кто тебя ненавидит, и ненавидишь тех, кто тебя любит. Сегодня ты показал, что начальники и слуги для тебя ничто. Теперь я вижу: для тебя было бы лучше, если бы Авессало́м был жив, а мы все погибли. Выйди и успокой своих слуг, а если не выйдешь, то, клянусь Иеговой, к вечеру у тебя не останется ни одного человека. Это будет худшей из всех бед, которые случались с тобой с юности и до сих пор!

Голос Иоава гремел как гром. Бледный, с круглыми от оцепенения и страха глазами, Давид отодвинулся к постели, как будто бы хотел войти в стену, к которой прижимался спиной, а Эфраим трясся всеми своими членами.

— Так и будет, я клянусь тебе, мой царь! Это будет самое худшее, что ты испытал с тех пор, как родился на свет! Вставай, Давид!

И Иоав ткнул пальцем на дверь.

Давид встал. Он прошел мимо Иоава, старая тень, которую навсегда покинула слава, он — создатель Израиля, тот, кто бросил вызов Саулу, объятый страхом получить удар копьем в спину. Авишай был внизу лестницы, ведущей из старых покоев Саула.

— Собери людей, всех во дворе, — скомандовал ему Иоав тоном, не терпящим возражений. — Царь хочет их поздравить, прежде чем они отправятся спать.

Немного погодя вся люди была собрана во дворе, при свете факелов. Они смотрели во все глаза на царя, ради которого они рисковали жизнью. Этот бледный царь дрожащим голосом благодарил их за одержанную победу и призывал на них благословение Всевышнего за мужество, с которым они сражались. Они приветствовали его настороженно.

Иоав стоял за ним, сверля его взглядом. Жены и слуги, дети и жители Маханаима стояли у окон. Одна женщина особенно смотрела на него: это была Маана, мать Авессалома. Она пришла утешить его позднее, когда он стенал надломленным голосом. Они горько плакали этой ночью.

В другой комнате старого дворца Иоав и Авишай, закутавшись в плащи, сидели на полу напротив жаровни и сумрачно смотрели на сверкающие угли. Время от времени треск, казалось, оживал, угли краснели, выбрасывая искры в воздух, словно оскорбление, потом серели и, наконец, белели.

— Царь… — сказал Иоав.

— Бывший царь, — поправил Авишай.

— Совсем сдал старик, старая женщина! — воскликнул Иоав.

Иттай скорбно слушал их, жуя финики и бросая косточки в огонь.

— А если он теперь умрет… — сказал Авишай, не закончив фразы.

— Есть другие дети, — заметил Иоав.

— К счастью, ты заставил его произнести эту речь, — сказал Иттай.

— Если бы я этого не сделал, был бы бунт, и я знаю воинов, которые бы попытались его убить, — ответил Иоав.

— Что теперь будет? — спросил Авишай. — В самом деле, эта победа ничего не решает.

— Нет, она ничего не решает, — согласился Иоав спустя некоторое время.

Войско филистимлян, добравшись до Галаада, повернуло на север. Военачальники, услышав, что Авессалом ушел в Маханаим поспешили нагнать его. Весь путь полководцы были молчаливы. Итма особо ни о чем не думал. Он был из Моава, и ему не было большой разницы за кого воевать. А вот Иш-Бенов был человеком идейным. Достигнув к тридцати пяти годам поста военачальника, он очень этим гордился.

Разведчики привели воинов весьма потрепанного вида.

— Кто вы такие?

Допрос решил вести Иш-Бенов.

— Мы воины царя Авессалома. Но вот только нету уже этого войска.

— Как нет?

— Нас разгромили. Много погибло. Сам Авессалом погиб еще в начале боя.

Полководцы переглянулись.

Немного поспорив о том, что нужно делать дальше они направили войско на север. По пути они увидели еще много беглецов и постепенно поняли, что войско Авессалома и вправду разгромлено. А затем они вышли на место битвы.

Зрелище было очень неприятным. Тело лежали так густо, что не было видно земли. По поляне ходили местные и готовили тела к похоронам.

Реи сказал:

— Дальше идти нет смысла. Там сейчас все войско Давида, нас уничтожат. Надо уходить.

— Нет, — воскликнул Иш-Бенов, — Надо наступать. Они не ожидают нападения, и мы может быть, даже захватим Давида.

— Глупо это все, — произнес Итма, — Мы же шли на помощь Авессалому. А теперь мы вражеское войско. У Давида будет повод уничтожить Гат и Гезер. Мы уходим.

— Уходите.

— А ты, — тут Итма понял, что Реи остается.

— Я свой долг выполнил. Больше нет власти Филистимлян. И ничто ее не воскресит. Я служил Далиде и Аталии. Но теперь мне некому служить. Их власть пала и скоро Давид займется ими. А у меня есть родина. Я возвращаюсь в горы моего племени.

— Предатель, — воскликнул Иш-Бенов, — Я приведу тебя в цепях к Аталии. Всех предателей ждет виселица.

— Нет, — возразил Итма, — Мы не в Гезере. Реи свободен, идти своим путем. Прощай Реи храбрейший из воинов.