"Давилке" было плевать на его руку.

- Ты действительно облажался вчера.

Он моргнул, прежде чем ответить.

- Я облажался?

Он думал, что проделал отличную работу. Фантастическую работу.

- Вообще не фантастика. Самая далёкая вещь от фантастики. Как можно испортить что-то настолько простое?

- Я не знаю. Как это я облажался?

"Давилка" выдвинула ящик своего стола и подтолкнула к себе документ. Фрай узнал в нём папку, над которой работал вчера.

- Ты нацарапал все эти пошлости, эти матерные слова, - сказала она.

Это был не вопрос, но Фрай сказал:

- Нет.

- Это твой почерк.

Снова не вопрос. Но Фрай увидел каракули, на которые она указала кончиком карандаша, и сказал:

- Нет. Я так не думаю. Может быть. Я не знаю. Вероятно.

Он наклонил голову и изучил каракули, большинство из которых представляли собой ругательства в адрес доктора Уивера, идеи о том, какие кровосмесительные действия доктор мог совершить со своей сестрой, матерью и бабушкой. Возможно, его мысли блуждали, пока он анализировал фотографии, и он немного рисовал, сам того не осознавая. Фрай почувствовал тошноту, которую он не испытывал уже много лет, ту, которую он ассоциировал со школой, где учителя заставляли его чувствовать себя глупым и похожим на человека, которому он никогда не будет принадлежать.

"Давилка" сказала:

- Как ты думаешь, что бы сделал доктор Уивер, если бы увидел это? Это был бы настоящий иск в суд. Знаешь, у этого человека нет семьи. Он живёт один в комнате над баром. И так неприятная для него ситуация.

- Да, тут много грязных слов, - сказал Фрай.

- Ага. И они оскорбляют мою нежную женскую натуру, Фрай.

- Мне жаль.

Его глаза просканировали содержимое её стола в поисках чего-то ещё, на чём можно было бы сосредоточиться. Они прошли мимо какой-то старой заводной игрушки и наткнулись на ветхую фотографию, чёрно-белое изображение здания до того, как оно стало штаб-квартирой компании, когда оно ещё функционировало как завод по производству льда для округа Виссариа. Даже не держа в руках ручку, он мог представить слово на фасаде здания. АСБИЛЬ или КАСБИЛЬ, он не был уверен. Ему хотелось взять его и заставить полностью сфокусироваться.

- Тебе должно быть стыдно, - сказала "Давилка". - Тебя не уволили, а просто переназначили. Это так глупо, ведь ты мог бы заняться фотографиями людей. Я слышала, так веселее. Некоторые из них - обнажённые фотографии. Сиськи.

Заметно хромая, "Давилка" вывела его из своего кабинета. Фрай подавил желание украсть фотографию со стола и последовал за ней. Он сказал:

- Ты не возражаешь, если я задам тебе вопрос?

- Валяй, - сказала "Давилка", не оглядываясь назад.

- У тебя одна нога длиннее другой?

"Давилка" остановилась и обернулась.

- Моя нежная женская натура, не забывай, Фрай.

- Извини.

Фрай недоумевал, как он мог написать все эти непристойности, не осознавая этого. Возможно, фотографии ввели его в своего рода гипнотический транс, размышлял он, как в тот раз, когда он принял приглашение на вечеринку после закрытия местной парикмахерской, думая, что она будет состоять из выпивки и стриптизёрш, но вместо этого обнаружил, что в ней участвовал всего лишь старый парикмахер, который зарабатывал на жизнь магией. Парикмахер стоял на импровизированной сцене и утверждал, что может загипнотизировать любого в комнате, кого угодно, и даст стодолларовую купюру любому, кто докажет его неправоту. Фраю нравились его шансы, поэтому он присоединился к парикмахеру на сцене, слушал его маленькую болтовню, смеялся над его шутками, даже над теми, которые он проделывал за его счёт, расслаблялся, когда ему говорили расслабиться, и всё это казалось таким простым, как будто это были самые лёгкие сто баксов, которые он когда-либо зарабатывал, и казалось, что прошло совсем немного времени, как вдруг он обнаружил, что просыпается от того, что казалось глубоким сном, и все в комнате смеялись.

- Ты бы видел, что ты делаешь, Фрай, - сказали они, - какая-то действительно смешная херня. Ты был в таком состоянии долгое время.

Вместо стодолларовой купюры он ушёл в тот вечер с изрядной долей смущения. Сейчас он чувствовал то же самое, и, словно в ответ на тревогу, его рука дёрнулась. Он вспомнил, как ничего не мог видеть на этих фотографиях, пока не взял ручку в левую руку. Ему пришла в голову мрачная мысль, которую он не мог объяснить: возможно, он вообще не писал этих слов?

Какое бы задание перед ним ни поставила "Давилка", он надеялся, что оно не будет связано с писаниной.

КУЧА МУСОРА

Он последовал за ней по коридору наверх, и только когда она повернулась в сторону лестницы, ведущей на нижний уровень, его худшие опасения начали сбываться. За дверью она стояла, готовая открыться, словно ведущий игрового шоу, собирающийся показать, что скрывается за занавеской номер три, он слышал, как чудовищные шестерни скрежетали и жужжали.

"Давилка" сказала:

- Не смотри так, Фрай. Это не твоя старая работа.

Она открыла дверь с торжественной церемонией и тут же отодвинулась в сторону, чтобы он мог сразу увидеть разрушенное величие машины - самонадеянный жест, учитывая, что он никогда больше не хотел её видеть. Тем не менее, казалось, что машина смотрела прямо на него, как будто изучая давно отсутствовавшего родителя, который вернулся внезапно и без предупреждения. Из безумного множества катушек и трубок донеслось бульканье, как бы говорящее:

"Посмотри, что со мной стало. Посмотри, что ты сделал со мной. Я такая из-за тебя".

Фрай мог бы ответить, сказав:

"Ой, как ты выросла!"

Потому что она выросла и теперь занимала бóльшую часть комнаты, больше, чем Фрай мог вспомнить. За те годы, что он служил обслуживающим персоналом и механиком этой машины, он многое внёс в неё во имя эффективности, часто с творческим чутьём. Над его приемником, зияющей пастью, взявшей его за руку, он даже установил две круглые металлические пластины, которые не выполняли никакой функции, кроме как создавать впечатление пары глаз. Теперь он понял, что подобные прикосновения, вероятно, создавали у "Давилки" впечатление, что у него есть воображение. Теперь эти металлические глаза нахмурились, когда "Давилка" отошла в дальний конец комнаты и вернулась с металлическим складным стулом.

Из пасти вырвалась отрыжка белыми выделениями, похожими на смесь слизи и спермы. Аналогичное вещество покрыло бóльшую часть пола. Ветер дул в открытые окна, поднимая рваные жалюзи. Конвейерные ленты бездействовали, несмотря на пыхтящее оборудование. Лёгкий холод наполнил комнату.

"Давилка" жестом предложила ему сесть, и он повиновался.

- Теперь, - сказала она, - нам нужен кто-то, кто будет сидеть и наблюдать за этой штукой и смотреть, когда и выплюнет ли она что-нибудь. Я не имею в виду то, что только что всплыло, хотя было бы разумно пройти через это и убедиться, что в этом ничего нет.

- Оттуда ничего не должно выходить. В этом всё дело.

- Я знаю, я не тупая. Я тоже здесь работала, помнишь? И ты помнишь старый девиз компании: "Что вверху, то и внизу". Послушай, возможно, стоит подумать об этом по-другому. Ты знаешь, что это такое, Фрай?

- Ага. Может быть. Нет.

- Точно. Хорошо, позволь мне обеспечить образование, которое твоя мать не могла себе позволить. Всю свою жизнь ты работал в месте, где производили вещи, поэтому тебе следует знать ответ на этот вопрос. Что производит каждое человеческое общество? Каждый из нас? Независимо от периода времени, культуры или климата?

Опять это неуютное школьное ощущение. Но Фрай решил подыграть и опробовал в уме пару ответов. Ни один из них не казался правильным, пока он не нашёл вдохновение в грязи, покрывающей пол.

- Это отбросы. Мусор.

Глаза "Давилки" засияли.