Правозащитное движение распространилось в новые слои и вышло на международную арену, а его ядром, активом, по-прежнему остался дружеский круг его зачинателей, и работали они, по-прежнему опираясь главным образом на дружеские связи - они не умели и не хотели иначе. Находили признание, вписывались в этот круг и включались в его работу лишь духовно близкие люди. Остальные не приживались, как инородные тела, потому что они не могли делать то, что делали правозащитники, и так, как они это делали. Это отталкивание, с одной стороны, создавало обиды и обвинения членов этого замкнутого ордена в зазнайстве, в спеси, а с другой, - их чудовищную загруженность. Если прежде всякое дело находило своего исполнителя, то теперь многие дела ждали своего часа и не все дожидались его.
Не получив помощи, деятельные новички самостоятельно затевали какое-то подобие акций, о которых они были наслышаны по радио. Среди этих деятелей попадались честолюбцы, стремившиеся к «радиославе», но немало было людей со здравыми и даже новаторскими в советских условиях идеями, полностью в русле правозащитной идеологии, как, например, Свободный профсоюз, «Право на эмиграцию» или «Выборы-79". Но поступки и высказывания этих новеньких зачастую были за пределами идеологии и этических норм, сложившихся среди правозащитников, что тоже создавало несовместимость (например, настойчивые попытки Клебанова»договориться" с КГБ о безопасности своего профсоюза - см. об этом в главе «Движение за социально-экономические права», стр. 315-316), или перетасовки в группе «Право на эмиграцию» (из-за взаимных обвинений в пособничестве КГБ). Чтобы этот новый слой активных людей, потянувшихся к правозащитникам, превратился в действительных правозащитников, к новеньким нужно было долгое время быть снисходительными и терпеливо работать с ними, как польские интеллигенты со своими рабочими.
Большинство московских правозащитников оказались не приспособленными к этой роли. Их плюрализм и представления о свободе воли не позволяли им стать пропагандистами своих идей, насаждать их, они были лишь их распространителями. К тому же и в 1977-78 гг. ядро московских правозащитников составляли зачинатели этого движения, по преимуществу рассматривавшие его как чисто нравственное противостояние, не имеющее каких-либо политических целей, в том числе целей вербовки сторонников. Они не ставили перед собой и цели расширения движения, распространения его в другие социальные слои, как это имело место в Польше, а когда это произошло само собой, без их усилий, не оценили этого и отшатнулись от чужаков. История взаимоотношений ветеранов правозащитного движения, его ядра в 1977-1979 гг., с пополнением, разбуженным их же энергией и потянувшихся к ним, показала, что обе стороны не были готовы к встрече и тем более сотрудничеству, не нашли общего языка.
Самиздат правозащитного движения пополнился в эти годы более чем сотней документов Московской Хельсинкской группы, весьма разнообразных по темам и содержащих обширный информационный материал, уступающий по объему лишь «Хронике текущих событий», но, в отличие от «Хроники», содержащий анализ и оценки сообщаемых фактов. Среди документов МХГ - аналитические обзоры, такие, как «Оценка влияния Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе в части, касающейся прав человека в СССР (1 августа 1975 г. - 1 августа 1976 г.)», [268] формулирующие позицию МХГ по принципиальным вопросам в стране и в мире - такие, как «Итоговый документ к совещанию в Белграде» [269] и другие. Документы МХГ вкупе с документами других Хельсинкских групп - солидный вклад в освещение и разработку проблемы прав человека в СССР.
МХГ не собирала свои документы в сборники, эти документы передавались на Запад по мере их написания. Они изданы в сборниках издательством «Хроника» (Нью-Йорк) по-русски, а по-английски - Комиссией по безопасности и сотрудничеству в Европе (Вашингтон). [270] После арестов членов МХГ в 1977 г. появились четыре сборника самиздатских документов в их защиту. [271] В конце 1979 г., после ареста Татьяны Великановой, были составлены два сборника «В защиту Татьяны Великановой». [272]
В течение 1977-1979 гг. стали периодически выходить следующие информационные бюллетени: Рабочей комиссии по расследованию использования психиатрии в политических целях, [273] Инициативной группы защиты прав инвалидов в СССР, [274] СМОТа, [275] группы «Право на эмиграцию». [276] Все эти бюллетени выходили регулярно, по нескольку выпусков в год, и чрезвычайно расширили массив информации в области прав человека. Эти бюллетени, за исключением бюллетеня СМОТа, указывали на обложке имена и адреса своих составителей.
В эти годы участились интервью Сахарова иностранным корреспондентам. Эти интервью аннотировались «Хроникой», ходили в самиздате и были изданы (до августа 1977 г.) в сборнике «Тревога и надежда» издательством «Хроника». [277] В эти же годы годы вышли три самиздатских сборника материалов с критикой проекта новой конституции СССР. [278]
В самиздатской политической публицистике тоже проявилась четкая тенденция к созданию сборников, при том периодических. Первым из таких изданий стал продолжающийся исторический сборник «Память» с анонимной редакцией. Каждый сборник - приблизительно по 600 печатных страниц. «Память» выходит начиная с 1976 г. примерно раз в год (к 1982 г. вышло 5 сборников). [279]
В редакционном предисловии объяснятся:
«Первоочередной своей целью редакция считает сбор исторических свидетельств и публикацию их,… введение в оборот - научный и общественный». [280]
Важность и огромность этой задачи в советском обществе редакция определяет тем, что знание о прошлом сознательно и постоянно разрушается в угоду идеологии, фальсифицируется от самых отдаленных времен до ближайших дней и особенно - относительно советского периода, где реальность полностью заменена мифом. Поэтому особое внимание редколлегия «Памяти» уделяет именно советской истории - сохранить, спасти что можно. Ведь каждый человек, доживший до 70 лет, обязательно знает о нашем прошлом что-то, о чем вслух не говорят. Эти свидетельства - личные и документальные - призвана собирать «Память». Это - насущная нужда нашего общества:
