– Фух, наконец-то, ушел, – от нетерпения Кикимора слегка подпрыгивала, катая наливное яблочко по блюдечку. По экрану пронеслась волна помех, а затем на нем возникли два приветливых девчачьих личика.

– Крестная! – обрадовалась Елена Прекрасная.

– Ты по делу? – Василиса Премудрая моментально уловила важность звонка по возбужденной мимике звонящей.

– Моя умница, все-то примечаешь, – с этими словами Кикимора послала крестнице воздушный поцелуй. – Девочки, как я по вам обеим соскучилась! У меня есть для вас кое-что интересное! – ее таинственность уже зашкаливала, превышая все мыслимые и немыслимые пределы.

– Что? – одновременно спросили сестры, сгорая от любопытства.

– Жених! Крепкий, настоящий богатырь! А кроме того, образованный, нежного душевного устройства, – новость прозвучала так торжественно, словно Кикимора преподнесла крестницам драгоценный подарок. – Думали, если ваша крестная не фея, то не сумеет о вас позаботиться? Нет уж, нет уж… – она расцвела самодовольной улыбкой.

– Ну-у-у, я сомневаюсь… – смутилась Василиса. – Кладезь достоинств и свободен, в чем подвох?

– У него три головы, – поморщилась крестная от того, что маленькую хитрость слишком быстро раскрыли. – Но это такой пустяк по сравнению с тем, если бы у него было три туловища и одна голова, – тут же предприняла меры, чтобы исправить впечатление.

– Наверное, ты хотела сказать, что он такой же многогранный и разносторонний, как три персоны в одном лице? – неуверенно предположила Василиса Премудрая.

– Да нет, – раздраженно отмахнулась Кикимора, – у него на самом деле три головы.

– Хоть пять, это же настоящий богатырь с высшим образованием! В наше время редкость похлеще динозавра! – восторженно воскликнула уже заранее влюбленная в воображаемый идеал Елена, даже не подозревая, насколько близка к истине в своем сравнении.

– Ох… А вдруг у него множественное расстройство личности? Или он заставит отыгрывать по ролям трех разных девушек, – возразила сестре предусмотрительная Василиса.

– Не будь такой нудной, это же богатырь, в нем должно быть безупречно абсолютно все! – томно, с придыханием ответила Лена и добавила уже для крестной. – Чего бы ни стоило, он будет мой!

– Ах так, – обиделась сестра. – Значит, как головоломки решать, так сразу я, а как женихи, то все тебе? Да пожалуйста, зато ты… ты… глупая! – и, не дожидаясь ответа, в растрепанных эмоциях убежала прочь.

– Нда, неловко получилось, – констатировала Кикимора. – Вы уж помиритесь как-нибудь, – прежде чем отключить связь, она игриво добавила, что свидание состоится завтра в полдень в парке. – Ни о чем не беспокойся, будь самой собой. Оставайся такой же неотразимой как всегда.

Весь день и вечер сестры не разговаривали, обе пребывали в отвратительном расположении духа.

Пролетела уже половина ночи, когда Елена Прекрасная сидела в своем соломенном кресле-качалке, поджав под себя ноги, укутанные теплым клетчатым пледом. Закусив губу, она корпела над уравнением из задачника. Ничего не получалось.

Лена сердилась на всех: на себя, не умеющую думать логически, на Василису Премудрую, щелкающую сложнейшие примеры как орешки, на крестную, наделившую почему-то не смекалкой, а хорошеньким личиком, на музу точных наук, которая вот уже четвертый час подряд упорно не желала ее посещать, и даже на карандаш, казавшийся недостаточно заточенным.

«Ну, погоди, Васька… Я тебе еще покажу, кто здесь самый умный!» – упрямо прошептала Елена, тряхнув толстенной косищей до пят, сердито захлопнула книжицу, погасила ночник и отправилась в постель.

Сон не шел. Поворочавшись немного, Лена обреченно уставилась в потолок, точно повторяющий расположение созвездий над Северным полюсом. Иногда покои девушки озаряло полярное сияние. Но Елене или Аленушке, как ласково называли ее родные в детстве, было не до любования звездами, успехи сестры не давали ей покоя. Да как она могла сказать, что лучше нее?!

Не то чтобы Лена испытывала недостаток внимания, напротив. Любая прихоть исполнялась тотчас, стоило насупить бровки. Утонченные царевичи съезжались со всех концов света, чтобы посвятить ей стихи и вручить содержимое казны в придачу, а королевичи сражались друг с другом в интеллектуальных дуэлях за право называть своей дамой. Но душа томилась, Елене Прекрасной хотелось, чтобы любили не за внешность, а за внутренний мир.

«Только умный жених сможет понять всю мою глубокую суть, – думала она. – С высшим образованием, надежный, волевой и непременно богатырь!» Так формировались и зрели годами представления об идеальном возлюбленном.

Трогательно обняв подушку, Аленушка вспомнила, как давным-давно они с Василисой, будучи еще совсем маленькими и неопытными волшебницами, катали наливное яблочко по блюдечку и дружно заливались задорным смехом, тайком подглядывая за последними новинками моды, заморскими диковинками и чудесами, подшучивали над путниками, подсовывая вместо путеводного клубочка болтливую луковицу. Вместе, всегда вместе… Озорницы. Ох, и попадало же им!

А потом началась школа волшебниц. В первом же классе выяснилось, что между сестрами непреодолимая пропасть. Василиса была вдумчивой тихоней и стала всеобщей гордостью, победительницей конкурсов и соревнований, в отличие от Лены, с трудом постигавшей даже самые азы.

Заморочить голову многоопытному профессору или разгадать мудреный ребус для Васи являлось парой пустяков. Пытливый взгляд, казалось, видел насквозь, ничто не ускользало от ее внимания. И хотя особой красотой она не блистала (по сравнению с сестрой, разумеется), но, по мнению Елены, обладала чем-то таким необыкновенным, что не заполучить никому и никогда в жизни даже за все сокровища во Вселенной.

Волшебницы не бывают злыми, поэтому Лена тоже была очень доброй девушкой. Она не желала ссориться с сестрой, ей лишь хотелось, чтобы в ней заметили большее, чем просто красавицу.

«Эх, видно, не догнать мне Василиску», – с этой грустной мыслью Елена Прекрасная уснула, не догадываясь о том, что в соседних покоях Василиса Премудрая отчаянно рыдает, размазывая по щекам макияж, который накладывала долго и очень усердно, потому что не может быть такой же как Ленка, в которой есть нечто особенное…

Не спалось и Змею Горынычу. Шутка ли, ведь завтра состоится первое в его жизни свидание! Кикимора связалась с ним по блюдечку, строго-настрого наказав прийти вовремя.

Вырезанный на скорую руку березовый меч Змей заткнул за пояс, подчеркнув талию в районе подмышек, и деловито расхаживал в полосатой фланелевой пижаме туда-сюда перед большим зеркалом в прихожей, тренируя богатырскую выправку.

Чем ближе становилась встреча, тем интенсивнее нарастало волнение, подрывая и без того шаткую самооценку. Поэтому на рассвете Горыныч явился к психологу. Ее суетливая беготня по кабинету, в котором уже успели сделать уборку с их прошлой встречи, недвусмысленно намекала на то, что нежданный визитер оказался некстати, но у Змея Горыныча были заботы поважнее норм этикета.

– Доктор, спасите! – заламывал лапы он, пав ниц. – Я не смогу, ничего не получится, не-е-ет! – проревели головы, поочередно сморкаясь в полу платья Кикиморы.

– Вы что с ума сошли?! Идите репетируйте богатыря! Очаруйте царевну! Идите, идите, идите… – психолог вытолкала Горыныча вон, облегченно выдохнув, когда за ним захлопнулась дверь.

– Чуть не попались, – подытожил Кощей Бессмертный, вылезая из под книжных завалов, под которыми спрятался при появлении друга. – Как идут дела? – затем поинтересовался он.