Меня самого словно бы поместили в некий замкнутый и холодный объём, в неуютное пространство волнения и печали. В голове моей, казалось, кто-то щёлкал пультом управления, выдергивая из памяти, как видеоролики, фрагменты сюжетов из прошлой жизни, связанные так или иначе с другом моего детства по имени Эдуард. Картинки возникали беспорядочно, вне какой-либо системы или хронологии.

В какой-то миг я вдруг увидел циферблат настенных часов, стрелки на которых двигались с огромной скоростью, вопреки правилам в обратном направлении. «А время-то раскручивается назад», – подумалось мне.

Гигантским тёмно-коричневым ковром уходили за горизонт вспаханные поля. Недалеко от просёлочной дороги, в тени серого от пыли трактора отдыхал в компании местного почтальона тракторист. Велосипед его собеседника, такой же пыльный, был аккуратно прислонён к гусенице «Беларуси».

Неторопливую беседу нарушил лихо подкативший «Козлик» со снятым тентом и военными номерами. Из остановившегося неподалеку автомобиля вышли, потягиваясь, разминая мышцы, трое молодых людей, один из которых был в военной форме, с капитанскими погонами. Разложив на капоте вездехода большой лист бумаги – то ли карту, то ли чертёж – мужчины склонились над ним. Водитель, совсем юный солдат, извлёк тем временем из-под сложенного брезента треногу, установил её на обочине дороги и стал прикручивать к ней прибор, издалека напоминающий бинокль.

Тракторист и его собеседник с удивлением переглянулись, затем почтальон встал, натянул, видимо, по привычке, кепку и направился к военной машине. Однако офицер, не отрываясь от дел, предупредительно поднял руку. Жест означал только одно: приближаться нельзя!

Парламентёр немного потоптался на месте, пожал плечами, оседлал свой двухколёсный транспорт и, оставляя за собой пыльный шлейф, укатил по просёлку.

Примерно через полчаса вдали, в той же стороне, куда ранее уехал почтальон, на дороге возник шар серого цвета, который быстро приближался, увеличиваясь в размере. Впереди этого шара из пыли, опережая его, нёсся на приличной скорости такой же «ГАЗ-69», ласково называемый в народе «Козликом», какой уже стоял у обочины. Скрипнув тормозами, автомобиль остановился в двух десятках метров.

Человек, сидевший рядом с водителем, резко откинул металлическую дверцу, уверенно ступил на пыльный просёлок и быстро зашагал в сторону незнакомцев. Седой мужчина высокого роста, пожилой, но с тренированным телом и прямой спиной, производил впечатление решительного человека. В левой части его серого пиджака, на груди, отражая золотыми своими гранями солнечные лучи, сверкала звезда Героя.

Увидев гостя, капитан поправил фуражку и пошёл навстречу.

– Я председатель здешнего колхоза, разрешите узнать, что происходит? Вы находитесь на нашей земле!

– Представитель Генерального штаба, капитан Доренко, – офицер взял под козырёк. – Я знаю, кто Вы, Кондрат Антонович. Могу только сказать, что выполняю секретный приказ, не подлежащий оглашению!

– Я понимаю, сам в прошлом офицер Советской Армии, Герой Советского Союза! Хоть намекните мне, капитан, в чём дело! И почему меня никто не предупредил о вашем визите? Что, местные власти не в курсе?

– Я говорил, что задание секретное, думаю, что не только местные власти, но и руководство края никто в известность не ставил. Я рискую попасть под трибунал, Кондрат Антонович, – офицер понизил голос, – мой отец тоже воевал… вопрос стоит о строительстве военного полигона, и, к сожалению, земли именно вашего колхоза идеально подходят для этой цели.

– И о какой территории идёт речь? – с дрожью в голосе произнёс председатель.

– Порядка пятисот гектаров, – после паузы очень тихо ответил капитан.

Председатель побледнел.

– Это ведь больше половины пахотных земель! Это – катастрофа! Колхозу просто не выжить!

Постояв некоторое время молча, обречённо махнул рукой и направился к своему автомобилю. Но, не доходя, остановился, потёр лоб и вернулся к капитану.

– А как тебя зовут, сынок? Владимиром? Так вот, Володя! Что случилось, то случилось! Работу свою вы закончили, а здесь, на Юге России, у нас особое отношение к гостям. Сейчас вы поедете следом за мной, тут совсем недалеко до центральной усадьбы, пообедаем вместе, немного отдохнёте, помоете машину и спокойно отправитесь дальше. И не возражать! В конце концов, я ведь подполковник, хоть и в отставке, так что считайте это приказом!

Стол, накрытый в кабинете председателя на скорую руку со словами: «Чем богаты, тем и рады» – воистину радовал! Чего тут только не было: зернистая икра в хрустальной вазочке, консервированные крабы с надписью «CHATKA» на металлической банке, сырокопчёная «Московская» колбаса. Загадочным янтарём светился в косых лучах проникающего сквозь окно солнца ростовский рыбец, соседствуя с огромным свиным окороком, тускло поблёскивали глянцевыми боками крупные аппетитные помидоры, дразнили запахами специй домашние соления, споря с ароматами свежей зелени.

Когда же умывшиеся и немного отдохнувшие в тени веранды гости уселись за стол, в кабинет внесли большой каравай свежеиспечённого тёплого хлеба и огромную сковороду с жареной на шкварках картошкой.

Кондрат Антонович как радушный хозяин следил, чтобы тарелки молодых людей не оставались незаполненными, сам с удовольствием подкладывал им разную снедь, рассказывая при этом, что многое приготовлено из своих колхозных продуктов по старинным местным рецептам.

Когда председатель распечатал бутылку армянского коньяка «Двин», капитан, улыбнувшись, накрыл ладонью свой бокал.

– Мне, Кондрат Антонович, только минералку, а коллеги мои – люди гражданские, им я не указ!

– Извините, товарищ капитан, Вы сейчас не при исполнении, а у нас есть несколько обязательных для всех тостов, не заставляйте меня, – председатель улыбнулся, – снова применить полномочия старшего по званию, соблюдайте субординацию. Хороший коньяк в небольших дозах никому ещё не вредил. А в качестве первого тоста предлагаю поднять бокалы за мир!

Потом пили за родителей, за советскую власть, за родную Партию, её ленинский Центральный Комитет, за светлое коммунистическое будущее! Выпили, как полагается в мужской компании, за женщин, за любовь и процветание. Потом пили за что-то ещё…

Солнце тем временем давно перевалило зенит, небо за окном, напоминавшее серо-голубое марлевое покрывало, будто напиталось синей краской, тени от деревьев стали длиннее. Пора было собираться в дорогу.

Солдат-водитель, пивший, естественно, только лимонад, отправился за машиной в колхозный гараж, где её уже помыли, и на всякий случай осмотрели слесари.

Гости же шумно и тепло прощались с гостеприимным хозяином. Провожая ребят к двери, председатель придержал капитана за локоть, взглядом попросив того остаться.

Усадив офицера в своё служебное кресло, Кондрат Антонович вынул из сейфа и положил на стол пистолет ТТ в коричневой кобуре и небольшой металлический ящик.

– Послушай, Володя, сынок. То, что я тебе скажу, не достойно коммуниста, но выбора у меня нет. Это оружие наградное, из пистолета никогда не стреляли, и сейчас от нас с тобой зависит, сохраним мы его благородную девственность или нет. Ты же знаешь, и по нашим местам прокатилась война. Видел бы ты, какое печальное зрелище представляло хозяйство, когда я принял его в 1947 году. Я вложил в колхоз всю свою жизнь, опыт, упорство, нервы, здоровье, наконец. Сейчас – это колхоз-миллионер, один из лучших в Российской Федерации, и главное наше достояние – пахотные земли. Ты понимаешь меня, сынок? Если земли заберут, я пущу себе пулю в лоб! Другого выхода я не вижу, ибо в дальнейшей жизни мне места не будет, и смысла жить не будет!

Слушай меня внимательно – в ящике сорок восемь тысяч рублей, это всё, что было в кассе. Деньги большие, но колхоз справится, будь уверен. Вот смотри, я перекладываю купюры в сумку. Я не знаю, что ты скажешь ребятам и как ты решишь эту проблему. Просьба моя проста – одна строчка в рапорте: эти земли не годятся под полигон! Итак, у нас две чаши весов: на одних моя жизнь, на вторых эта самая фраза! – дрожащим голосом произнёс председатель.