В определенный момент сотрудниками исследовательской лаборатории стали Джеймс Робертсон и Мэри Эйнсворт; они оказались надежными соратниками Боулби и дали мощный толчок для развития теории привязанности. Робертсон и Эйнсворт обладали талантом наблюдения за взаимодействием родителей и детей, они разделяли взгляды Боулби на то, что раннее окружение оказывает решающее воздействие на развитие ребенка.
Робертсон в своей практике стал использовать технические средства видеосъемки и совместно с Боулби снял революционный документальный фильм «Двухлетний ребенок в больнице» (1952). Только представьте, что до этого момента во всех странах мира практиковалась раздельная госпитализация детей даже самого раннего возраста. В своем фильме Робертсон и Боулби смогли показать переживания двухлетней девочки, которая находится в больнице одна, без матери. Ребенок последовательно проживает протест, скорбь и адаптацию. До этого момента этапы проживания разлуки у детей совсем не были известны и исследованы. Фильм получил широкий социальный резонанс и повлиял на практику госпитализации детей. Теперь нам и в голову не придет оставлять в медицинских учреждениях ребенка младшего возраста без его родителей.
Мэри Эйнсворт провела несколько лет в Уганде, наблюдая за общением матерей и детей. Собранные ею данные позволили создать экспериментальную методику «Незнакомая ситуация» и выделить три типа эмоциональной привязанности, знание о которых стало краеугольным камнем теории привязанности.
В биографии Джона Боулби было также много значимых исследований, проведенных им при работе с малолетними ворами и сиротами. Это оказало влияние на понимание им закономерности формирования и развития детской психики, зависимости ее становления от раннего опыта эмоциональных отношений с родителями и ухаживающими взрослыми, а не только от физического ухода.
Пытливый ум Боулби постоянно находился в поисках ответов на загадки развития психики и привел его к изучению этологических[2] исследований, данных из эволюционной и аналитической биологии, кибернетики и теории систем. Это натолкнуло его на размышления о биологической основе системы эмоциональной привязанности как механизма адаптации ребенка к внешней среде, что в дальнейшем нашло экспериментальное подтверждение в серии лонгитюдных[3] (продолжительных) исследований в области психологии развития.
На мой взгляд, Боулби и его соратники совершили революцию в детской психологии, развернув науку и практику воспитания лицом к ребенку и его родителям. Благодаря им сейчас младенческий и ранний возраст рассматривается как важнейший этап становления личности человека, а социум относится с большим принятием и заботой к диаде «мать и дитя»[4].
О природе эмоциональной связи
Как уже было сказано ранее, вплоть до второй половины 1950-х годов в психологии было принято считать, что связь между родителями и ребенком формируется лишь благодаря удовлетворению его физических потребностей и в частности кормления. Хотя это звучало вполне логично, но даже в этологии начали появляться данные, говорящие о совершенно другом механизме формирования особой связи между матерью и детенышем у животных.
Конрад Лоренц в 1935 году опубликовал работу, в которой описал феномен импринтинга. Помните картинку из учебника биологии, на которой запечатлен мужчина и вереница птенцов, следующих за ним? Это и есть Лоренц. Он заметил, что после вылупления в первые дни жизни у некоторых видов птиц формируется особая связь с фигурой матери, и это происходит без опоры на приемы пищи. Птенцы после вылупления запечатлевали образ мамы и всюду следовали за ней. Именно такое поведение способствовало их безопасности и выживанию. А в 1958 году американский психолог Гарри Харлоу опубликовал свое исследование детенышей макак-резусов, которых подсаживали к куклам самок, сделанных из проволоки и меха. Он обнаружил, что детеныши привязываются к этим «мамам», которые их не кормят, но являются мягкими и безопасными при контакте.
Эти умозаключения натолкнули Джона Боулби на идею о том, что поведение привязанности является биологической данностью как у человека, так и у других представителей животного мира, и имеет своей целью поддержание близости между мамой и ребенком для выживания и защиты.
Более поздние исследования доказали биологическую основу привязанности, показав, что в ее формировании во время беременности и после родов большую роль играет гормон окситоцин. Вы помните, как после появления малыша хочется быть с ним рядом, прикасаться, смотреть на него, а от объятий появляется особая радость и даже расслабление? Это и есть работа окситоцина. Здесь стоит упомянуть, что система привязанности формируется обоюдно у родителя и у ребенка. Бондинг (от англ. bonding – связующий, соединяющий) – это «взрослая» часть привязанности, дающая родителю переживание счастья, радости от осознания развития малыша и переживания надежности контакта с ребенком. Аттачмент (от англ. attachment – прикрепление) – «детская» часть, созданная для того, чтобы ребенок мог эмоционально «прикрепиться» к взрослому, посылая ему сигналы о своих потребностях. Видимо, такая двусторонняя связь возникла и закрепилась в ходе эволюции, помогая выживанию человечества как вида, ведь младенец, в отличие от большинства новорожденных животных, не может самостоятельно следовать за взрослыми, и поэтому был выработан механизм, который помогал направлять и фокусировать внимание взрослых на беззащитном малыше.
Но почему же мудрая природа помогла создать систему привязанности, вместо того чтобы сделать новорожденного более мобильным и автономным от родителей? Ответ прост и сложен одновременно. Если мы посмотрим на животных, то заметим, что они обычно имеют определенный ареал. Их организм при рождении уже достаточно адаптирован к тем климатическим особенностям местности, в которых они появляются. Белые мишки имеют теплую шубу и метаболический процесс, помогающий им эффективно согреваться. А зебры имеют черно-белые полоски, которые помогают их телу охлаждаться при палящем солнце.
Люди же с древних времен живут в очень разных климатических, социально-культурных и экономических условиях. Новорожденному ребенку важно иметь возможность адаптироваться именно к тем условиям и сообществу, в которых он появился, найти свое место среди других людей. Поэтому младенцы появляются на свет «несовершенными», но при этом очень адаптивными. Их головной мозг и весь организм готовы к тому, чтобы дозревать в режиме реального опыта контакта с тем физическим миром и миром человеческих отношений, которые их окружают.
Проводником и представителем сразу всего мира в первый год жизни для ребенка становится первичный ухаживающий взрослый, который будет заботиться о нем на протяжении первых месяцев жизни. Для простоты изложения мы будем называть его мамой, но на самом деле им может стать любой взрослый, чутко ухаживающий за младенцем. Наверное, и здесь природа проявила большую предусмотрительность, ведь если бы привязанность формировалась достаточно быстро, по механизму импринтинга, то при потере мамы малыш, скорее всего, тоже не смог бы выжить, ведь он испытывал бы огромные стрессовые нагрузки от утраты, а утешить его не получалось бы.
А теперь представьте: девять месяцев ребенок развивается в утробе матери, где все построено по четко определенным законам, структурировано и достаточно предсказуемо. Регуляцией процессов его жизнедеятельности во многом занимается организм мамы. Но вот он рождается – и попадает в совершенно другую среду: огромное пространство, где на него со всех сторон воздействует разнообразное количество раздражителей и стимулов. Внутри него самого тоже что-то постоянно происходит, подавая непонятные сигналы, которые в будущем, с опорой на заботу мамы, будут идентифицированы и маркированы как голод, скука, страх и другие физические и эмоциональные состояния. И есть взрослый – большой и теплый, который помогает ему справиться со всем этим непонятным и тревожащим, делая его мир стабильнее и приятнее. Ребенок внутри себя определяет его своим взрослым, настраиваясь на особенности контакта с ним.
