Агония охватила ее, когда мы были на полпути к поверхности. Лицо исказилось в гримасе боли, а дыхание стало частым и поверхностным. Я испугался, что дыхательный клапан акваланга может заклинить, и она лишится доступа воздуха. Шерри извивалась в моих объятиях, ее ладони ядовито покраснели, а на бедрах выступили багровые рубцы, будто нанесенные кнутом. Я благодарил Бога за то, что тело было закрыто водолазным костюмом.

Еще одна остановка для декомпрессии была на расстоянии пятнадцати футов от поверхности. Шерри дико вырывалась из моих рук, брыкаясь и извиваясь. Я сократил остановку до минимума и вытащил Шерри на поверхность. Как только наши головы оказались над водой, я выплюнул трубку и закричал что есть сил:

— Чабби! Быстрей!

Вельбот был от нас в пятнадцати ярдах. Мотор ритмично работал, и Чабби мгновенно развернул судно. Как только вельбот повернулся к нам, Чабби отдал управление Анджело, а сам перебрался на нос Он приближался к нам, как громадный коричневый колосс.

— Огненный коралл, Чабби! — крикнул я. — Ей сильно досталось. Вытаскивай ее!

Чабби наклонился вперед, ухватился за ремни на спине Шерри и поднял ее тело над водой. Она повисла в его огромных коричневых лапах, как утопающий котенок. Я прямо в воде стащил с себя акваланг и кинул его Анджело, и когда вскарабкался через борт, Чабби уже уложил Шерри на доски днища, и, склонившись над ней, держал ее в объятиях, чтобы утешить ее и успокоить ее стоны и всхлипывания.

Я нашел мою походную аптечку под грудой снаряжения на носу вельбота, но пальцы не слушались меня, когда я слышал рыдания Шерри у себя за спиной.

Мгновенно отломив головку ампулы с морфином, я наполнил одноразовый шприц прозрачной жидкостью. Теперь я был не только напуган, но и зол.

— Безмозглая идиотка, — произнес я, вне себя от злости. — И что заставило тебя лезть туда? Ты что — рехнулась?

Она была не в состоянии ответить мне, ее синие губы дрожали, и в их уголках пузырилась слюна. Я сжал двумя пальцами ее бедро и воткнул в тело шприц, впрыскивая жидкость. А затем со злостью продолжал:

— Огненный коралл! Господи, да какой из тебя знаток морского дна? Да ни один ребенок на острове не так глуп, как ты!

— Я не думала, Харри, — задыхаясь, произнесла она.

— Не думала! — повторил я. Ее боль только провоцировала приступы моего гнева. — Да есть ли у тебя в голове хоть что-то, чем думают? Или у тебя куриные мозги?

Я вытащил иглу и обыскал аптечку в поисках антигистаминного средства.

— Мне следовало бы положить тебя на колено и…

Чабби посмотрел на меня:

— Харри, если ты произнесешь еще хоть одно слово в том же духе в адрес мисс Шерри, клянусь, я проломаю тебе голову, слышишь?

С легким изумлением я понял, что говорил он совершенно серьезно. Мне приходилось раньше видеть, как у него это получается, поэтому знал, что лучше до этого дело не доводить. Я сказал ему:

— Вместо того, чтобы держать речи, займись лучше тем, чтобы поскорей вывести нас отсюда. Надо торопиться на остров.

— Обращайся с ней поласковей, слышишь, иначе я поджарю тебе задницу так, что ты начнешь мечтать о том, как бы самому посидеть на связке огненного коралла вместо нее. Ясно? — сказал Чабби.

Я не стал обращать внимания на его обвинительную тираду и принялся наносить лекарство на уродливые багровые рубцы, покрывая их защитной болеутоляющей пленкой. Затем я поднял ее на руки и держал так до тех пор, пока морфин не унял боль, тысячами жал пронзившую ее.

Когда я принес Шерри в пещеру, она была уже почти без сознания от наркотика. Всю ночь я провел подле нее, утешая и поддерживая, когда у нее началась лихорадка, вызванная действием яда. Однажды, в полубреду, она прошептала: «Прости, Харри. Я не знала. Я впервые ныряла среди кораллов. Я не узнала его».

Чабби и Анджело тоже не спали. Я слышал шепот их голосов у костра, и каждый час один из них, покашляв у входа, заглядывал в пещеру, чтобы узнать, как дела.

— Харри, как она?

К утру Шерри преодолела худшие последствия интоксикации, и ожоги превратились в несимпатичную сыпь пузырей. Нам потребовалось еще тридцать шесть часов, чтобы прийти в себя и вновь приступить к исследованию впадины. Кроме того, пришлось ждать нужного прилива. На это ушел еще один день.

Мы теряли драгоценные часы. Я легко мог себе представить, как «Мандрагора» все приближается к нам. Это было быстроходное, мощное судно, и каждый потраченный впустую день делал наши планы все менее выполнимыми. На третий день мы снова отправились к омуту. Было уже за полдень, и хотелось пройти туда при низкой воде, едва не задевая острые коралловые зубцы, до которых оставалось не более нескольких дюймов.

Шерри еще не оправилась от ожога, и ее руки были забинтованы. Она осталась на борту вельбота, чтобы составить компанию Анджело. Мы с Чабби нырнули одновременно, быстро спустились в глубь и остановились над покачивающимися верхушками водорослей, чтобы оставить там первый сигнальный буек. Я решил систематично исследовать все дно. Мы разбили его площадь на квадраты, оставляя поверх подводных зарослей буйки, привязанные к якорям нейлоновой леской. Проработав около часа, мы не обнаружили ничего, что бы хоть отдаленно напоминало останки судна. Правда, там еще оставались заросли кораллов, перемешанных с густой подводной растительностью, но они требовали более подробного исследования. Я отметил их на грифельной доске, прикрепленной к моему бедру. К концу этого часа запас воздуха в двойных емкостях почти иссяк. Чабби требовалось больше воздуха, так как он был крупным мужчиной, а его техника подводного плавания не до конца отточенной. Мне приходилось постоянно проверять давление в его акваланге. Когда начали подъем, я с особой предосторожностью делал остановки для декомпрессии, хотя Чабби, как обычно, проявлял нетерпение. Ему никогда не доводилось видеть водолаза, который поднялся слишком быстро, и чья кровь начинала закипать в жилах, подобно шампанскому. Можно остаться калекой на всю жизнь — пузырьки воздуха, попавшие в мозг наносят ему непоправимый вред.

— Нашли что-нибудь? — крикнула Шерри, как только мы показались из воды.

Мы выпили кофе из термоса и, отдыхая и разговаривая, я выкурил сигару. По-моему, все были слегка расстроены, что успех не был мгновенным, и я старался приободрить их, говоря о предстоящих находках. Надев заново наполненные акваланги, мы с Чабби снова ушли под воду. На этот раз у нас в запасе было только сорок минут для работы на глубине в сто тридцать футов, ведь газ скапливается в крови постепенно, и повторный глубоководный спуск усиливает риск. Мы осторожно пробирались сквозь побеги бамбука и нагромождения кораллов, исследуя каждую трещину и впадину между ними. Через каждые несколько минут мы останавливались, чтобы отметить местоположение интересных предметов, ползая взад и вперед, чтобы методично исследовать поверхность дна между буйками.

Прошло сорок три минуты, и я бросил взгляд в сторону Чабби. Ни один из наших водолазных костюмов не подходил ему, и он нырял обнаженным, если не считать старомодного черного шерстяного купального костюма. Он был похож на одного из моих приятелей — дельфинов — правда, был не столь изящен, когда продирался сквозь заросли водорослей. Я улыбнулся этой мысли и был готов отвернуться, когда случайный луч пронзил подводный полог и что-то блеснуло на дне возле Чабби. Я мгновенно подплыл, чтобы рассмотреть блестящий предмет. Вначале я подумал, что это створка раковины, но предмет был толще и правильной формы. Я опустился ниже к нему и увидел, что он наполовину занесен слоем гниющих кораллов. У меня на поясе болтался небольшой ломик. Я вытащил его из футляра, чтобы отломать кусок коралла, в котором застрял предмет. Кусок получился не менее пяти футов, и я положил его себе в сеть.

Чабби следил за мной, и я подал знак подниматься.

— Что нашли? — нетерпеливо закричала Шерри, когда мы вынырнули. Вынужденное заключение в лодке стало сказываться на ее нервах. Она стала раздражительной и нетерпеливой, но я не мог позволить ей нырять, пока не заживут уродливые язвы на ее руках и бедрах. Я знал, что ее легко может поразить вторичная инфекция. Поэтому в этих жарких условиях я постоянно пичкал ее антибиотиками и успокоительными средствами.