Я зажат на сидении между моей новой командой и ворчанием внутреннего контрол-фрика. Выдыхаю. Включаю книжку об эволюции человека. Самолет летит в Махачкалу.
Глава 6
Махачкалинский воздух, его чувствуешь с первой ступеньки трапа самолета. Он будто что-то обещает, и ты начинаешь гадать, что же это. Грузимся в такси, высокий водитель окидывает нас взглядом: «Ну щас понедельник, ничего такого не будет».
– Чего такого? – интересуется Дэн.
– Ну дикого центра.
– В плане гонок? – явно со знанием дела спрашивает Омар.
– Ну да, полный центр озверелых «Приор», никто правила не соблюдает, гоняют за сотню. Я, как с Москвы приезжаю, месяц переучиваюсь под местный стиль езды.
Во мне ерзает подросток, которому только что сказали, что Need for speed Underground 3 существует. Мне хочется орать – посадите меня в такую «Приору» прямо на переднее сидение и катайте всю ночь!
Мы проезжаем сквозь центр, полный абушек и ахишек, тусующихся у разбитых тольяттинских машин. Внутри я дико хочу вырваться к ним, расспросить обо всем, но нас везут за город. Фонари остаются в прошлом, кругом темнеет. Съезжаем с трассы, качаемся по кочкам, выходим. Кругом молочная темнота, вдалеке гремит Каспий, его холодный воздух нагло залезает под футболку и ощупывает, как охранник большой тайны. Силуэт нашего отеля сложно разглядеть даже в приборе ночного видения. В районе отключили свет, Дэн остается искать хозяина.
Я бросаю чемодан в темноте у забора и иду на грохот моря. За мной увязывается беспородный песель, смесь какого-то бойцовского зверя с вислоухим добряком. По дороге, полной луж, я выбираюсь на пляж. Залезаю на песчаный холмик, песель ложится рядом. Мы зависаем и молчим. Огромная луна заливает пенные барашки, мчащиеся к нам, как к своим спасителям. Махачкала огнями тянется вдоль берега куда-то в бесконечность. Мокрый песок хочет втянуть нас в себя и, щекоча, обнимать, пока мы не разбудим спящие в темноте горы своим смехом.
– Антоооооон! – Каспий пытается заглушить крик Дэна, но у него не получается.
Я нехотя возвращаюсь к отелю, продираясь сквозь темноту фонариком телефона и чутьем песеля.
– Мы сваливаем, у них хрен пойми что со светом, – Дэн загружает наши вещи в новое такси.
Наш новый отель – большой дом у гремящей трассы. Радушная хозяйка угощает нас абрикосовым вареньем и чаем. «Бисмиллях» – хозяйка открывает консервную банку. «Бисмиллях» – значит, во славу Аллаха. И это не слова, это внутреннее состояние, что, все что ты делаешь, – во славу Бога и с Ним. Моя московская подруга-мусульманка рассказывала мне, что не выходит из дома без этого состояния «Бисмиллях». «Я всегда чувствую, что Батя рядом», – говорила она. Вот бы мы тоже делали все с этим настроением внутри. Подписывали контракты, заказывали кофе, жали руки – быть может, у нас было бы меньше бед?
В большом номере на троих я долго ворочаюсь, непривычно спать рядом с людьми, которых видишь впервые. На левый бок, на правый бок, на левый, на правый – вот все, кажется, я расслабился и готов исчезнуть из этого мира. Мое тело обмякло, мышцы полностью выключились, разум отбросил все лишнее, я перднул. Громко, очень громко.
Я застыл, будто суслик в горах, невольно выдавший свои координаты коварному орлу социального порицания.
– Ты это слышал? – Дэн снял наушники.
– Да, – Омар отвлекся от сериала.
– Сходи проверь дверь.
Я прощен вселенной, я уснул.
Глава 7
Утро режет глаза, мы несем свои тушки с техникой в придорожное кафе. Едим местные лепешки с мясом и зеленью – чуду. Их тут готовят по-разному, иногда тесто тонкое, а иногда пышное, и получается почти бабушкин пирог. Объелись – едим в Буйнакск. Перекатываемся через перевал, что нависает над Махачкалой, и мчим по огромному плато. Издали за нами приглядывают горы, их имена – хитрая вязь из глубоких звуков, сплетенных в строгий узор местных ковров.
Буйнакск – большой город, но в стороне от исфотканной туристами Махачкалы, поэтому на приезжих там оглядываются чаще. Мы бредем по тихим улочкам среди панелек. Мне очень уютно. Я слушаю шорох простыней, нашедших свою передышку на балконах. Изредка тишину взрывает рев «Приор». Мы дошли до подъезда, тут живет наш герой – борец Абдул (ой, ну конечно, в Дагестан поехал, напиши нам тут про борцов).
Абдулу 18, а он уже чемпион почти всего, медали и кубки весят больше, чем он сам. Скромный высокий парень, приветствует нас и ведет в подвал, там зал, где тренируется Абдул и его команда. Нас встречают крепкими рукопожатиями, борцы смотрят с любопытством, особенно на мои татуировки на арабском.
– А что здесь написано? – интересуется голубоглазый подросток.
– Надежда.
– Мммм.
Все смотрят на меня.
– Вы не хотите меня побить за это? – меня как-то это очень интересует, раньше же надо было пояснять за «Фред Перри» или «Стоун Айленд», если ты не гоняешь за правых, а тут у меня целая татуха на языке, которым написан священный Коран, а я не мусульманин.
– Нет, не хотим, просто интересно, – спокойно отвечают парни.
Я улыбаюсь, но все равно как-то неловко.
Омар начинает снимать Абдула, как тот ловко запрыгивает на своего тренера и валит его на маты. Со стороны выглядит утонченно и выверенно, как балет, но при этом сильно.
– А расскажи, кто вы, кого снимать приехали, – подходит ко мне владелец зала с телефоном в руке.
– Аааа, ну давай, – я что-то неловко говорю на камеру. Как непривычно быть тем, кто привез событие после долгого месяца в пустоте окраины, где главное событие – скидка на комбо с коричной булочкой.
Мне почему-то хочется обнять огромную человекоподобную грушу для борцов, я долго себя сдерживаю и просто кручусь рядом, не хочу показаться каким-то странным, все ее душат, а я обнимать буду. Но потом все, я обнимаю ее.
Омар наснимал сотни вариаций на тему удушения Абдулом своего наставника, и мы поехали со всей борцовской компанией в Шамилькалу – село, которое стоит на берегу зеленого Ирганайского водохранилища. В тех захватывающих местах жил имам Шамиль – местный герой, что долго боролся с Российской империей, но в итоге заключил мир. Я думаю, он был мудрым и сильным человеком.
Мы влетаем в длинный тоннель, что ведет к водохранилищу, он самый большой в России, пока едешь, можно пол-альбома местного певца-даргинца Рассвета послушать. На выезде из тоннеля горы и солнце ярким огнем обжигают сетчатку. Ступеньки серпантинов катятся вниз лавиной, а мы вместе с ними, едва успевая фоткать виды, каждый поворот – новая картинка на рабочий стол и возглас восторга громкостью на всю душу.
Мы останавливаемся на краю смотровой площадки, что обрывается вниз к плещущимся водам Ирганая. Известняк крошится под ногами, как халва.
Омар решает заснять Абдула с коптера. Абдул побежит вдоль дороги, а Омар над ним полетает. Гениальный план – если не считать того, что Омар пользовался дроном пару раз за свою кипящую жизнь. Поначалу Омар чуть не сбривает коптером меня, фоткающего безразличную высокогорную кошку. Предупреждение горных богов не доходит до Омара, и он решает полетать прямо над трассой, достаточно высоко, чтобы пропустить легковушку, но слишком низко для фуры, мчащей на всей скорости. Бум! Хрясь-хрясь-хрясь – полетели ошметки коптера после рокового поцелуя с грузовиком. Фура скрывается за холмом, Омар собирает остатки «Мавика», Абдул и его команда впечатлены.
Дэн озадачен, в его голове тарахтит калькулятор – «где починить, заменить». Нам снимать еще полтора месяца, и коптер нам очень нужен. Я беспокоен и счастлив, что мы живы, но недолго.
Распрощавшись с Абдулом и компанией, наш пожилой таксист останавливается на заправке на краю обрыва. Я вижу, как пейзаж за окном поплыл, будто мы тронулись на прогулочном теплоходике. Может, я мало спал и устал? У меня глюки? Нет! Пейзаж как-то быстро начинает плыть, приближая старый фордик к краю пропасти. Дергаю ручник – спасены. Дэн возвращается из чертогов разума, где он представлял, как создает из обломков нашего «Мавика» Франкенштейна. Водитель подбегает к нам и удивляется, как это так у него внезапно шланг до бензобака не дотянулся. Всю ночную дорогу до Махачкалы Дэн и Омар молятся, чтобы я следил за водителем. Я слежу, мизинцами перебирая каждый поворот на серпантине.