– Нет, тебе кажется. Я просто всё ещё отхожу от забега в предпраздничной суете. Ты же знаешь, да, что я два дня делала мамины закупки? Если бы я не знала, что мы будем встречать новый год вчетвером, я бы точно решила, что нас будет как минимум дюжина.

– Да, твоя мама умеет готовиться к праздникам с размахом. Кстати, думаю, тебе надо помочь ей. Побудете вместе на кухне, пока готовите и поговорите спокойно. Это не дело, что вы уже два месяца не разговариваете. Иди, попробуй наладить отношения.

– Папа…

– Лиза, я понимаю, что это может быть сложно, но хотелось бы Новый год встретить без ругани. Попробуй, ладно? Я поговорил с ней, теперь твоя очередь.

– Хорошо, папа. Только оставь меня одну на пару минут.

Папа подошел ко мне и обнял.

– Всё пройдет хорошо, не волнуйся.

И он вышел из комнаты. Я осталась одна в своем детском царстве. Я снова почувствовала себя ребенком, который нашкодил и ждет вердикта мамы. Только вот я ничего не сделала. Я просто отстаивала свое право жить так, как хочу. Я снова обняла своего зайца. Как в детстве, я искала в нем защиту и поддержку. И я ее находила. Посидев так несколько минут, я подошла к столу. В ящике лежали мои старые фотографии. Я не забрала их, когда переехала. Детские фотографии хранились где-то у мамы, я не очень любила их рассматривать. Я любила те, которые делала сама. Здесь были и лучшие фото моих подруг, которые делала я, фотографии природы, животных, красивых людей, которые я делала втихаря. И главное, мои фотографии. Почти все они были сделаны мной же с помощью таймера и штатива. На них я была совсем не такой. Я была живой, чувственной. Я вдруг вспомнила те ощущения, когда я была и фотографом, и моделью. Мне это так нравилось. Я стала перелистывать фотографии, и картинки юности закружились у меня в памяти – вот мы с подругами изображаем лесных нимф у ручья в красивых платьях, потом агенты 007, все одетые в черное. А вот мы на пикнике, на озере, изображаем крестьянок…

Я сгребла все фотографии и засунула к себе в сумку. Поняла, что хочу к ним вернуться и вспомнить, как была счастлива. И фотоаппарат надо бы найти. Он уже давненько пылится дома.

Пока я расставляла всё по местам, готовясь идти в «пасть к тигру», я почувствовала давно забытые счастья, драйва и в то же время спокойствия. Почувствовала вдохновение. Давно я не испытывала таких ощущений. И в ту минуту, у меня в душе появилась надежда. Может, еще не всё потеряно. Может, я еще буду счастлива.

***

22:00. Вот мы уже сели за стол провожать Старый год. Новогодний стол получился изысканным. Мама запекла утку с яблоками, сделала все возможные новогодние салаты – вот и селедочка под шубой, и оливье, и крабовый салат с чипсами, и свёкла с черносливом и чесноком, сделала множество закусок. Угощений хватит на целую дюжину человек, не меньше. Но нас всего четверо за этим столом. И настроения встречать Новый год особо ни у кого нет.

Двумя часами ранее, когда я пришла помогать матери с ужином на кухне, она продержалась только семь минут, чтобы не наговорить гадостей. А потом началось… Я просто поделилась с ней тем, как мне нравится работать с детьми.

– В твоем возрасте пора уже со своими заниматься, а ты только и можешь, что с чужими возиться. Лиза, это уже не дело. Тебе двадцать девять лет! Я знаю современные нравы, но я это не приемлю. Ты должна в этом году выйти замуж и забеременеть. Это не обсуждается!

Последнюю фразу она произнесла почти крича, очень громко и злобно. На минуту я опешила, пыталась понять, как можно вести себя в такой ситуации. Я смотрела на мать и понимала – в эту секунду она меня ненавидит. Да-да, это именно ненависть искрилась в ее глазах. Она не хотела такую дочь, как я. Наверное, эта ненависть в тот момент была взаимна. Я тоже не хотела себе такую мать.

Я вздохнула и как можно спокойнее произнесла:

– Ты права, мама. Мне уже двадцать девять лет. Поэтому перестань уже указывать мне, как жить. Я взрослая.

В конце мой голос начал предательски дрожать, но я перевела дыхание и продолжила:

– И твой приказной тон абсолютно неуместен. Прошли те времена, когда ты могла мне указывать.

Она посмотрела на меня с иронией. Я взвешивала каждое слово, которое произносила. И делала это медленно, чтобы перевести дыхание и не разреветься.

– Взрослая, говоришь? – произнесла она с усмешкой, – Лиза, ты глупая, маленькая девчонка, которая не знает жизни. Ты живешь за счет Коли, твоей грошовой зарплаты не хватило бы даже на то, чтобы протянуть месяц. У тебя нет друзей здесь. Ты зависишь от Коли, а ведешь себя как пуп земли. Очнись! Тебе уже почти тридцать лет, а у тебя нет ничего. Ничего!!!

«Я знаю, что она делает, я не поддамся».

На крик пришел папа. А за ним и Коля

– Что за шум? Вы чего опять скандалите? – спросил папа.

– А ты послушай, Андрей, что твоя дочь говорит. Она у нас взрослая. И лучше матери знает, что ей нужно.

– Ира, так она правда уже взрослая и…

– Нет, Андрей. Даже не вздумай ее поддерживать в этот раз. Это ты ей привил эту вседозволенность. Больше такого не будет. Я займусь ей. Коля, после праздников жду от вас дату свадьбы. И скажите мне это уже после того, как сходите в ЗАГС, чтобы всё было решено.

– С большим удовольствием, Ирина Петровна. Я тоже думаю, что мы затянули со свадьбой. Лизонька, подумай неделю и скажешь.

Я сидела, смотрела на них и просто ненавидела. Кто эти люди? Это же мои самые близкие, но они совершенно не понимают меня. Я не хочу замуж, я хочу сбежать, я хочу жить одна и делать то, что я хочу. В груди снова загорело, стало трудно дышать. Я подошла к холодильнику, открыла и схватила бутылку водки. Я не пью водку. Да я вообще не пью ничего крепче вина, но сейчас мне это было нужно. Игнорируя всех, я достала стопку, налила водку и одним махом ее осушила. В горле загорело. Какая же это гадость, как это вообще можно пить. Мне стало очень жарко. Я села на стул. Коля с папой смотрели на меня, но молчали. А мать что-то кричала, но я ее не слышала. Еще минуту мне было тяжело дышать, но потом по телу начало растекаться приятное тепло. Кажется, я стала понимать алкоголиков, которые чуть что бегут за бутылкой.

– …ты совсем от рук отбилась. Давай, еще спейся, – кричала мать.

– Ладно, ваша взяла. После праздников идем в ЗАГС. А теперь я пойду прилягу, мне нехорошо.

И я ушла в комнату. Я понимала, что папа или Коля сейчас придут, но я не хотела их видеть. Мне нужно было подумать. Я замкнула комнату, схватила зайца с кровати и упала на ковер на полу. Я давилась солеными слезами, но старалась делать это бесшумно. Не хотела, чтобы меня увидела мать. Она была бы довольна. Она снова победила.

«Я больше не могу так жить. Я не могу. Я должна всё изменить».

Лежа на полу я провела около часа. Коля и папа пытались поговорить со мной, но я их прогнала. Мне нужно было успокоиться. Я плакала и жалела себя. Мне казалось, что я никогда не вырвусь из-под этого контроля матери. К тому же, эта дурацкая стопка водки только ухудшала мое состояние. Внутри всё горело, к горлу подходила тошнота. Я хотела пить, но от одной мысли, что мне нужно вернуться на кухню, становилось плохо.

Вдоволь наревевшись я поднялась и подошла к зеркалу. Жалкое зрелище, если честно. Тушь размазалась, глаза и нос красные от слез.

– Да, дорогая, выглядишь ты просто ничтожно. Продолжишь в том же духе – мать так и будет ноги об тебя вытирать. Заканчивай уже. Ты и правда взрослая. Справишься.

Закончив свой монолог, я прошмыгнула в ванну. Мать суетилась на кухне, напевая себе под нос. Кажется, ее настроение улучшилось. Отец с Колей сидели перед телевизором и непринужденно болтали. На секунду я даже решила, что могу сбежать. Но это же смешно. Куда я сбегу? На дворе Новогодняя ночь, все сидят по домам, шутят, веселятся. А я?! В чем-то мать и права, друзей здесь у меня нет. Наверное, поэтому мы и отмечаем Новый год здесь.

Пока я рассуждала о жизни, я успела привести себя в порядок. Я переоделась в платье, подкрутила волосы в легкие локоны и сделала макияж. В зеркале появилась красивая молодая женщина. Кто бы мог подумать, что полчаса назад она рыдала на полу в обнимку с мягкой игрушкой.