Шлеп, бум, бац!

Рядом со Славиком, ударившись о стену, приземлилась коричневая, увесистая лепешка. Славик зажмурился. «Хорошо, что мимо», – успела проскочить мысль облегчения. Он приоткрыл один глаз и опознал в лепешке Крэгира. Вид у Охотника за Мирами был не ахти какой. Всегдашний бравый, уверенный образ слетел с него как листва с дуба-долголетия по осени. Осталась только кора. Скукоженное в ужасе лицо под кустистыми совиными бровями вращающиеся бусины глаз. Крэгир пытался удержать равновесие, нелепо растопырив руки-крылья, ноги его разъезжались в разные стороны, и все это сопровождалось звуками очень напоминающими куриное кудахтанье.

«То же мне, Охотник Ночи, Свирепый Филин. Посмотрел бы на себя сейчас, какой-то петух недощипанный», – подумал Славик и лучезарно улыбнулся Крэгиру, пролетая на лиане над его головой. Но вдруг Крэгир изловчился, и подпрыгнув, откуда только в нем такая прыгучесть образовалась, уцепился за спасительную лиану Славика. Под его весом лиана заскрипела и приземлилась, а вместе с ней на Крэгира приземлился и сам Великий Кутюрье. Крэгир застонал, а в Славике проскочили доселе неизвестные ему нотки сочувствия к Охотнику, но сразу же испарились, как только Крэгир начал орать дурным, не своим голосом, пытаясь перекричать бурю, вызванную Демоном.

– Ах ты пиявка никчемная! Звероящер безмозглый! Сделай что-нибудь, упырь ржавый! Иждивенец паршивый! – и все это было обращено к нему, Великому Кутюрье и Режиссеру, непревзойденному таланту. «Неуважительно как-то» – решил Славик. Самое обидное во всем этом было, конечно, «ржавый». Славик провел огромную работу и решил, что больше не будет скрывать свой природный образ за защитными оболочками, как умеет каждый Мимикрик, а будет вступать в эту жизнь как есть, без прикрас, в естественном обаянии, так сказать. А естество его было широколицее, веснушчатое, зеленоглазое в обрамлении рыжих спиралей, которые сейчас вздымались над его головой солнечным нимбом.

– Гаденыш! Пропыпут болотный! – не унимался Охотник за Мирами, с трудом выползая из придавившего его Кутюрье. – Давай! Маши своими культяпками, царевна-лебедь! Создавай Мир!

«Ага, – подумал Славик, – щас! Вы тут все как один Бурю создаете, а я значит вам для Мира понадобился? Нет уж, насладитесь сполна тем, что имеете. Посмотрите, так сказать, правде в глаза». Но вслух он ничего не сказал. Вздохнул глубоко. Потом еще раз вздохнул, потому как Крэгир, со всего размаха влепил Славику пощечину. У него аж дух перехватило от возмущения и неожиданности.

«Дух перехватило! Точно! Я же Шаман! Шаман-Режиссер! Я могу управлять Духами! Да, про то, что я посвящен в Шаманы знают немногие, но я-то знаю», – со сверхзвуковой скоростью понеслись мысли Славика.

Тайное имя посвящения Славик никому не говорил. Его и так все при дворе Мэл- Карта ошибкой природы считали. Мужчины не могли рождать Миры, а Славик мог. Он и по снам мог ходить и предчувствие у него было такое сверхчувствительное, любой Ушист позавидовал бы. Короче, Славик был ценным кадром. Ценным для Мэл- Карта, поскольку исполнял его прихоти легко и с фантазией. Однако, Славик давно понял, что всего Правителю знать не обязательно. Должны остаться у Великого Кутюрье и Режиссера еще козыри в рукаве, на случай внезапного изменения событий. То, что Славик был посвящен в Шаманы, знал только Славик, семейство исчезнувших Мимикриков и… ешкин-кошкин, еще Эва знала. Ну и Дед-Пчела, разумеется, его симбиотический спутник. У всех Шаманов такой есть. У Славика – Дед-Пчела.

«Если я начну Духов вызывать, они тут с этим Демоном разборки устроят и тогда пиши пропало. Мэл- Карт и Крэгир точно меня в оборот возьмут и про хождение по снам вспомнят. А я все сделал, чтобы они про это забыли… забыли…» – экстренно соображал Славик, вновь взлетая вместе с лианой, подхваченный порывом ураганного ветра.

Щлеп, бум, бац!

Крэгир опять превратился в лепешку. Самостоятельно, без Славикиных стараний. Просто он не имел таких замечательных цеплятельных устройств, как Славик, и уже давно подрастерял свою былую форму воина и атлета. В настоящем, Крэгир носил личину, тяготившую его. Пытался быть прежним бравым воякой, но дело в том, что нынешняя суть вообще не соответствовала его воспоминаниям о себе прежнем. Да, ему иногда удавались прыжки, наподобие того, что он недавно продемонстрировал, но это было скорее исключением, остатками мышечной памяти, а не легкостью тренированного тела. «Короче, роль атлета, непревзойденного Охотника за Мирами, не для него», – решил Славик Режиссер. А потом решил, что разберется со всей этой неразберихой и несоответствием позже, поскольку Демон в теле Мэл- Карта опять начал требовать мяса и пускать зеленые слюни.

И тогда Славик принял решение больше не думать и активизировать Деда-Пчелу. Вернее, пчелиный рой. Ведь каждому рожденному Шаманом известно, что симбиотический помощник может быть в разных формах и в разных числах. У Славика был пчелиный рой или Дед-Пчела. Ему и напрягаться-то не пришлось, – в миг, через оскалившееся стеклянными клыками, изуродованное окно, влетела гудящая туча. Это было хорошее решение. Пчелы как бы сами по себе, никто и не догадается, что ими руководит Великий Кутюрье и такой же не менее Великий Режиссер. Славик поймал Поток, отдался ему, а пчелы уловили руководящее начало и понеслись на Демона, разинув рот. А чего удивляться? Эти пчелы были как Шуруны, тоже могли складываться в различные формы. И то, что неслось на беснующегося Мэл- Карта, имело длинную, вытянутую морду и широко открытый рот, ну хорошо не рот – пасть!

– Белиам, просыпайся! Белиам! Да что за дрянь такая? Пошли, пошли вон! Разлетались тут! – Феюс чуть из гнезда не выпал, отмахиваясь от чего-то мелкого и назойливого.

– Уберите с меня это! – верещала на соседней ветке Нэнси. – Мама, мама, они жужжат и царапаются.

– Белиам! Ты нам нужен со всеми своими Дарами. Да проснись ты, пропыпут болотный! – не терял надежды разбудить брата Феюс, срывая с себя жужжащие колючки. Однако меньше их не становилось.

– Феюс, пожалуйста, можно не выражаться? Это все-таки твой брат! – урезонила первого из сыновей Лали. Она осторожно попыталась стряхнут с руки ползающих и гудящих насекомых. – Я и без Белиама могу сказать кто это. Пчелы. Это пчелы, поэтому не делайте резких движений, иначе укусят.

– А-а-а-а-а! – закричал Феюс, хватаясь за нос. – Она меня укусила! Укусила!

– Пчелы не нападают первыми, – раздался умиротворенный голос Белиама из соседнего гнезда, а потом появилось его улыбающееся лицо с живыми волосами. Волосы жужжали. Белиам с нескрываемым интересом и даже с каким-то восторгом наблюдал, как его шевелюра увеличивалась в объеме и становилась длиннее.

– Так, Рапунцель, давай-ка поговори с ними! Это уже не смешно! – вновь заволновался Феюс, размахивая руками, как ветряная мельница.

– Кто такой Рапунцель? – поднял ясные глаза на брата Белиам.

– Не знаю. Просто Поток уловил, – сказал Феюс, с трудом сменив тон, чувствуя, как мать все еще сверлит его взглядом. – Что-то сказочное, видимо. С длинными волосами. Не суть. Поговори с этими тварями, я уже чешусь весь!

– Мамочка, я боюсь, боюсь, – жалобно заскулила Нэнси.

– Демон тебя побери! – вновь не выдержал Феюс, пытаясь вытащить пчел из ноздрей. – Белиам, где твои Дары? Твои умения общаться с этими, этими… гадами.

– Так, все! Успокоились все! – стальной паутиной опустила слова на головы детей Лали- Рэй. – У вас тоже есть Дары, Феюс, которые ты по всей видимости Дарами не считаешь. Разум и речь. Слова кристаллизуют вокруг тебя реальность, а разум помогает увидеть ситуацию такой, какова она есть на самом деле. Ваша ведущая эмоция – страх! В страхе – мучение. Мучение, которое порой бывает больше, чем физическое страдание, Феюс. Тебя еще никто не укусил, а ты уже горланишь, как поющая кувшинка, которой стебель прищемили. И ты, Нэнси, вернись к нам из своих горестных фантазий. Пчелки по нам ползают и их много, это правда, но ни одна из них тебя не поцарапала. Может быть тебе щекотно? Вот это возможно. И вообще, Белиам прав – пчелы первыми не нападают, только в случаи опасности. Сейчас все успокаиваемся, все успокаиваемся, Феюс прекрати махать руками!