Несколькими минутами позже за ней пришли ее друзья, поболтали с Сандерсоном и собрались уходить. По дороге в вестибюль он успел ей прошептать приглашение на ужин следующим вечером. Уже многие годы он никого не приглашал таким способом. Она даже не пошутила об опасности быть замечанными вместе, само собой предполагалось, что он поведет ее туда, где нет фотографов. Она немного обдумала предложение и сказала: «Да, с удовольствием.»

Он думал о ней всю ночь, игнорируя костлявую и полную надежд модель, которую он нашел у Анабель, часы напролет лежал он без сна, уставившись в потолок, его преследовало фантастическое видение блестящих каштановых волос на подушке рядом с ним и мягкой золотистой кожи под его прикосновением. Он готов был поспорить, что она спала спокойно и безмятежно, впрочем как и всегда. Он протянул свою руку сквозь темноту, чтобы приласкать грудь модели, но обнаружил лишь ухо малолетки, изнемозженной диетами и преувеличенный вздох притворного пробуждения. Он прошел на кухню, сварил кофе и пил его в темноте в гостиной. Он все еще сидел там, рассматривая деревья в парке, когда солнце взошло над дальними болотами Винстеда.

Неделя – это немного для романа, но может быть достаточно, чтобы изменить жизнь или две, или даже три. На следующий вечер он заехал за ней и она спустилась к машине. На ней была белая кружевная блузка со струящимися рукавами, которые заканчивались сборочками у запястья и широкая колокообразная черная юбка-макси, волосы она собрала высоко на макушке. От ее наряда веяло старомодной эдвардианской атмосферой, это возбуждало его, так как было полной противоположностью тем его интимным мыслям о ней накануне ночью.

Она беседовала просто, но умно, и хорошо слушала, когда он говорил о бизнесе, что редко делал в присуствии женщин. По мере продолжения вечера он стал отдавать себе отчет, что то, что он уже чувствовал к ней, не было ни минутным влечением, ни даже страстным желанием. Он обожал ее. У нее было душевное спокойствие, самообладание и безмятежность, которые позволяли ему отдохнуть и расслабиться.

Он обнаружил, что разговаривает с ней все более и более свободно о вещах, которые обычно держал в себе – его финансовых делах, о его скуке от навязанного общества, которое он презирает и использует, как хищник добычу. Казалось, она не так много знает, как понимает, что намного важнее для женщины, чем глубокие знания. Они все еще спокойно болтали за столиком в углу, когда наступила полночь и ресторан закрыли. Она под самым благовидным предлогом отклонила его предложение заехать в его пентхаус на бокал вина, такого с ним не случалось уже многие годы.

К середине недели он осознал, что влюблен в нее, как семнадцатилетний юнец. Он спросил у нее о любимых духах и она рассказала о «Мисс Диор», которые она иногда позволяет себе покупать лишь четверть унции, не облагаемые пошлиной при перелете. Он послал поверенного на Бонд-стрит и вечером этого же дня преподнес ей самый большой флакон в Лондоне. Она приняла его с искренним удовольствием, но тут же запротестовала.

– Это слишком расточительно, – сказала она ему.

Он расстерялся:

– Я хотел вам преподнести что-то особенное, – ответил он.

– Это, должно быть, стоит целое состояние, – строго сказала она.

– Вы знаете, что я могу себе это позволить.

– Возможно, это и так, и это очень мило с вашей стороны, но Вы не должны больше покупать мне таких вещей. Это абсолютная расточительность, – сказала она в заключение.

Перед выходными он позвонил в свое ворцестерширское поместье и приказал нагреть воду в бассейне, в субботу они приехали туда на целый день и плавали, несмотря на прохладный майский ветер, который заставил его натянуть с трех сторон бассейна стеклянные навесы. Она вышла из раздевалки в сплошном купальнике, с белым полотенцем вокруг бедер; взглянув на нее, у него перехватило дыхание. Он отметил про себя, что она была изумительной женщиной во всех смыслах.

Свой последний вечер они провели накануне ее отъезда в Испанию. В темноте «ролса», припаркованного на обочине улице недалеко от дома, где она остановилась, они долго целовались, но когда его рука начала скользить вниз под ее платье, она мягко, но решительно убрала ее и положила ему на колени.

Он предложил ей оставить своего мужа, развестись с ним и тогда они поженятся. Ему, несомненно, это было очень важно и поэтому она отнеслась к предложению серьёзно, покачала головой:

– Я не могу сделать это, – сказала она.

– Я люблю тебя. Это не мимолетное влечение, а действительно любовь. Я сделаю все для тебя.

Она смотрела сквозь стеклянный навес в темноту улицы.

– Да, я верю тебе, Марк. Мы не должны были заходить так далеко. Я должна была это понять раньше и прекратить встречи.

– Ты меня любишь? Хоть немного.

– Для меня еще слишком рано. Я не могу так сразу.

– Но смогла бы полюбить меня? Сейчас или когда-нибудь?

И снова, руководствуясь женским чутьем, восприняла вопрос с полной серьезностью.

– Я думаю, могу. Или смогла бы. Ты не похож на того человека, которого ты и твоя репутация пытаются навязать. Под твоим цинизмом скрывается ранимость и это прекрасно.

– Тогда оставь его и выйди за меня.

– Я не могу сделать это. Я замужем за Арчи и не могу его оставить.

Сандерсон почувствовал прилив гнева к незнакомому мужчине в Испании, который стоял на его пути.

– Что у него есть такого, что я не смогу тебе дать?

Она чуть грустно улыбнулась.

– О, ничего. Он довольно слабый и не слишком эффектный.

– Тогда почему ты не оставишь его?

– Потому что он нуждается во мне. – сказала она.

– И я тоже.

Она покачала головой.

– Нет, не так. Ты хочешь меня, но ты сможешь жить и без меня. А он не сможет. У него не хватит сил.

– Я не только хочу тебя, Анжела. Я люблю тебя, больше чем кого-нибудь в жизни. Я обожаю тебя и желаю.

– Ты не понимаешь, – сказала она, немного помолчав. – Женщины любят, чтобы быть любимыми, обожают, чтобы быть обожаемыми. Они желают, чтобы быть желанными, но больше всего вместе взятого женщинам нужно быть нужной. И я нужна Арчи, как воздух, которым он дышит.

Сандерсон затушил окурок своего Sobranie в пепельнице.

– Итак, ты остаешься с ним… «пока смерть не разлучит нас», – зло бросил он.

Она проигнорировала насмешку, но кивнула и посмотрела на него.

– Да, именно так. Пока смерть не разлучит нас. Извини, Марк, так и есть. В другое бы время и в другом месте и если бы я была не замужем за Арчи, все, возможно, могло бы быть по-другому. Но я замужем и на этом покончим.

На следующий день она уехала. Он послал своего шофера, чтобы отвезти ее в аэропорт на самолет в Валенсию.

Существует четкая градация между любовью, необходимостью, желанием и вожделением и любое из этих чувств может превратиться в навязчивую мысль в мозгу у человека. У Марка Сандерса этой мыслью стали все четыре чувства, и одержимость росла изо дня в день. Никогда раньше ни в чем он не проигрывал и как большинство мужчин, наделенных властью, в течении десяти лет он превратился в морального урода. Он логически и тщательно просчитывал ходы от желания к определению, к пониманию, к планированию и к исполнению. Всё неизменно заканчивалось победой. В начале июля он решил овладеть Анжелой Саммерс, но пока он изучал молитвенник, его преследовала неизменная фраза. «Пока смерть не разлучит нас». Если бы она была другой женщиной, которую трогали бы богатство, роскошь, власть, социальное положение – не было бы проблем. Богатство было единственным, чем он мог поразить ее, что касается всего остального, то в этом она отличалось от других и именно поэтому он был так одержим ею. Он ходил по кругу и это сводило его с ума, существовал лишь единственный способ вырваться из него.

Он снял небольшую квартирку на имя Майкла Джонса, общаясь с агентами по сдаче в наем по телефону и заплатив месячную ренту и депозит наличными в заказном письме. Объяснив это тем, что ему нужно приехать в Лондон рано утром, он договорился, чтобы ключ оставили под ковриком у двери.