– Абсолютно, – подтвердил свои слова Костромов. – Я же сказал вам, что Андрей – тот еще тип. После школы он нигде не работал и не учился, только в армии отслужил. А занимался он черт знает чем.

– И чем же именно? – не стала пропускать я таких подробностей.

– Воровал и сдавал цветной металл, перекрашивал краденые машины… В общем, много интересного на его счету было, я всего даже и не знаю. Родители Андрея всегда за него краснели, периодически откупали его, когда он попадался.

– Значит, мог, – подвела я итог. – А он, я имею в виду Андрея, был сегодня у загса? Или, может быть, утром здесь?

– Нет, он принципиально сказал, что не появится, – усмехнулся Сергей, – наверное, думал, что этим кого-то заденет. Но вчера наверняка здесь был, а может, и рано утром сегодня. У него же ключи от квартиры свои есть, вот он и приходит, когда захочет, никого не спрашивая. Стас даже говорил, что они собирались замок в двери поменять, потому что он уже всем надоел – ведет себя бессовестно: берет из холодильника и из шкафов все, что понравится. А кому такое понравится?

Отметив себе в памяти факт наличия у старшего брата собственных ключей от квартиры родителей, я спросила у Сергея:

– Скажите, а Стас всегда носил с собой свой сотовый телефон или в какие-то дни оставлял его дома? И еще, мог ли он доверить его кому-то на время? Ну, скажем, хотя бы на час?

– Ну, тут я твердо уверен: он не всегда брал телефон с собой. Несколько раз бывало: когда мы где-то надолго засиживались и я просил у него трубку, чтобы позвонить домой и предупредить, что задержусь, и оказывалось, что Стас ее не взял. Стас – парень экономный, зря деньгами он не швырялся, а телефон у него так, для души, чтобы иметь возможность самому куда-то позвонить. Для работы он ему не требовался, и ему очень редко звонили, потому что он почти никому не давал свой номер – считал, что если кто захочет пообщаться с ним по телефону, так позвонит и на домашний.

– То есть получается, что он редко брал трубку с собой, – подытожила сказанное я.

– Ну, как редко? Когда знал, что ему должны позвонить, или когда ему он нужен был. А так оставлял дома, боялся потерять. Он его несколько раз уже то там, то тут оставлял, хорошо, люди попадались честные, всегда возвращали, правда, за вознаграждение. Потому Стас и старался не рисковать, предпочитал оставлять мобильник дома. Особенно на время гулянок.

– С этим ясно, а как насчет сдачи трубки в прокат? – напомнила свой второй вопрос я. – Мог он телефон свой доверить кому-то из друзей, дать попользоваться на время?

– Вряд ли. Стас поленился бы потом ехать куда-то забирать телефон. Да и зачем бы ему это надо вообще? К тому же телефоны сейчас стоят так дешево, что, если они кому-то нужны, люди их просто идут и покупают. Мобильник ведь уже не роскошь, а средство необходимости, и не более.

– Понятно, – согласившись с тем, что купить телефон сейчас по силам каждому, ответила я. – А где живет Андрей, вы знаете? – спросила я вслед за тем.

– Да, но только не точный адрес, а так, могу объяснить, как найти. У меня память зрительная больше развита, я обычно адреса и не запоминаю, знаю просто, как дойти, а большего мне и не надо. Я там был всего один раз. Точнее, мы со Стасом мимо проходили, и он мне показал тот дом.

– Ну что ж, попробуйте объяснить, – ответила я, решив, что лучше уж искать дом, где Андрей снимает квартиру, по таким вот разносторонним объяснениям, чем пытаться выяснить его точный адрес у остальных родственников. Те сразу заподозрят неладное, начнут выспрашивать, что да зачем. Объяснять придется… А вдруг решат, что я с ума сошла со своими подозрениями, схлопочу тогда по полной.

Достав из сумочки блокнот, я записала в нем все координаты, названные Костромовым, и даже доверила ему начертить мне приблизительный маршрут пути – пока все вроде бы было понятным. Затем поблагодарила парня за помощь, записала и его данные, включая номер домашнего телефона, и попрощалась.

– Как только что-то найдете, звоните! – крикнул мне вслед парень. – Мне интересно узнать, правда брат это сделал или кто другой.

Я согласно кивнула, затем закрыла за собой балконную дверь и снова очутилась среди заплаканных и бледных, как тысяча смертей, женщин. Даже праздничные наряды и специальные к свадьбе прически не могли сделать их чуть привлекательнее – все до одной женщины в настоящий момент походили больше на старух и даже не пытались этого исправить, всем было не до того.

Стараясь не смотреть по сторонам, я направилась в сторону коридора, мечтая только об одном: поскорее покинуть пронизанную скорбью квартиру и оказаться на улице. Еще бы лучше в собственной машине, но… Кстати, надо срочно заняться ремонтом моей «девяточки».

– Дочка, пойдем, хоть ты нам на кухне поможешь, а то остальные совсем плохи, – неожиданно донеслось до меня откуда-то сбоку.

Я прекрасно поняла, что обращаются именно ко мне, но страсть как захотела сделать вид, что глуха на оба уха и ничего не слышу. Кухня отнюдь не моя стихия, да и вообще у меня есть совсем другие дела, нежели забота о хлебе насущном для присутствующих. Но все же не обернуться вовсе мне не позволила совесть, и я, скрипя зубами, повела головой туда, откуда донесся голос.

Недалеко от меня, у серванта с хрустальной посудой, стояла женщина лет сорока пяти и перетирала сухим полотенцем ложки. Одета эта особа была в длинную черную юбку и легкую безрукавную, но того же траурного цвета кофточку. На голове у нее уже был повязан черный же платок. Лицо ее, как и у других, покрывало множество мелких морщинок, выражение глаз было печальное, но все же она держалась, прекрасно понимая, что кому-то придется готовить еду и кормить родственников.

– Вы ко мне обращаетесь? – на всякий случай решила уточнить я.

– Ну да, больше тут вроде бы таких не расклеившихся окончательно нет, – ответила мне женщина. – Нам на кухне помощница требуется, мы вдвоем со Светкой не успеваем. Пойдем, милая, поможешь.

Я уже хотела сказать: «Извините, но я такими вещами не занимаюсь, и вообще я тут человек посторонний» – и даже открыла было рот, но потом спохватилась, подумав: а что про меня сейчас подумают остальные? Ведь зал был буквально полон народу, и если придется объяснять женщине, кто я и что здесь делаю, то никак уж не при всех. Слегка кивнув, я приняла из рук женщины перетертые ложки и направилась за ней в кухню. Там уже не было мужчин, две стойкие бабенки уже успели их разогнать, чтобы те не мешали, хотя стойкий запах дыма и перегара в помещении все еще держался. Я положила ложки на стол и обратилась к своей проводнице:

– К сожалению, я не смогу вам помочь, я частный детектив и пришла сюда, только чтобы кое-что уточнить. Сейчас мне нужно продолжить расследование, а потому прошу извинить, но я вынуждена покинуть вас.

Речь получилась отменная, но ее никто не оценил. Обе женщины посмотрели на меня таким холодным и тяжелым взглядом, что я невольно испугалась.

– Знаешь что, – сухо произнесла все та же женщина в черном платке. – Мне все равно, кто ты, хоть работник милиции. Я знаю только одно: у меня в квартире куча голодных людей, половина из которых бьется в истерике, другая лежит, наколотая успокоительным, и мне всех их нужно как-то накормить. Не в кафе же за банкетные столы везти. А тебя я видела еще у загса, значит, ты была приглашена, а раз так, то имей совесть и хоть в память о молодых помоги там, где тебя просят. Все остальное подождет.

Сказано все это было таким жестким тоном, что я невольно почувствовала себя задетой: «А разве я, Таня Иванова, не стараюсь хоть что-то сделать для молодых? Разве я не ищу преступника, в то время как остальные льют ручьи слез? А тут меня еще смеют в чем-то упрекать…»

В общем, в первую секунду я собралась было возмутиться и поставить дамочку на место, но почему-то не стала этого делать. Ведь, с другой стороны, она тоже права, и на данный момент у нее была проблема поважнее, чем поиски преступника, за которые взялась я. Ведь есть, как говорится, человеку в любой ситуации надо. Хоть в радости, хоть в горе.