– Этот город – рай для виртуалистов, – объяснял ему человек, забравший его от родителей. – Единственный город на нашем континенте, где можно беспрепятственно жить в виртуальном мире двадцать четыре часа в сутки триста шестьдесят пять дней в году без необходимости выходить в оффлайн.
«Если так выглядит рай, то как же выглядит ад?» – думал Нео.
– Но зачем жить в виртуальном мире? – недоумевал Нео, который искусно овладел компьютером к своим пятнадцати годам, но знал о виртуальных мирах лишь понаслышке.
– Как зачем? – удивился мужчина. – Ты когда-нибудь видел сны?
Спрут… огромный спрут проглатывает молодого льва, затерянного в огромном океане.
– Д-да, я вижу сны, регулярно…
Последние несколько месяцев этот сон всё чаще приходил к нему. «Вероятно, просто ты так переживаешь перемены в жизни, – говорил ему ещё один человек из концлагеря, тот, который пытался контролировать его разум (психоделатель или как там их называют?). – Океан – это образ будущего, которое ты не можешь контролировать. Тебе мерещется в нём неизведанное. Не переживай. В реальности спрут тебе не опасен».
Да будет так.
– Так вот представь, даже самый долгий сон, который ты увидел, в реальности длится не больше нескольких секунд. Теперь вспомни, как много эмоций и чувств ты переживал в лучших своих снах.
И тут Нео вспомнил сон, в котором вместе с отцом они гнались за антилопой. Они сами были большими хищными кошками, львами. Словами вряд ли возможно передать, каким восторгом он был исполнен тогда.
На самом деле, для Нео сны всегда были доказательством его собственной фантазии и способности изобретать мир, менять его под себя. Он давно уже овладел навыками управляемого сна. Лишь иногда случались осечки… Что ж, контроля над жизнью у него вообще никогда не было – видимо, пришла пора потерять контроль и над снами.
– Вспомнил… – прошептал Нео себе под нос. Даже странно, что наставник услышал ответ.
– Ага, отлично. Теперь сравни тот сон со своей реальной жизнью. Много ли хорошего ты испытал в ней?
«Вопрос на миллион долларов», как любил говаривать начальник их концлагеря.
– Настолько сильных эмоций в жизни я не испытывал никогда, – сказал Нео со всей откровенностью.
Ничто так сильно не волновало его, как погоня за антилопой, ни что так сильно не пугало, как спрут в океане.
– Вот, теперь представь, что за один день ты можешь посмотреть сотни таких снов, а за неделю – тысячи. А за полгода ты проживёшь миллион жизней, которые тебе будут казаться реальными.
– Похоже на ад, а не рай, – удивился мальчик. – Голова от такого не взорвётся? Я читал, что обилие эмоций выжигает нервные клетки.
– Нет, не взорвётся, всё продумано. Ты видишь один сон не дольше пяти секунд. Потом идёт несколько минут отдыха, в зависимости от силы испытанных эмоций, затем новый сон. Всё рассчитано автоматикой – на нас работают умнейшие искусственные интеллекты – рационалы.
– Но откуда берутся эти сны? Миллионы снов… их придумывают сами спящие?
– Нет-нет, все эти люди слишком ленивы, чтобы придумать что-то самостоятельно. Есть люди и сюжеты, которые они придумывают. Например, «Взлёт и падение Третьего Рейха». Здесь ты проживаешь жизнь Гитлера. Или вот «Вишнёвый сад» – сюжет взятый из книги русского классика. Во всех странах есть тысячи человек, которые дни напролёт придумывают или оцифровывают такие сюжеты. Так что рукотворных сюжетов – миллиарды. Но кромпе этих сюжетов, есть те, которые придумывают машины – рационалы. Вот их-то бесконечное множество. В них человек выбирает свою собственную личность, а ИИ, следуя правилам классической трёхактной структуры, существовавшей ещё во времена Древней Греции, придумывает пользователю испытания. Это стоит дороже, но люди любят такие сюжеты больше всего.
– Почему?
– Потому что здесь люди не зажаты в рамки чужой истории – думают они. Полагают, что таким образом они творят свою собственную историю. Обычная человеческая жизнь, но в стерильных и выверенных условиях. Жизнь со смы-ыслом. – наставник протянул эти слова, чтобы сделать акцент. – Кто же не любит такое?
Нео слышал о том, что в «цивилизованном» мире бывает такое – выбор в пользу искусственной жизни вместо реальной, но столкнулся лицом к лицу с этим только сейчас.
– И сколько же людей живёт в виртуальной реальности? – спросил он, вглядываясь в пёстрые крыши машин, которые были теперь совсем близко.
– В нашем городе больше пятидесяти миллионов человек. Но по всему миру, за исключением стран вроде твоей, в виртуальный мир каждый день выходит каждый человек за редким исключением – привычная практика перед обычным сном. Профессионалы называют это рутинной аддикцией.
– Не понимаю, зачем тогда пятьдесят миллионов людей сгрудились здесь? – спросил мальчик, наблюдая приземление их стратолёта на башню небоскрёба в центре города.
– Потому что во всём мире принят закон о запрете проводить в виртуальном мире больше одного часа в день, и только у нас в Виртополисе ты можешь быть в онлайне пока у тебя хватает денег, – сказал инженер виртуальных миров и будущий учитель Нео, помогая мальчику выбраться из стратолёта.
– А где живут эти пятьдесят миллионов человек?
Инженер широко улыбнулся и показал на бесконечные ряды автомобилей, расходящиеся от подножия башни во все стороны:
– В машинах.
***
С тех пор, как Нео прилетел в этот город, прошло несколько месяцев и с тех пор у него появились обязанности. Хотя, правильно называть их «возможностями». Здесь и сейчас он получил вызов из одной «капсулы» – так у них было принято называть автомобили, в которых сидят погруженные в иные миры люди. Автоматика определила, что у одного из пассажиров закончились деньги на счетах. Он не способен оплатить дальнейшую подписку на обслуживание его тела, поэтому его нужно вернуть в реальный мир.
По правилам Виртополиса, всех вернувшихся должен встречать человек, чтобы помочь адаптироваться к миру, от которого те отвыкли. Для этого и нужны харонщики, такие как Нео. Им платят за то, что они приводят людей из капсул. За мертвецов платят в десять раз меньше.
Одна проблема – харонщиков слишком много, а выживших людей из капсул – мало.
Нео стоял на машине, буквально в десяти метрах от капсулы, из которой нужно достать человека, когда обнаружил одну проблему – вернее две проблемы: то были харонщики-конкуренты с его участка. Голова одного, мелкого пацана лет двенадцати, мелькала за крышами машин уже в пяти метрах от заветной машины. Вторая, как и Нео, бежала по скользким из-за дождя крышам машин.
Сомалиец достал из-под плаща орудие своих предков – болас. То были три верёвки на одном узле, к концу каждой крепился увесистый камень, но в случае с Нео – он использовал металл и термопасту, которой в городе было в избытке.
Малец раскрутил болас – тот предостерегающе зажужал, разбивая капли дождя. Быстрым движением Нео отправил орудие, целясь в ноги девчонки. Но та успела заметить бросок и перепрыгнула через орудие. Болас ударился о крышу машины и улетел в сторону.
Девчонка тем временем набросилась на мелкого пацана, который уже стоял у заветной машины. Она то ли пыталась выдавить ему глаза, то ли просто била головой о соседнюю машину.
Нео перепрыгивал с машины на машину, вот он уже стоял на той крыше, куда угодил его болас. Он осмотрел землю рядом с машиной и вдруг заметил один торчащий шар – зеркальные элементы поблёскивали в слабом освещении от фонарей.
Сомалиец спрыгнул, схватил болас, поднял его над головой и стал раскручивать. Подойдя ближе к машине, откуда исходил сигнал он увидел картину: девчонка заталкивала тело мелкого пацана под соседнюю машину. Он умер?
– Эй, Бу, замри, – окликнул её Нео. – Этот червяк мой.
Червяками у них было принято называть людей в «капсулах» – тощие и беспомощные, слишком уж они были похожи на подземных жителей.
– Иди нахер, Черныш, – девчонка не помнила имени Нео, поэтому всегда называла его по цвету кожи. – Я не могу купить паёк уже неделю, скоро дерьмо своё буду жрать.
