– Так что ж, убей меня! – в фальшивом отчаянии выкрикнул Узник.
– Нет, – ухмыльнулся Сторож, – смерти ты не достоин. Смерть для тебя была бы амнистией. Сиди вот, и думай. Может, когда-нибудь осознаешь и действительно раскаешься. А снисхождение…. Тебе и так оказано неслыханное снисхождение. Тебе тепло, светло и сытно. У тебя есть работа, которая тебе нравится. Ведь так? Тебе предоставлена возможность общаться со всем миром. У тебя всегда под боком женщина, которая желает тебя. Ты прекрасно устроился, сволочь! Чего ж ты гундишь всё время: «Свободы, свободы!»? Ты и так свободен, но в пределах этой клетки. А вот я вынужден ограничивать свою свободу, сторожа тебя. И то не ропщу.
– А оно тебе надо? – съязвил Узник. – Плюнь, да брось это дело. Никто даже не заметит. Никто тебя не осудит. А?
– Нет, и речи быть не может. Выпусти я тебя – ты таких дров наломаешь, столько горя принесёшь, я жить не смогу с этаким грехом. Нет! Будешь сидеть! Я сказал!!!
– Да пошёл ты!!! Урод!!! – с ненавистью процедил Узник. Отвернулся и плюхнулся в кресло перед компьютером.
А Сторож перевёл дыхание и замер на посту.
Человек был счастлив, он выполнил свой долг. Победа в беспощадной борьбе далась нелегко. Враг был силён, коварен и хитёр. Не счесть ран на теле победителя, но тем радостней миг победы. Побеждённый враг пленён и заточён в узилище. Теперь на клетке Узника висит табличка с надписью: «Второе Я». Срок – пожизненный. Опасен и склонен к побегу.»
Человек обязан быть нужен кому-нибудь, иначе жизнь его пуста и никчёмна. Если ты не нужен никому, займи денег в долг…..
Ковровая бомбардировка
(путевые заметки)
В купе ещё не жарко – весна. Монотонно позвякивает ложечка в стакане. Колёса привычно отсчитывают стыки рельсов: «Тук – тук. Тук – тук». Толстая тётка на нижней полке почти всегда спит, отвернувшись к стене. Мужичок сверху напротив – постоянно бегает в тамбур на перекур. Попутчица снизу что-то увлечённо читает. А я смотрю в окно.
Я люблю смотреть в окно из мчащегося поезда. Потому и недолюбливаю самолёт – много не увидишь. И если позволяет время, путешествую под перестук колёс.
Широка страна моя родная, огромны её просторы. Не счесть богатств на бескрайней её территории. Мелькают города, посёлки, крошечные полустанки, где-то вдалеке светятся одинокие окна забытой богом деревеньки. И везде живут люди. Со своими радостями и заботами.
Поезд мчится по бескрайним полям, ныряет в тёмные туннели, тревожит своим грохотом спокойствие вековой тайги. Какая красивая у нас страна! Такого великолепия и разнообразия нет, наверное, ни в одной стране мира. Прекрасна природа даже сейчас, когда поля ещё покрыты прошлогодней сухой травой, а лес только-только начал зеленеть. Красотища!!!
Но что это?! Впереди виднеется зарево, и вскоре поезд врезается в стену белёсого дыма. Пожар! Да, это горит сухая прошлогодняя трава. Сквозь пелену дыма проглядывается трепещущая линия огня. Она уходит от полотна дороги к самому горизонту. Впечатляюще и жутко! Это бывает. Весной всегда жгут старую траву. Но почему так много огня? Почему полыхают огромные пространства пахотных земель? Как в кино про войну, когда горят пшеничные поля. Но почему?! Да потому, что не паханы они который год. Буйным бурьяном зарастают брошенные крестьянами плодородные поля. И не только бурьяном; то здесь, то там видны островки кустарников. Знать уже давно пустуют эти земли. Ох, беда, беда!
А огненная стихия этому и рада. Шквал огня перекидывается с полей на перелески. Горят, ожившие, было, от зимней спячки деревья, гибнет мелкое зверьё, птицы покидают привычные места. Да что там говорить. Гибнет такая красота! И впрямь идёт война! Только не понятно кто с кем воюет.
И чем дальше я еду, тем больше меня возмущает увиденное. Чем дальше от крупных городов, тем явственней следы этой необъявленной войны. На территории, куда уже десятки лет не залетал ни один снаряд, не упала ни одна бомба, режет глаз неприкрытая разруха и запустение. А создаётся впечатление, что едешь по местам недавних сражений. Вдоль железной дороги постоянно встречаются руины каких-то зданий, а то и целиком опустевшие деревни. Поваленные столбы с оборванными проводами, ржавые исковерканные скелеты оставленной техники. На ржавых рельсах тупиков догнивают старые вагоны.
Но если не было войны в этих местах, то почему такая разруха? И это здесь – вдоль железной дороги, где, казалось бы, должна кипеть жизнь. Что же тогда творится там, куда не проложены рельсы, не проведены асфальтовые магистрали? Там жизни вообще нет?
Подобный вопрос я задавал себе в экспедиции по Волге. Прекраснейшие места, оживлённая водная магистраль, и такие же заброшенные посёлки. Казалось бы, живи и радуйся, но не живут люди в этих глухих краях. Молодёжь бросает обжитое жильё, покидает родину и тянется на свет больших городов. А глубинка вымирает вместе со стариками. Болеет и гибнет великая страна. Будто ковровой бомбардировкой уничтожается. Но Государство живет. Ведь только у нас Страна и Государство – совершенно разные понятия.
Настолько привыкаешь куда-то стремиться, что после достижения одной цели, сразу намечаешь новую и вновь пускаешься в путь.
Великий и могучий…
Велик и могуч русский язык… и могучее его только русский мат. Не имеет он языковых барьеров, уж поверьте мне. В любой стране мира можно послать местного жителя в ….. или на …, и он безошибочно поймёт, что его обругали. Может быть, он скромно ответит: «Фак ю!» и стыдливо удалится, а может просто даст вам в морду. Откуда у необразованного аборигена такие познания? Вот и выходит, что русский мат имеет волшебную силу слова, проникающего не только в уши, но и непосредственно в само сознание человека.
Ругательная словесность имеет тенденцию постоянно развиваться и богатеть. Насколько цветист и многослоен стал мат в наш бурный век по сравнению с тёмным средневековым прошлым, когда наши малограмотные предки употребляли в качестве ругательств обычные русские слова. Ну, сами посудите, разве сейчас можно кого-нибудь обругать такими словами как: «Смерд, пёс смердящий, гузно» – и т.п. Современный человек не опустится до такого примитива. Мы намного изобретательнее, и для оскорбления друг друга употребляем такие «кудрявые» выражения, что наши прапрадеды, возможно, просто не поняли бы нас, ибо для них это была бы иностранная речь. А какую неоценимую услугу оказывают эти магические выражения в процессе доведения прописных истин до некоторых непонятливых индивидуумов. При помощи мата можно объяснить что угодно и кому угодно. А как обойтись без него при общении с друзьями в тесной компании? А как можно описать обычными словами последствия этого тесного общения? Это же совершенно глупо произнести на следующее утро: «Сойти с ума!!! Как мы вчера накушались алкогольных напитков! Употребляли их с обеда и до полночи, играли в благородные карточные игры, и имели приятное общение с доступными дамами. Полный восторг!». Полный бред! И совершенно невыразительно. А при помощи мата можно красочно донести до собеседника всю полноту эмоций, и живо описать происшедшее накануне, а так же излить ему горестное положение бренного тела и томление духа. Или, скажем, попали вы случайно молотком по пальцу… Понятно, какие звуки вырвутся из вас. Но смех смехом, а действительность такова, что плакать хочется.
В качестве информации к размышлению расскажу маленькую историю из собственной жизни.
Было это давно – в безоблачной и наивной юности моей. В составе юношеской спортивной команды я был отправлен на всесоюзное первенство по лёгкой атлетике в знаменитый пионерский лагерь «Артек». Неимоверное везение! Каждый школьник Советского Союза мечтал попасть туда. И вот как-то однажды вечером в умывальнике для мальчиков мы с друзьями делились впечатлениями прошедшего дня. Само собой в выражениях не стеснялись. Для нас это было естественно. Ведь мы были в своём кругу, а никого из взрослых рядом не было. И в тот момент, когда я бурно высказываясь, складывал трёхэтажные фразы ненормативной лексики, меня грубо оборвал на полуслове кто-то из своих, больно ткнув кулаком в спину. Я обернулся, и с моих уст готова была слететь смачная тирада в адрес обидчика. Но слова застряли в горле, когда я увидел, что в проёме двери стоит директор лагеря. Я просто окаменел, готов был провалиться со стыда, ибо знал, что оскверняю свои уста грязными ругательствами. А за это по головке не погладят. Директор смотрел мне в глаза несколько секунд, повернулся и вышел, поманив меня за собой. Он не ругал меня при всех, он не ругал меня наедине. Человек с тремя высшими гуманитарными образованиями не мог себе позволить орать или просто ругать ребёнка. Он спокойно и серьёзно вёл беседу. И от этого мне становилось ещё отвратительнее. Позор сжигал меня изнутри. Я что-то мямлил в ответ на его вопросы, а больше пристыжено молчал. Такой гадливости к самому себе я не испытывал никогда. Этот разговор запомнился мне на всю жизнь.
