Исавев уже протянул было руку, когда Вальдемар схватил его за плечо.

– Стой!

– Что ты нервничаешь? – улыбаясь, обернулся профессор. – Я проверил – там нет никакой магии. Чисто.

– Магии, может, и нет, – сурово ответил Вайс. – А взрывное устройство не хотел? Знаешь, сколько у нас такого в четырнадцатом-пятнадцатом раскидывали? Лежит на газоне бумажник. Ты его «хвать!», а там мина. Маленькая такая, малюсенькая, но пальцы оторвёт. А если невезучий, так и руку по локоть.

– Ну, ты скажешь тоже… – Исаев покачал головой, но, тем не менее, отступил на шаг. – Кто бы тут мину поставил? Инкуб?

– Тот, кто запустил стаю инкубов в наш мир. Тот, кто создал эту пещеру. Тот, кто установил здесь камень и положил на него книгу.

Профессор помолчал несколько секунд.

– Хорошо. Убедил. Что будем делать? Сапёров вызывать?

– Не надо сапёров, – усмехнулся Вайс. – Я сам себе сапёр. Просто постой немного в стороне. Я проверю всё по полной программе. Кстати, книгу тоже.

– Я проверял!

– Бывают книги безопасные снаружи, но едва их откроешь, такое инферно прорывается – мама, не горюй! Это тоже надо учитывать.

– Не видел я таких книг.

– Я тоже. Но серьёзные люди писали, что может быть такое.

– Знаю я твоих серьёзных людей – все фантасты.

– А что делать, если в нашем мире не придумали ещё лучшей легенды для мага-хранителя, чем писатель-фантаст? И не важно о чём он пишет – о ночном смотрящем или о многоруком боге. Писатели – чудаки, им многое прощается.

– Тебе виднее.

– Вот поэтому стань в сторонку и подожди…

Исаев не возражал. Отошёл и прислонился к одному из сталагмитов.

Вайс осторожно, будто находился в логове гигантских скорпионов, приблизился к кубу. Взмахнул тростью, рисуя в воздухе руну «манназ». Линии вспыхнули алым огнём и растаяли. Маг закрыл глаза и негромко запел баз слов, не разжимая стиснутых губ. Ни слухом, ни голосом он отродясь не обладал, но здесь это не имело решающего значения. Тоскливая и заунывная мелодия включала в себя две-три ноты, чередующиеся произвольным образом. На эстраде никого не удивишь, но для заклинания подходило идеально.

Воздух сгустился над чёрным камнем и над книгой, словно линза. Сейчас Вайс уподобился Шерлоку Холмсу, который при помощи лупы отыскивает следы преступления.

Пение стало громче.

Пещера замерцала, будто мираж в пустыне. Несколько мгновений и сталактиты со сталагмитами превратились в мраморные колонны, расставленные концентрическими кругами на мозаичном полу. Ещё мерцание… И вот уже маг-хранитель стоит посреди светлого кабинета с дубовой мебелью и панелями под орех. Лучи солнца пробиваются сквозь плотные шторы.

Исаев моргнул несколько раз, пытаясь истинным зрением разглядеть – в чём же подвох, когда реальность сменилась иллюзией или же всё произошло с точностью до наоборот? Безуспешно. Даже у него, мага первой категории, ничего не получилось.

А Вайс продолжал петь.

Кабинет сменился дольменом из угрюмых поставленных стоймя валунов, пятнистых от мха и лишайника. Следом за ним появился угрюмый каземат с кирпичными стенами, мокрыми от сбегающих ручейков воды, и ржавыми кандалами, на которых повис скелет с пробитым черепом.

Реальность плыла.

Неизменными оставались только чёрный камень и книга.

Сколько времени продолжалось чародейство? Трудно сказать. Может несколько минут, а может, час.

Наконец Вальдемар глубоко вздохнул и убрал линзу, сделанную из воздуха.

Двумя короткими взмахами трости снова начертал символ, но на этот раз кириллический – букву «хѣръ».

– И что скажешь? – с долей ехидства поинтересовался Исаев.

– Это просто книга, – развёл руками Вайс.

– Иногда книга – это просто книга… Зигмунд Фрейд. Теперь посмотреть можно?

– Смотри… – Вальдемар будничным жестом поднял с чёрного камня книгу и протянул её другу.

Исаев, не открывая, оглядел томик со всех сторон.

– Качественная работа. Тонкая кожа, на сафьян похоже.

– Надпись прочитать можешь? Что за письменность?

– Пока не могу, – покачал головой профессор. – Могу только сказать, что письменность явно не иероглифическая. С высокой вероятностью фонетическая. – Он ещё раз внимательно оглядел обложку. Даже не слоговая, вряд ли существуют такие длинные слова. Хотя… Если вспомнить «превысокомногорассмотрительствующий»…

– Однако.

– Но я надеюсь, – Исаев раскрыл книгу. – Надеюсь, никто так поэтический сборник не назовёт.

– Поэтический? – нахмурился Вайс.

– Сам смотри.

Вальдемар Карлович стихи любил. Но стихи хорошие, как, например, у профессора Исаева или у магички первой категории Ники Плаксиной, которая, к сожалению, в последние годы большую часть времени проводила в российских советах магов-хранителей, став своеобразным эмиссаром чародейского сообщества Донбасса. Но он не любил стихи, написанные без соблюдения ритма и размера, наполненные банальными или же отглагольными рифмами, какие любили производить на свет, скажем, адепты потомственной ведьмы Божены Голенко, которой удалось собрать вокруг себя цвет донецкой графомании. По той же самой причине он не любил и стихи могучего грузина Вано Могулия, хотя и уважал его как душевного человека и отважного мага-хранителя. От слабых или, попросту говоря, бездарных стихов Вальдемар Вайс испытывал едва ли не физическую боль.

Так было не всегда. До начала «Русской весны» в Донбассе он мог просто наслаждаться стихами любимых поэтов и ни о чём не переживать. К несчастью, судьба жестоко с ним обошлась – в 2014-м году Вайсу пришлось стать заместителем председателя Правления Союза писателей Донецкой Народной Республики. Вот тогда-то он и получил культурный шок. Десятки дончан, макеевчан, горловчан и жителей прочих городов ДНР вдруг решили, что они умеют писать стихи. И понеслось! Вальдемару несли распечатки и рукописи, сборники стихов, отпечатанные типографским способом и снабжённые автографами, ловили за пуговицу просто на улице и начинали читать стихи вслух. Самые жестокосердные из стихотворцев звонили по телефону, номер которого непонятно каким образом узнавали у других, и начинали декламацию тогда, когда меньше всего ожидаешь подвоха – поздним вечером или ранним утром.

Вначале, по доброте душевной, Вайс не мог отказать и слушал, слушал, слушал… Когда пришло понимание – ещё немного и рассудок не выдержит, маг-хранитель стал жёстким и даже жестоким по отношению к поэтам. Нескольких огрел тростью, двоим поджёг шнурки в самый разгар устного исполнения стихов, один раз развеял в прах солидную пачку исписанных неровным почерком листов пожелтевшей от времени бумаги. Теперь связываться с ним опасались не только стихотворцы, которые полагали неприличным название книги «Введение в поэтику», но и те, у кого получались вполне достойные стихи. Возможно, кто-то об этом сожалел бы, но не Вальдемар Карлович Вайс, изнурённый поэтами и поэзией.

– Ты уверен, что там стихи? – переспросил он, на торопясь принимать книгу из рук Исаева.

– Не бойся, – улыбнулся профессор. – Не укусят. Стихи на неизвестном языке никто не сможет прочитать вслух.

Вайс недоверчиво открыл книгу. Восемь долгих лет работы в Союзе писателей ДНР приучили его ожидать подвоха всегда и везде.

Да, следовало признать, это были стихи. Прозу обычно записывают по-другому. Короткие строчки, составленные в «столбик» не спутать ни с чем. Хороши они или плохи, не понять.

– Я думаю, это фонетическая письменность, – сказал Исаев. – В самом трудном случае – консонантная.

– Это что за зверь? – удивился Вайс, который уже успокоился и взял себя в руки.

– Это когда на бумаге записывают только согласные звуки, – охотно пояснил профессор. – Такие виды письменности ещё называют «абджадами» по названию алфавита в арабском языке.

– Не знал, что у арабов нет букв для гласных звуков.

– Сейчас уже частично есть, как и в иврите. А когда-то не было вовсе. Как в финикийской письменности.

– Надеюсь, это писали не финикийцы.