Я с ногами забралась на большое кресло в форме ракушки, украшенной дорогим черным жемчугом и расписанной коралловыми красками. Дедуля Лун-ван ходил кругами по залу, с волнением поглядывая на меня. В руках я держала телефон с открытым новостным изданием «Владивосток». Утренняя статья, выложенная почти два часа назад, заполонила все социальные сети и заставила жителей вздрогнуть. «Зверское убийство двух молодых людей на дачном участке в восемь часов вечера». У одного была обнаружена глубокая колотая рана на животе, другое тело оказалось изуродованным до неузнаваемости. Личность первого парня до сих пор устанавливала милиция, а соседи не знали ничего.

Каждое слово врезалось в мою грудь острым кинжалом, сердце выкручивали сильными руками, будто выжимали мокрый носок.

– Девочка моя, – тихо начал дедушка. – Хочешь печенье из морской капусты? А хочешь я достану у Янь-вана «Нефритовые скрижали», которые ты так давно хотела почитать?

– Спасибо тебе, но сейчас ничто не может меня утешить. Я не могу избавиться от навязчивой мысли, что Даня умер из-за меня. Если бы не я, он бы сейчас сидел дома в теплой кровати и не знал ни горя, ни Ада, ни богов… Укуна нашли?

– Нет, – грустно ответил дедушка, опустив глаза. – Он пропал. Снова. Вновь бесследно и загадочно.

Во мне вскипала ярость.

– Он не мог убить Даню. Кого угодно, но не его. Я знаю, как все произошло. Его убил тот второй тип, а уже с ним в порыве злости расправился Укун.

На каждом слове голову все больше окутывала навязчивая сумасшедшая идея.

– Дедушка! – вскричала я, вскакивая с места и пугая старого дракона. – Довольно с меня! Я теряю всех, теряю себя! Я хочу жить нормальной жизнью, за что мне это проклятье!?

– Я ничего не могу с тобою сделать, – тихо и ласково произнес дедуля Лун-ван. – Ты всегда поступала так, как считала нужным. И больше слушала Сунь Укуна, чем меня или моих братьев. Я видел, что тебе было лучше с ним, ты засыхала, если долго находилась в нашем окружении. Могу ли я хоть как-то утешить тебя, что мне сделать?

– Отпустите меня, – уверенно произнесла я. – Я больше не хочу быть чудовищем и не хочу, чтобы Восточное море было моим домом. Я хочу разорвать связь с вами, моей семьей, и быть человеком. Пусть мне будет трудно и одиноко, но я справлюсь. Я стану полноценным человеком, а не преступником, я сожру всю свою боль и избавлюсь от Дракона, который принес всем столько бед.

Я схватила свои рога, крепко вросшие в череп, и с силой потянула их. Послышался треск костей, а на хрустальный пол с мраморной мозаикой полетели окровавленные хитиновые рога.

– Ева, что ты делаешь! – вскричал дедушка, но было уже поздно. Он с нежностью поднял их и посмотрел на меня мокрыми глазами: «Ты можешь уйти из Океана, но Океан всегда будет в тебе. Если станет невыносимо, ты в любой момент сможешь вернуться к своему дедушке».

Я покинула подводный дворец и тут же отправилась на кекуры «Пяти пальцев» – мое излюбленное место на острове Путятина. На их острых вершинах не было никого. Никто не мог услышать, как я рыдала, уткнувшись лицом в колени, лишь волны жалобно журчали, пытаясь залить собою горе.

О море… Забери себе всю мою боль, исцели душу и тело, покажи мне воспоминания. Верни мне ту девочку. Она умерла. Когда? Не знаю. Никто не скажет, что было причиной ее смерти. Ее задушили мелочность и жестокость, воронка нещадно затянула. Сейчас она ищет одного – воздуха. О море, ты всесильно, только ты можешь помочь. Ты вдохнешь живительную волну. Так исцели, воскреси этого мальчика, пожалей его душу.

Почему смерть забирает лучших? Даня был самым ценным подарком судьбы, такого друга, как он, могли иметь лишь достойнейшие. В Дане было то, чем могли обладать единицы – нескончаемая энергия и всепоглощающая страсть к жизни. Находясь рядом с ним, ты чувствовал ее всем телом и заряжался до отказа. Он жил легко и играючи, не усложняя ничего и ни в чем не разбираясь. Иногда меня бесила его беззаботность и даже инфантильность, но именно эта его черта зачастую вытаскивала меня из полной апатии. Когда моя и без того тяжелая голова нагружалась тонной непонятных мыслей и проблем, когда я не могла что-то заполучить или выполнить, Даня врывался без стука, веником расчищал хлам в моей черепной коробке и наполнял задыхающиеся легкие живительным кислородом. Он жил и заставлял жить меня, учил замечать мелочи и удивляться красоте вокруг. Он вдыхал полной грудью, разрывал рамки, растворял злость, заражал смехом, творил сумасшедшие вещи. Зачем он прыгал с крыш, столкнул меня в воду на маяке, полез на здоровенную вышку, чтобы сделать красивую фотографию, дразнил собаку, чтобы потом с криком убегать от нее по всей округе… Список его безумств, которые он совершал, задаваясь вопросом «А что будет, если…», можно было перечислять бесконечно.

Иногда мне казалось, что он не боится ничего. Он просто знал, что в очередной раз выпутается из ситуации, поэтому никогда не зацикливался и не продумывал наперед. «Как ему снова сошло с рук?» – думала я, в очередной раз переволновавшись за этого идиота. У меня не оставалось сомнений, почему Даня смог в кратчайшие сроки завоевать сердце Сунь Укуна. Тот задыхался от суеты и мечтал о смерти. Он любил смерть всеми фибрами души, приближался к ней так близко, как только мог. Даже мотоцикл был для него неслучайной покупкой, ведь мотоциклисты расшибались насмерть гораздо чаще, чем обычные автолюбители. А Даня ворвался в его бесконечно-жуткую жизнь, как свежая струя воды в стоячее болото. Он увидел в мальчике кратковременный стимул вставать по утрам с кровати, обнаружил огромный источник сильнейшей горячей энергии, которая была в состоянии наполнить его вены. Его потеря была равносильна эвтаназии. Как же я этого боялась… Как Даня после всего произошедшего мог умереть такой глупой смертью?

Я не до конца верила в случившиеся, а потому боль внутри еще можно было стерпеть. Светлана Владимировна в очередной раз ждала сына домой, надеясь, что он вновь под утро откроет дверь, а она снова накричит на него и заплачет. А Даня, по обыкновению, вляпался во что-нибудь глупое, был с пацанами в соседнем районе или уехал в другой город, одержимый порывом легких приключений и бесплатных сигарет. Сколько раз я говорила ему, что невозможно привыкнуть к его постоянным исчезновениям, но он не слушал меня. Сколько раз я просила его чаще звонить маме, но он не реагировал на мои просьбы. Что мне было делать? Нужно было пойти и сказать бедной женщине правду о том, что ей уже некого ждать. Никто, кроме меня, не знал об этом. Сколько может продолжаться опознание? Сколько же ей мучиться от безызвестности? А вдруг она еще и подумала бы на Сунь Укуна, то есть Алана!

Я посидела с полчаса и решилась. Затем направилась к городской бухте, разрезая хвостом массивный пласт соленой воды. Мне хотелось, чтобы время замедлилось и застыло на месте, но проклятый порог был все ближе. На город опустилось теплое дыхание мая, все цвело пахучей зеленью с вкраплениями нежно-розовых цветков сакуры и яблонь. А в моей душе все гнило и засыхало, будто внутри пронесся гигантский пожар и своим огнем спалил последнее живое, что осталось внутри.

Тяжелыми шагами я добрела до Даниного дома и рефлекторно поднялась на нужный этаж. Сердце в горле трепыхалось от страха, как карась в рыбацкой сети. Я поднесла кулак к двери и застыла. Мышцы окаменели, я не могла постучать. Ужас сковал все мое тело, от волнения я разучилась дышать. «Я не смогу…» – промелькнуло в моей голове. Это слишком тяжело… Я в панике заметалась по лестничной клетке. Вперед! Нет, обратно. Туда! Обратно… Туда-обратно, туда-обратно. На каком-то кругу я сорвала с себя сумку, достала оттуда непромокаемую тетрадь с прописями, которую всегда носила с собой, с силой выдрала из нее листик, ручкой начеркала фразу «Дани больше нет. Алан ни в чем не виноват. Ваша Ева…». Позор… Я протолкнула измятый листик под дверной проем и бросилась наутек… Позор мне и всему моему роду…