Мэриан вздрогнула, когда она произнесла «Мэри». Вроде имя как имя, и легенду она эту знает, но «кровавая» в сочетании с милым, домашним именем, как звали её мама и Мишель, доводило её до дрожи. А ещё и этот Эллингтон, за счёт которого Мэри-Мэриан вполне могла сойти за «кровавую»…
За исключением О’Коннор все сидели, не шелохнувшись, хотя сама Мэриан так и чувствовала, как их подмывает обернуться к ней.
– Подождите, когда наступит ночь, зайдите в ванную, закройтесь, зажгите свечу, взгляните в зеркало и скажите «Кровавая Мэри, приди ко мне» три раза, потом и должен появиться её призрак, – продолжала учительница, вышагивая по классу. – Много кто думает, что Кровавая Мэри – это про жертву маньяка, который вырезал ей глаза, или про Мэри, которая умерла от потери крови из-за того, что ей разодрали лицо, или это Мэри Уорт, которая убила своих собственных детей, или про Мэри, которая… – она внезапно замолчала, не закончив фразу.
Мэриан сглотнула и нервно хрустнула костяшками пальцев. В тишине класса это прозвучало очень громко.
Мадам Браун кашлянула и продолжила:
– И очень мало тех, кто знает, что Кровавая Мэри – это про Марию Тюдор, первую коронованную королеву Англии, – довольно потёрла ладони она. – Но теперь и вы будете это знать, – гордо сказала, окидывая класс внимательным взглядом. – Рада, что вы теперь не будете входить в число невежд, напридумавших себе всяких Мэри, при этом совершенно закрыв глаза на реальную историю, из-за которой вообще-то и возникла легенда, – она зловеще улыбнулась.
Как-то странно, она уже так много сказала. Ей это несвойственно. В обычное время она бы давно уже начала говорить «по делу». Или креатив сегодня преобладает над лаконичностью? Возможно.
– Итак! – она хлопнула в ладоши, призывая слушать внимательнее, видимо, заметив, как некоторые начали считать ворон. – Мария Тюдор родилась восемнадцатого февраля в тысяча пятьсот шестнадцатом году, её отец был очень… – начала она свой долгий рассказ, но Мэриан её уже не слушала. Бездумно записывала то, что диктовала мадам Браун, из-за невнимательности путала слова и часто перечёркивала только что написанное, благодаря чему в её некогда чистой тетради развелись тёмно-синие грязные пятна от чернил.
Она не пришла в себя даже когда зазвенел звонок.
На перемене Мэриан по-прежнему сидела за партой и всматривалась в доску, на которой белым мелом были записаны самые важные даты.
Все уже встали и куда-то пошли: кто на обед, кто подышать воздухом, а Мэриан всё сидела и сидела.
Грейс резко смахнула рукой все учебные принадлежности Мэриан с парты на пол. Это подействовало на О’Коннор так же отрезвляюще, как если бы её облили ледяной водой.
– Что ты делаешь?! – непонимающе вскрикнула она, выскакивая из-за парты и поднимая упавшие вещи. – Ты же староста, ты не должна так делать! – уже чуть спокойнее произнесла Мэриан, но всё ещё на повышенных тонах.
– Я посчитала, что учебник истории слишком залежался у тебя на парте, – заявила Грейс, облокачиваясь на краешек деревянного ученического столика. – Скоро английский, – зевнула она. – Кровавая Мэри.
– А? – переспросила Мэриан, настораживаясь.
– Кровавая Мэри, говорю. О, не переживай, скоро так все тебя будут называть, уж я об этом позабочусь, – хихикнула Грейс.
– Что тебе это даст? – устало спросила Мэриан. – Ну зачем тебе это? Какой смысл в том, чтобы так сделать?
– Просто. Чтобы тебя позлить и напомнить, что ты натворила. Все мы знаем, что тебе не хочется думать об этом, если, конечно, ты не бесчувственная тварь и не сделала это намеренно.
– А ты ещё строишь из себя хорошую, Грейс. Лезешь из кожи вон перед учителями, а сама-то…
– Это не твоё дело, кого я из себя строю, – отрезала Грейс.
– Моим делом будут все дела, какие я захочу, – прошипела в ответ Мэриан.
Грейс вытащила ручку из пенала О’Коннор и пристально начала разглядывать её, вертя в руках. Мэриан сильно сжала запястье Грейс, пока у той не начала белеть кожа вокруг того места.
– Положи на место, – процедила она, отделяя слова друг от друга, что ей не было свойственно: обычно она говорила быстро, запинаясь и изредка заикаясь.
Грейс выпустила ручку и вырвалась из хватки Мэриан.
– Жди, когда тебя выгонят из школы, – напоследок пообещала она, быстрым шагом выходя из класса.
Мэриан медленно заморгала.
За что выгонят? Что она-то сделала Грейс за все восемь лет? Испортила конспект, схватила за руку? Всё. Но ненавидела её Грейс всегда. Ещё с первого класса. Да и у Мэриан никогда не было подруг, разве что приятельницы, с которыми потом общение всё равно медленно сходило на нет. Словно они все чувствовали, что Мэриан в будущем убьёт человека, и, чтобы этим человеком не стали именно они, всеми силами избегали её и сторонились, чтобы не попасться в час икс под горячую руку.
По логике они должны же теперь подумать, что опасность миновала, убит Джексон Эллингтон, а не кто-то из них, поэтому можно наконец-то начать дружить с Мэриан, уже никому не грозит быть убитым. Но по иронии судьбы сейчас к ней все относятся ещё хуже.
Грейс сказала, что всех настроит против Мэриан. Куда ещё-то? Что ж, посмотрим.
Она лежит в своей кровати ночью, и перед сном мечтает вовсе не о лучшей жизни, не о прекрасном принце, не об отличных оценках в школе или миллионах фунтов стерлингов с розовым единорогом в придачу. Она могла бы мечтать об этом. Но всё это не сделает её в глазах людей прежней Мэриан, которой она раньше была. Это не сделает её лучше. Разве что стереть всем память, но она-то всегда сама будет помнить обо всём. В глазах самой себя она уже никогда не сможет стать прежней. Мэриан могла бы попытаться забыть, но такое вряд ли забудешь, да и волшебного аппарата, стирающего память, всё равно не существует. Ещё не изобрели.
«Если до того, как я умру, стиратель память изобретут, я сразу же воспользуюсь этой возможностью», – обещает она самой себе, на что маленькая Мэриан в её голове качает головой и грустно улыбается, понуро засунув руки в карманы платья.
Как долго все ещё будут ненавидеть её? Как долго Мишель будет избегать её и общаться только по делу? Как долго родители будут обвинять её и продолжать стоять на своём, что это она во всём виновата? Да, виновата, но они ещё ни слова не сказали о том, что Джексон мог бы и не лезть в их машину.
Мэриан изо всех сил старается забыться во снах, хотя бы в них не думать о реальности, не пытаться решить те проблемы, что теперь преследуют её каждый день, не оставляя шанса на спокойное и беззаботное существование, которым она не насладилась сполна раньше.
«Если бы Грейс не существовала, а, соответственно, никогда бы надо мной не издевалась, то можно было бы считать, что до убийства Джексона у меня правда не было проблем», – сонно думает Мэриан, через раз открывая слипающиеся веки, будто смазанные мёдом.
Она старается не думать о ныне покойном Джексоне Эллингтоне. Если бы он не умер, то непременно бы возжелал отомстить той, что ослепила его на один глаз. Это была бы ещё одна проблема: постоянно быть начеку и подозревать, что за каждым углом может стоять он, в ожидании, когда Мэриан подойдёт ближе, и там уже нанести удар.
«А что, если точно так же за углом может стоять миссис Эллингтон, потому что она захочет отомстить за своего мужа?» – мысль вязнет в омуте сна и едва не пропадает, но Мэриан успевает заметить её. Она открывает глаза, которые почему-то больше не слипаются, и лежит. Так и видно, как в её голове крутятся шестерёнки, а Мэриан размышляет, будет ли миссис Эллингтон так далеко идти. «Надеюсь, что не будет, но я всё равно теперь буду ещё осторожнее», – решает она и считает, что теперь нужно будет не спокойно проходить мимо переулков и углов домов, а быстро пробегать их, чтобы, если что, застать врасплох жену Джексона, дабы она не успела сделать Мэриан что-то плохое.
Даже во сне Джексон преследует её. Однажды он держал в руках окровавленные ножницы, на которые нанизан его же глаз, и тыкал ими в Мэриан, из-за шока и страха не могущую вымолвить и слова, только крича и зажмуривая глаза, стараясь не видеть этого ужаса. Он снится ей каждый день, и кажется, что снится уже всю жизнь, что она и не помнит жизнь до того, как она совершила убийство, хотя это так глупо, ведь прошло даже меньше недели.