Стена таяла позади, пока Винс проходил сквозь нее. Единственный мост между мирами должен был раствориться во мраке, навечно замуровав дорогу назад. И он понял это, очень странно, но в сердце затрепетало чувство, что он не один, как будто кто-то вошел вместе с ним и дал подсказку. Винс встряхнул головой, и опьянение стен ослабло, сконцентрировав волю, он обернулся назад и пожелал только одного — оставить хотя бы кусок монолита. Желание было исполнено, часть голой стены, испещренной пористыми ямочками, повисла в воздухе, на уровне его лица.
Здесь было абсолютно темно, за исключением тусклого красного свечения, что исходило откуда-то сверху. В свете кровавого зарева он прикоснулся к бетону, и надежда на спасение показалась не пустой иллюзией. Скрип деревянных половиц вынудил его обернуться, и страх вернулся к нему. Это не было сном. Намеренья стен способны вселять ужас. Большой деревянный круг, наспех сбитый из досок, лежал на темном полу, медленно вращаясь по часовой стрелке. Размеренный скрип Запредельного предмета казался чудовищной музыкой сатанинской виолончели. Они ждали его, конечно же, ждали и приготовили твердое ложе. Нервный шепот доносился со всех сторон, сначала он был далек, но быстро приближался, они шли к нему, шли в темноте, шли на долгожданную трапезу. Звук от ног, волочащихся по сырой земле, был ни с чем несравнимым адом, депрессия и муки творчества, которыми он так упивался, теперь казались божественным ниспосланием. Он вновь вернулся к стене, она была тверда. Мысленно он обратился к тому, кого ощутил сердцем, если он не безразличен тайному союзнику, то его мольбы о помощи должны быть услышаны. Пусть этот некто потребует какую угодно плату, пусть он заберет его душу, но только бы помог выбраться. За спиной Винс почувствовал крадущихся, они замерли всего в одном шаге от него, и их шепот зазвучал до боли близко. Чей-то язык коснулся мочки его уха, и тогда в приступе дикого ужаса он ударил кулаками по куску стены…
Бетон забрал его, поглотил целиком вместе с капельками пота и животным страхом.
Прежде чем вернуть его обратно, неведомая сила пронесла разум через маленькую комнату, где стены, пол и потолок были выложены керамической плиткой тускло-серого цвета. Обрывки красной ткани и полупрозрачного тюля закрывали маленькое окно и висели в воздухе помещения подобно мосту, по которому он вышел из Запределья. Кто-то прятался за алыми занавесками, и взгляд Винса мельком уловил его лицо: белые глаза без зрачков и клиновидная маска, закрывающая нижнюю часть. Следующее, что он увидел, помогло успокоиться — это были фарфоровые статуэтки двенадцати знаков зодиака, что стояли на полке шкафа, купленного в прошлом году на распродаже.
Он обернулся и прикоснулся к бутону роз в безвкусной рамке. Ничего. Только неприступная твердость за виниловыми обоями. Ужас и паника исчезли, это путешествие не может быть правдой, этот абсурд вызван тяжелой депрессией. Но как тогда объяснить обойный клей, засохший на пальцах, и кровь на мочке уха? Если все было на самом деле, кто поверит ему? Редактор? Бред! Он болен, конечно, болен, и ему нужна помощь. Телефонный звонок остановил пугающие размышления, и Винс возблагодарил его за это.
— Кто это?
— Боже! Вы живы! Значит, получилось, я сумела, — сказала, нет, скорее прокричала Мишель.
— Какого черта… Откуда у вас мой номер? Что получилось? — Он до сих пор не мог поверить. Запределье существовало только в больных фантазиях, в реальности этому миру не было места.
— Я почувствовала вас, вы ведь вошли туда! Я помогла выбраться из комнаты! Не отрицайте этого!
— Так это были вы?
— Я предупреждала. Нельзя впадать в глубокое отчаянье, стены ждут этого.
— Мы можем увидеться прямо сейчас? Я хочу понять.
— Записывайте адрес.
Он хотел только одного — услышать из ее уст подробное объяснение этой чертовщины. Пафосные спектакли, бывшие подружки, виски, требования редактора, информаторы-букинисты — все это было оторвано от него и выброшено за борт жизненного корабля. Пускай город и дальше погружается в цветущие поля грязи. Теперь он хочет смыть это. Больше никаких статей и отравлений. И если медиум не поможет ему, то он все равно докопается до правды, вмурованные должны навсегда остаться за пределами реальности, иначе вскоре он просто не сможет переступить порог какого-либо здания. Фобия стен уже укоренилась в нем. Испытывая страх, Винс прошел в квартиру девушки.
— Что все это значит? Сначала я подумал, что схожу с ума, но ваш звонок…
— Успокойтесь, — она усадила его в кресло, налила черный кофе, протянула ему чашку и присела напротив. — Вы слишком возбуждены, выпейте.
— Но это же кофе. — Горячая чашка отогревала закоченевшие пальцы.
— В сочетании с некоторыми травами он может успокаивать.
— Как это понимать? Кто они? — спросил Винс.
— Бесполезно искать причину их появления и давать им имена. Вы должны знать одно: теперь каннибалы хотят вернуть вас обратно. Они следят за вами везде, где есть стены, вы не сможете найти покоя.
— Но что я могу сделать? Вы помогли мне один раз… прошу вас…
— Вам приходилось слышать о людях, которые рождаются с животными уродствами?
— Это имеет какое-то отношение к нашему делу? — спросил он.
— С давних времен из-за неизвестной мутации у, казалось бы, физически здоровых людей рождаются дети, например, со свиным рылом, бараньими рогами или крыльями вместо рук, — Мишель вытащила потрепанную фотографию из кармана джинсов и протянула Винсу. — Вот, возьмите ее, взгляните.
Фото запечатлело сцену, в правдивости которой при других обстоятельствах Винс мог бы не просто усомниться, а твердо заявить, что это мистификация, но недавние события изменили его взгляды. На фоне роскошного особняка, что стоял в окружении королевских пальм и цветущих орхидей, пара атлетически сложенных молодых людей вела ребенка. Судя по их купальной одежде, они направлялись к бассейну у дома. Однако существо, шествующее между людьми, можно было назвать ребенком лишь наполовину: выше пояса у него было множество конечностей, расположенных по бокам большого нароста, схожего с ассиметричными створками раковины моллюска, известного как тропический гребешок. Торс дитя был подобен распустившемуся цветку, сорванному с самых глубин ночных кошмаров, а яркость изображения только обостряла отвращение. Винс вернул фотографию, ему показалось, что его глаза и руки были осквернены.
— Зачем вы дали мне это? — спросил он.
— Когда-то они были счастливой парой, купающейся в роскоши, — она перевернула изображение картинкой вниз и положила его на подлокотник кресла рядом с собой. — До тех пор, пока у них не родился ребенок, девочка, как вы понимаете, наполовину чудовище. Ужас состоял в том, что это существо не только появилось на свет, но и могло мыслить. Его мозг заключен в недрах большой раковины, заменяющей грудную клетку. Конечно, это трудно для понимания, но они полюбили его, они не захотели отдавать дитя на растерзание ученых и уединились с ним на прекрасной вилле возле пляжа. Ребенок прожил десять лет и умер от остановки того, что можно было бы назвать сердцем.
— Это страшная история, Мишель, — холод прошел по спине Винса.
— Затем они пришли ко мне. Их чадо никогда не разговаривало при жизни, и родители решили, что в среде эфира оно скажет им… — девушка пожала плечами. — Если быть откровенной, то я так и не смогла понять, что они собирались услышать, слишком все…
— Странно?
— Более чем странно. Однако я смогла выйти на него, нее. Не знаю как, но это существо с самого рождения на свет знало о вмурованных.
— Что?
— Да, да. И она показала мне некую… как бы правильно выразиться, некую сущность, что обитает за пределами. Обитает в краях, об устройстве которых человечество никогда не получало даже намека. Дитя называло его Епископом.
— Зачем вы рассказываете мне все это? — недоуменно спросил Винс.
— Епископ — единственная сила, способная забрать каннибалов.
— Что значит «забрать»?
