У двери Симбирцева Сидорчук остановился, одернул свой салатный пиджак и, быстро вдохнув и выдохнув, осторожно постучал.

– Жду-жду! – донеслось из-за панели. – Новенькую с собой захватывай!

– Уже, Леонид Борисыч! – бодро отозвался Сидорчук, приоткрывая дверь.

– Ну так и давай ее сюда, – весело предложил Симбирцев, – мы перекинемся парой слов – и на инструктаж. Через час мне на трассу, так что…

– Все понял, – кивнул Сидорчук, – мы непременно уложимся.

– Вот и славно, – произнес приподнимающийся из-за стола Симбирцев.

Шагнув нам навстречу, он протянул мне руку и представился:

– Эл Бэ. Леонид Борисович то есть. – Рука была мягкой и слегка влажной.

– Е Эм, – ответила я на рукопожатие. – Можно просто Женя.

Сидорчук удостоверился, что диалог начался, и незаметно выскользнул из кабинета.

– Так вы, значит, будете меня пасти, – Симбирцев придирчиво оглядел мою фигуру. – Наша служба безопасности чудит, по-моему. Хотя, как знать… Костюмчик вам уже подобрали?

– Забота о моем гардеробе – это очень трогательно, – улыбнулась я. – Но костюмчик я смогу подобрать себе и сама. Впрочем, если вас это так заботит, мы можем сделать это и вместе.

– О! – довольно воскликнул Симбирцев. – Вы начинаете мне нравиться.

Мой новый босс помолчал секунду, ожидая, очевидно, что я тоже скажу что-нибудь вежливое о взаимной симпатии. Но не дождался.

Какая уж тут симпатия!..

«Работа, девочки, есть работа, – помнится, вдалбливал нашей группе майор Смирницкий, яростно пощипывая седые клочки волос на висках, – и вы должны сделать все, что от вас потребуется. Ваши эмоции и желания при этом в расчет не берутся».

Эмоции! Бессмысленное детское словечко, как я сейчас понимаю.

Эмоции – это когда плачешь, смотря в кино мелодраму, или смеешься, когда демонстрируют кинокомедию. Ну, еще всякие «чувства добрые» и так называемые «отрицательные эмоции».

А майор имел в виду нечто совершенно другое. Ну, например, когда ты идешь в кровать с человеком, которого в первый раз увидела десять минут назад, и ровным счетом никаких чувств к нему не испытываешь.

Да-да, было и такое, с позволения сказать, «учебное задание».

Двадцать курсантов из параллельной, очевидно, организации были выделены специально на проведение упражнения по секс-тренингу.

Нас тогда напичкали за ужином какой-то одуряющей дрянью, сохранявшей сознание, но подавлявшей волю, чтобы на первый раз курсант не выкобенивался, а учился покорно выполнять приказы. Впоследствии подобные «упражнения» вошли в систему и проводились еженедельно.

А в первый раз партнеров выбирал компьютер, которому было безразлично, нравятся парень с девушкой друг другу или нет.

Мне в тот раз попался прыщавый коротышка с шестью пальцами на левой ноге.

И ничего, получила восьмерку по десятибалльной шкале. А ведь кое-кого и отчислили.

Особенно большой отсев был после однополого секс-тренинга. Но и это испытание я выдержала на отличную оценку. Подробности опускаю, отмечу лишь, что моей партнерше было далеко за шестьдесят.

Можно ли назвать эмоциями то отвращение, с которым тебе приходится есть пищу, которую ты ненавидишь с детства? Выполнять идиотские упражнения типа распутывания мотка тонких ниток, испачканных к тому же в собачьих испражнениях? Или отчищать до блеска старые ржавые консервные банки? Никогда не пробовали?

И каждый раз, уже ближе к завершению «задания», я ловила себя на необычном ощущении. Я понимала, что начинаю испытывать какое-то странное чувство просветления, безграничной свободы.

Теперь-то мне уже понятно, что это были упражнения не только на воспитание силы воли и терпеливости, но и тест на покорность – когда не надо задавать никаких вопросов, а только выполнять приказания, причем выполнять их как можно лучше…

Я обнадеживающе улыбнулась Симбирцеву, мой новый босс махнул мне рукой и тут же углубился в бумаги, велев Сидорчуку отвести меня на инструктаж.

Впечатление от беседы с инструктором по безопасности было самое удручающее. Если у крупных фирм с солидной «крышей» такое понятие об охране, то мне непонятно, почему их директора до сих пор топчут нашу грешную землю, а не корпят над строгим отчетом о своих грехах и добрых делах в небесной канцелярии.

Впрочем, чему тут удивляться? Мне читал краткую лекцию обычный человек, судя по виду – из бывших милиционеров, который когда-то почитал специальную литературу, вспомнил, чему его там учили на эмвэдэшных курсах, и решил, что ничего нового изобрести уже нельзя.

А ведь даже крупный кремлевский чин, на некоторое время оставшийся не у дел и возглавивший крупное охранное бюро, так инструктировал своих подчиненных: «Ваша жизнь, ребята, мне дороже жизни наших клиентов. Поэтому, когда начинается стрельба, быстренько падайте на землю…» Самое смешное, что этот чиновник не постеснялся изложить данный эпизод в своей книге.

Какой-никакой опыт у парней из «Налима», конечно же, имелся. Но установки, которые я получала, мы проходили в отряде «Сигма» еще в первый месяц обучения. А я, слава Богу, провела три года в непрерывном режиме обучения, постоянно подкрепляемом практикой.

Я внимательно прочитала и подписала чересчур, на мой взгляд, краткий договор, формулирующий специфику моих отношений с принимающей меня на работу стороной, и мне было велено вернуться в кабинет Симбирцева и подготовиться для сопровождения босса.

Последним штрихом во всей этой бодяге была моя встреча с визажистом-имиджмейкером.

Пэтэушного вида девчонка, судя по всему, только-только закончившая платные краткосрочные курсы, решила, что она знает, как я должна выглядеть.

– Волосы укоротить, а юбку удлинить, – предложила она, пощелкивая ножничками возле моего виска. – А глаза можно оставить как есть.

– Черта с два укоротить, – огрызнулась я. – Насчет юбки я как-нибудь разберусь, а вот глаза нужно подогнать под губы.

И я быстро перечислила ей необходимые ингредиенты, которые визажистка должна была приобрести за счет фирмы для того, чтобы чуть-чуть приукрасить мою внешность. Вернее, подчеркнуть ее естественную красоту. Впрочем, у меня был и некоторый дальний прицел…

– Но это же стоит больше семисот долларов! – искренне возмутилась девчушка. – Такие расходы! Я должна согласовать…

– А мне-то что?! – повела я плечом. – И захватите каталог из итальянского бутика.

– Это еще зачем?

– Мне понадобятся часа через полтора три костюма плюс отдельно два пиджака и четыре блузки. Пяток колготок и немного обуви, две или три пары, – спокойно пояснила я. – И поторопитесь, потому что, если мне не подойдет то, что вы привезете, придется ехать за заменой. Так что не забудьте чек.

– Но зачем вам сразу так много? – пыталась выяснить визажистка.

– Вы считаете, что это много? На первое время хватит, – успокоила я ее.

Через сорок минут, почти наугад выбрав из присланных пакетов бежевый костюм и туфли на шпильках, я быстро навела макияж и отправилась к боссу.

– Э-э… вы ко мне по какому вопросу? – недоуменно спросил нахмурившийся господин Симбирцев, когда я вошла в его кабинет.

При этом Леонид Борисович опасливо поглядывал по сторонам и, казалось, уже готов был нажать кнопку срочного вызова охраны.

– Сугубо по рабочему вопросу, дорогой Леонид Борисович, – скромно улыбнулась я. – Какой у нас с вами сегодня график?

Босс обомлел.

– Так это вы? – пролепетел он, приятно удивленный, и начал что-то мямлить про то, что, мол, если не узнал, то богатой будете.

– С вашей, надеюсь, помощью, – уточнила я, и босс рассмеялся.

Мужчины, надо признать, не очень-то разбираются в способах изменения внешности.

Максимум, на что способны все без исключения мужчины, – это ролевые игры и элементарная мимика в зависимости от ситуации: в одном случае жене надо улыбнуться, в другом выглядеть как можно строже; с начальством быть услужливым, но без лести, подчас настойчивым и полезным. Вот и все, на этом их мимикрия исчерпывается. Причем эти нехитрые операции они проделывают чисто инстинктивно и костюм, как правило, не меняют.