Теперь я перехожу к последнему отрывку из «Дао дэ цзин», который я обязательно должен упомянуть, потому что он, как мне кажется, больше, чем любой другой, указывает на источники, из которых черпал свои идеи его автор. Отец Сибо66, впервые процитировавший его, допустил ряд ошибок при переводе, которые г-н Монтуччи67 воспроизвел слишком точно, добавив несколько новых ошибок.
Сначала оригинальный текст:
«Того, на кого вы смотрите и которого не видите, называют И; того, кого вы слушаете и которого не слышите, называют Хи; того, кого ваша рука ищет и не может схватить, называют Вей. Это три сущности, которые мы не можем понять и которые, смешавшись, составляют одно целое. То, что выше, не светлее; то, что ниже, не темнее. Это непрерывная цепь, которой невозможно дать имя, переходящая в небытие. Это называется формой без формы, образом без образа, неопределимой сущностью. Идя вперед, мы не видим в нём начала; следуя за ним, мы не видим ничего за его пределами. Тот, кто постигает древнее состояние разума (то есть небытие существ до сотворения), чтобы оценить то, что существует сейчас, или Вселенную, можно сказать, что он держит нить разума»68.
Это, как я полагаю, наиболее буквальный перевод данного отрывка; он в некоторых отношениях отличается от перевода отца Сибо69. Но, не останавливаясь на этих различиях, нельзя не отметить одно: это неправильное прочтение слова И, первого члена триады, которое миссионер прочитал как ци. Эта ошибка помешала ему понять, о чём идет речь, а также ввела в заблуждение г-на Монтуччи, который мучительно искал в тексте три иероглифа, чтобы найти наиболее подходящие значения. Ци, по его словам, – это животворящая энергия, порождающая Вселенную; хи означает легкое дыхание, а вэй – это посланник, посланный.
Легко понять, какому соблазну поддался господин Монтуччи, давая такое толкование данному отрывку. Это тот самый соблазн, который уже сбил с толку трёх умнейших миссионеров в Китае, отцов Буве, Фуке и Премара, и который, заставив их в целях развития системы своих взглядов заняться чтением всех памятников древнего Китая, привел их, несмотря на их глубокую эрудицию и чистоту намерений, к таким ошибочным выводам, что я не стал их приводить при составлении данной книги.
Должен сказать, что интерпретации г-на Монтуччи столь же необоснованны. Три иероглифа, использованные здесь, вообще не имеют никакого смысла; это просто обозначения звуков, чуждых китайскому языку, либо путем артикуляции их целиком и, хи, вэй, либо взятых по отдельности начальных букв, которые выделить в письменном виде китайцы не умеют: И, Х, В.
ИХВ, говорит один комментатор, означает пустоту, или ничто, что следует понимать не в противопоставлении бытию, а путем исключения материи: ибо китайцы часто обозначают дух словами сю-у70, которые в действительности означают vacuum и nihil71; и было бы слишком легко считать, что китайские буддисты, которые используют эти слова, так же как и даосы, связывают происхождение всех вещей с небытием и даже отрицают существование Вселенной. Это абсолютно бессмысленно и противоречиво с точки зрения утверждения, что Вселенная была у, то есть ничто, тогда как они довольствуются тем, что ставят под сомнение существование материи, как это делали более изощрённые метафизики в других частях света, и определяют дух в манере некоторых раввинов отрицательным термином, который выражает, что это то ничто, о котором наши органы чувств дают нам представление72. Аббат ле Батто очень ясно показал, что древние также проводили фундаментальное различие между ничто и небытием.
Возвращаясь к вышеприведённому отрывку из «Дао дэ цзин», можно заметить, что понятие триады выражено в нём более явно, чем у Платона или философов, воспринявших и расширивших платоновские идеи о происхождении мира. Только у Плотина в его трудах мы можем найти нечто подобное, однако, чтобы увидеть это нам нужны глаза Марсилио Фичино73, комментатора трудов Платона. Мы можем верить, что, по крайней мере, в этом вопросе флорентийский платоник не слишком отклонился от направления мыслей автора работ, которые он комментировал.
Впрочем, отрывки из языческих авторов, где ясно выражена та же мысль, дошли до нас только в трудах христианских писателей, которых, возможно, несколько легкомысленно или, по крайней мере, слишком часто обвиняют в том, что они изменили их, чтобы приспособить к своим воззрениям.
Неясность, с которой древние авторы, чьи слова мы здесь приводим, высказывались на эту тему, возможно, способствовала подозрениям современников. Но у Лао-цзы, вероятно, не было тех же мотивов, что у Пифагора, чтобы окутать своё учение завесой непроницаемого тумана. Он не был вынужден, подобно Платону, объясняться загадками, с той целью, чтобы его сочинения, попав в неизвестные руки, не были поняты теми, кому они не были адресованы.
Идеи, о которых идёт речь, были широко распространены в Китае того времени: их можно найти у нескольких современников Лао-цзы, хотя, по правде говоря, я не знаю ни одного отрывка, столь же ясного, как тот, который мы недавно прочли.
Поскольку, как мы уже могли убедиться, триграмматическое имя И-хи-вэй или ИХВ чуждо китайскому языку, интересно было бы выяснить его происхождение. На мой взгляд, оно не может быть найдено в Индии, где, несомненно, присутствуют те же идеи, но выражаются они совершенно другими терминами. Это слово кажется мне материально идентичным слову ИAO, которое, как мы знаем, является именем, которое различные восточные секты первых веков христианства, обычно объединяемые под именем гностиков, дали солнцу, или, лучше сказать, богу, образом и символом которого было для них солнце.
По мнению авторов, принявших имя ИAO в таком смысле в ту эпоху, это слово было образовано, исходя из астрологических соображений, из комбинации трёх гласных, которыми обозначены планеты, и объединённых в определенном мистическом порядке, чтобы представить распространение света Солнца, обозначаемого И, на все планеты, от Луны, которая является первой и обозначается A, до Сатурна, который является последним и обозначается Ω.
Но это лишь вторичное объяснение, появившееся после введения греческого алфавита в восточных странах, и мы можем считать гораздо более вероятным мнение, согласно которому слово Iαω является изменением древнееврейского тетраграмматона יהוה74. Отцы Церкви часто употребляли его в этом смысле. Исихий объясняет имя царя Осии словами ι̉σχύν ̉Iαω, сила Божья.
Св. Климент Александрийский уверяет, что мистический тетраграмматон, который был известен только тем, кто был допущен в святилище, был ι̉αού, имя, означавшее Тот, Кто есть и Кто будет75. Ориген называет ̉Iαή эквивалентом еврейского Adonaï и греческого Кύριος. Феодорит говорит, что самаритяне называли Бога ̉Ιαбέ , а иудеи - ̉Aïά 76, имя, которое, по мнению толкователей, то же самое, что и 'Iαω 77. Диодор Сицилийский выражает словом ̉Iαω имя, которое, по его мнению, евреи дали Богу. Это же имя написано ̉Iευώ в тексте Филона Библского о Санхуниафоне, согласно Евсевию. От евреев это имя перешло к соседним народам и, по-видимому, было воспринято, с несколько иной идейной окраской, несколькими религиозными или философскими сектами.
