49
Остальная часть комментария аналогична.
«Необходимо быть без страстей, без привязанностей, чтобы представить себе сущность этого разума, каким он был до рождения существ, когда он ещё не мыслил и не действовал».
Именно таким, бесстрастным, по мнению Пифагора, нужно быть, чтобы наслаждаться гармонией Вселенной.
«Но сами наши страсти и привязанности показывают нам второе, менее совершенное состояние разума, в существах, которых он породил».
В предисловии к знаменитому философскому труду, написанному одним из императоров, очень похожая идея объясняется несколько иначе:
«До рождения Божества, – говорится в нем, – разум обитал на небе и на земле; после рождения Божества разум обитает в нём».
Более того, совершенные существа, упомянутые в конце отрывка из «Дао дэ цзин», который я не столь давно процитировал, по мнению комментатора, являются духами, разумными существами, которыми населён мир и которые обязаны своим происхождением изначальному разуму. Это понятие прекрасно согласуется с представлениями Платона о природе богов, звёзд и демонов.
Вот ещё один отрывок, который лучше поддается буквальному переводу; это двадцать пятая глава «Дао дэ цзин»:
«До хаоса, предшествовавшего рождению Неба и Земли, существовало единое существо, огромное и безмолвное, неизменное и всегда действующее без устали. Его можно считать матерью Вселенной. Я не знаю его имени, но я называю его разумом50.
Принуждённый дать ему имя, я называю его величием, распространением, расстоянием, противостоянием51. В мире существует четыре величия: величие разума, величие Неба, величие Земли и величие императора, который также является одним из четырех. Человек имеет свой пример в Земле, Земля – в Небе, Небо – в разуме, разум – в себе самом»52.
Все черты этого высказывания легко узнаваемы, и, пожалуй, нет ни одной, которая не встречалась бы, почти в тех же выражениях, в трудах Платона или его учеников. Последние особенно характерны. Человек, уподобленный миру или рассматриваемый как копия Неба и Земли, – это мир в миниатюре или микрокосм. Более строго это выражено в другой китайской книге (Цзу Чжоу Пянь):
«Вселенная образована из соединения двух принципов; так же и тело человека. Вселенная – это человек, а человек – маленькая Вселенная»(1).
До этого Чинь-Цзы уже указал, что разум каждого человека – это разум Вселенной (2). Вселенная, которой управляет изначальный разум, управляющийся только самим собой и в то же время являющийся своим образом или прототипом, а также образом Неба и Земли; все эти идеи встречаются повсюду у Платона, Филона, Плотина и т. д.
Правда, в отрывке из «Дао дэ цзина», похоже, присутствует китайская идея о величии императора, уподобляемого Небу и Земле, но я не думаю, что Лао-цзы хотел ограничиться простым сравнением. Я склонен полагать, что он имел в виду отношения и связи, существующие между миром материальным и миром моральным, порядком естественным и порядком политическим, подобно тому, как такие отношения встречаются в учениях Конфуция и всех философов его школы.
Широко известен знаменитый отрывок из Лао-цзы, который отец Купле53 перевёл первым54 и который, по его словам, цитируется во многих работах. Это первые слова § 42, в начале «Книги добродетели». Я не ограничиваюсь их пересказом, но прилагаю § 41 и остальную часть § 42, чтобы читатель мог лучше представить себе порядок идей55.
Отделяя такого рода высказывания от того, что им предшествует и сопровождает, мы рискуем составить ложное представление об учении автора, и нет никакой гарантии, что мы не причиним вреда, если припишем ему идеи, ему не принадлежащие.
§ 41. Мудрецы первого порядка, познавшие, что такое разум, руководствуются им в своих поступках. Философы второго порядка сомневаются. Те, кто относится к последнему разряду, высмеивают его, а если и не смеются над ним, то не признают его разумом. Отсюда эти выражения (древних): свет, который можно пролить на разум, – это лишь тьма; движение, которое можно сделать в направлении разума, – это движение назад; самый широкий разум подобен тонкой нити. Самая возвышенная добродетель подобна мрачному ущелью, утренней звезде, подвергнутой осмеянию: величайшая добродетель недостаточна; то, что лучше всего укреплено, всё же остаётся шатким. Самая совершенная истина подвержена изменениям; она – великий квадрат без углов, прекрасная ваза, изготовленная с запозданием, громкий голос, звучащий редко, великий образ без формы. Но ты, сокрытый разум, у которого нет имени, ты один, о разум, у которого истинное благо заимствует совершенство.56
§ 42. Разум породил одно; одно породило два; два породили три; три породили все вещи. Все вещи покоятся на материи и окутаны эфиром; туман или дыхание, объединяющее их, поддерживает гармонию внутри них. То, чего так боятся люди, – быть сиротами, лишенными всего, – они и есть, они не знают о своём происхождении, а императоры и властители хвалятся званием сирот. Так существа увеличиваются за счет вселенской души, которая, в свою очередь, увеличивается за счёт их потерь. Я учу здесь лишь тому, чему меня учили другие. Но жестокие люди не смогут насладиться такой смертью (они не воссоединятся со вселенской душой). В этом отношении именно я являюсь отцом учения57.
Должен напомнить, что я перевожу как можно более буквально, добавляя к тексту, чтобы сделать его более понятным, лишь небольшое количество выражений, выделенных курсивом. Латинский перевод ещё более буквален, но он неясен. Только парафраз может быть ясным; но нельзя быть уверенным, что мы поймём смысл текста, заложенный автором. Я даже не буду пытаться разобраться во всем, что смущает в этих двух абзацах; мне будет достаточно остановиться на основных моментах, лежащих в основе учения.
Прежде всего, различие, которое Лао-цзы проводит между философами в зависимости от того, как они воспринимают учение о Дао, указывает на то, что в Китае эти взгляды уходят корнями в далекое прошлое и, более того, ранее они были предметом определённых споров. Действительно, если верить даосам, древнейших китайских философов следовало бы причислить к самым ревностным сторонникам их учения.
Если верить словам нашего автора, в его время наверняка были люди, которые высмеивали его взгляды о происхождении мира, а другие считали их весьма сомнительными. Можно не сомневаться, что под последними он понимал Конфуция, который, согласно «Лунь юй» (i), тщательно избегал объяснений по этим сложным вопросам.
