Он сделал паузу, словно взвешивая свои слова.

– Возможно, я могу помочь тебе в решении твоей проблемы. Но мне нужно время, чтобы все обдумать. Я свяжусь с тобой позже.

Лицо Андре помрачнело. Он резко сменил выражение лица на задумчивое, словно вспомнив что-то неприятное. Он надел шляпу и направился к двери.

– Мне нужно идти, – бросил он на ходу. – Не отчаивайся, Игнат. Есть выход из любой ситуации.

Дверь захлопнулась. Игнат вновь остался в своей мастерской наедине со своими мыслями. И мысли его были далеки от приятных. Отчаяние сжимало его сердце в ледяных тисках, не давая дышать. На кону стояла жизнь его дочери, его единственного лучика света в этом мрачном мире. О каких технологиях говорил старый друг? И что его так смутило? Вопросы, оставшиеся без ответа.

Он еще долго сидел за верстаком, разглядывая свое новое творение. Почему же оно не работает, как было задумано? Не бьется, как настоящее? Быть может, ему недостает какой-то энергии? Но какая тогда нужна энергия? Игнат в очередной раз уснул за столом. В руках он держал то самое сердце, справа от него были чертежи и недопитая кружка чая.

…

Тремя днями раннее…

Вечерний Шварцталь окутывал густой дурнопахнущий смог, пропитанный запахом гари и машинного масла. Над крышами домов, словно призраки, парили дирижабли, освещаемые яркими прожекторами.

Игнат, с грузом мешков, полных деталей для часов и прочих железяк, торопливо шагал по узкой улочке, освещая себе путь фонарем. Его взгляд был устремлен в землю, но в ушах стоял шум города: грохот паровозов, свист паровых машин, крики торговцев на рынке. Внезапно перед ним возник огромный особняк с высокими колоннами и застекленными башнями. Он был построен из красного кирпича, украшен витиеватой лепкой и огромными окнами из толстого стекла. Над дверью красовался герб аристократического рода, а на дворе стояла золотая карета, запряженная четверкой паровых лошадей. Он оглянулся и понял, что находится в дворянском квартале.

Игнат остановился, завороженный роскошью особняка. Он никогда не видел ничего подобного так близко. В его мастерской всегда было тесно и темно, запах масла и металла был ему знаком, но роскошь аристократов была для него недоступным раем. Нет, конечно, он видел подобное издалека, но так близко… Рассказы его отца о богатстве высшего сословия оказались более чем правдивыми. В этот момент дверь особняка распахнулась, и из него вышла молодая женщина в ярком платье. Ее волосы были уложены в сложную прическу, а на шее сияло ожерелье из драгоценных камней. Она была красива, как кукла, сделанная из фарфора и золота.

Игнат увидел ее отражение в гладких поверхностях кареты. Он был в шоке. Его собственное отражение, в потрепанной одежде, с грузом на плечах, казалось ему нелепым и убогим. В этот момент он почувствовал глубокое отчаяние и безысходность. «Жизнь бедняков и аристократов – это два противоположных мира, которые никогда не смогут найти примирения» – думал он.

Женщина села в карету, и паровые лошади, с громким шипением и хлопаньем клапанов, повезли ее по улицам Шварцталя. Игнат стоял на месте, глядя ей вслед. В его душе кипели ненависть и недоумение. Почему мир устроен так несправедливо? Почему одни рождаются в роскоши, а другие – в бедности? Почему он, гениальный часовщик, должен трудиться в поту и грязи, чтобы собирать часы и безделушки для тех, кто никогда не знал ни нужды, ни труда? Ну почему так, черт возьми? Почему его родные и близкие люди страдают от смертельной болезни, а кто-то живет припеваючи и ни в чем себе не отказывая? Не то чтобы ему не нравилась своя жизнь, нет, напротив – он занимался тем, что любил, что ему нравилось больше всего. Но контраст увиденного не мог оставить его равнодушным. Возможно, он даже испытывал зависть? Стража района поспешно и «очень вежливо» попросила его уйти.

Игнату стало не по себе от этих мыслей.

Глава ДЕТСТВА

Детство Игната было лишено тепла и нежности, как у остальных детей, словно механизм, смазанный не маслом, а песком и ржавчиной. Он вырос в бедном районе Альт-Терры, среди закопченных труб фабрик и мрачных домов, где звуки пьяных драк смешивались с грохотом проезжающих паровозов.

Отец, грубый и вспыльчивый работяга, часто пропадал в пивных и возвращался домой в пароксизме пьяного бешенства. Мать, забитая и покорная, принимала его удары как нечто неизбежное, словно тиканье старых часов, отмеряющих время их несчастливой жизни. Разводиться она не хотела – это считалось моветоном.

Игнат был нежеланным ребенком, появившимся на свет по оплошности, и родители ему об этом регулярно напоминали. Он был для них лишним ртом, обузой, препятствием на пути к дешевому алкоголю и мимолетным удовольствиям.

Единственным убежищем от домашнего насилия для Игната была мастерская старого часовщика, жившего на первом этаже их дома. Дед был добрым и одиноким человеком, потерявшим семью во время эпидемии. Он видел в Игнате искру таланта и жажду знаний, которую жестокость родителей не смогла задушить.

Часовщик стал для Игната наставником, учителем и почти что отцом. Он показывал ему волшебный мир шестеренок и пружин, учил различать ритмы времени, заключенные в тиканье часов. В мастерской Игнат забывал о пьяных криках отца, о безразличии матери, о холоде и голоде, которые преследовали его дома.

Когда Игнату было 12 лет, его отец попал в тюрьму за драку с фабричным мастером. Для Игната это стало своеобразным освобождением. Он перестал бояться возвращения отца домой, перестал ждать ударов и оскорблений.

Он продолжал работать в мастерской, совершенствуя свое умение. Часовщик видел в нем своего преемника и отдавал ему все свои знания.

Игнат вырос замкнутым, немногословным человеком. Тяжелое детство оставило в его душе глубокий шрам, сделав его недоверчивым и осторожным. Но в то же время оно закалило его характер, научило его ценить доброту, честность и красоту, которую он находил в совершенстве часовых механизмов.

…

Жизнь Игната, привыкшего к точности механизмов, дала сбой, когда в его сердце ворвалась любовь. Ее звали Эльза, художница с ярко-синими волосами и пронзительным взглядом фиолетовых глаз. Она была непохожа на всех, ее энергия словно струилась вокруг нее, окрашивая мир в яркие краски. Игнат, нелюдимый и молчаливый мастер, впервые почувствовал себя живым. Он дарил Эльзе механические цветы, водил ее в театр, но ее свободолюбивая душа не могла долго оставаться в тихой мастерской.

Однажды Игнат застал Эльзу в объятьях другого. Его мир рухнул. Эльза ушла, оставив записку: "Я рождена для другого". Игнат запер себя в мастерской, погруженный в пустоту и холод. Он не чувствовал чего-то определенного, он лишь утешал себя: «что ж, получилось, конечно, немного неприятно…», хотя это никак не помогало. Помогал лишь крепкий эль, но ненадолго.

В ту ночь он потерял не только любовь, но и веру в себя, в возможность счастья. Он чувствовал себя сломанным механизмом, который уже никогда не сможет работать как прежде.

Глава 3.

4 дня спустя…

Дым от трубок висел в воздухе плотным облаком, смешиваясь с запахом пива, жареного мяса и дешевых духов. Гул голосов, стук кружек, скрип деревянных стульев – все сливалось в густую симфонию вечернего бара "У Сломанной Шестеренки", излюбленного места работяг и механиков промышленного района Швацрталя.

Игнат не любил такие места. Шум и толпа утомляли его, а пьяные разговоры казались бессмысленными, словно тиканье расстроенных часов. Но Андре, его старый друг, настоял на встрече именно здесь.

– Да брось ты, Игнат, – уговорил он его по телефону. – Надо же иногда отвлекаться от своих шестеренок. Хватит сидеть как сыч! Выпьем по пиву, поговорим о жизни. У меня есть для тебя интересная новость.

И сейчас Игнат сидел напротив Андре за немытым столом, помешивая ложкой в кружке с темным, густым пивом. Он уже выпил две кружки, но алкоголь не приносил ему обычного облегчения. Честно говоря, пойло было несколько тошнотворным. Мысли о болезни Анны не отпускали его ни на минуту, словно тугие пружины, которые он использовал в конструкции своего изобретения – протеза сердца.