Естественно, что православные писатели, тот же Лосев, категорически отрицали какую бы то ни было святость католических духовидиц: "Что может быть более противоположно византийско-московскому суровому и целомудренному подвижничеству, как не эти постоянные кощунственные заявления: "Душа моя была принята в несотворенный свет и вознесена", эти страстные взирания на Крест Христов, на раны Христа и на отдельные члены Его Тела…".

Давая общую характеристику католического мистицизма, А.Ф.Лосев в [19] пишет: "Это конечно, не молитва и не общение с Богом. Это – очень сильные галлюцинации на почве истерии, т.е. прелесть. И всех этих истериков, которым является Богородица и кормит их своими сосцами; всех этих истеричек, у которых при явлении Христа сладостный огонь проходит по всему телу и, между прочим, сокращается маточная мускулатура; весь этот бедлам эротомании, бесовской гордости и сатанизма – можно, конечно, только анафематствовать, вместе с Filioque, лежащим у католиков в основе каждого догмата и в основе их внутреннего устроения и молитвенной практики. В молитве опытно ощущается вся неправда католицизма. По учению православных подвижников, молитва, идущая с языка в сердце, никак не должна спускаться ниже сердца… Православная молитва пребывает в верхней части сердца, не ниже. Молитвенным и аскетическим опытом дознано на Востоке, что привитие молитвы в каком-нибудь другом месте организма всегда есть результат прелестного состояния. Католическая эротомания связана, по-видимому, с насильственным возбуждением и разгорячением нижней части сердца. Епископ Игнатий Брянчанинов писал: "Старающийся привести в движение и разгорячить нижнюю часть сердца приводит в движение силу вожделения, которая, по близости к ней половых органов и по свойству своему, приводит в движение эти части. Невежественному употреблению вещественного пособия последует сильнейшее разжжение плотского вожделения".

Столь негативная оценка практики коллег из католической церкви может быть объяснена как незнакомством с сутью бхакти-марги, так и вполне естественной и оправданной реакцией психологической защиты на чуждый Православию путь к Богу. Однако отвергать вообще путь Бхакти как пагубное заблуждение неверно – Рамакришна доказал своим примером, что идя этим путем, можно не только достичь Бога, но и Абсолютной Истины. Слияние с Богом через любовь – в частности, как отношениями между возлюбленным или супругом с божеством, является – одним из канонизированных способов в Бхакти и Тантре. Другое дело, что для нас этот путь совершенно противопоказан, поскольку вся современная западная культура, к которой принадлежим и мы, пропитана эротикой. Поэтому нам трудно очищать подсознание от libido, и поэтому лучше держаться от всего этого подальше. Так что если негативное отношение к Бхакти иерархов Православной церкви и неверно вообще, то оно верно по отношению к своей пастве.

Характерное для Бхакти стремление превратиться в Бога в его феноменальной, видимой форме, ярко проявилось в деяниях одного из самых высокочтимых католических святых – Франциска Ассизского (1182-1226). Он был первым в истории христианства, у кого стали появляться стигматы – кровоточащие раны на руках, ногах и в других местах, где они были у Христа. Был аскетом, строго соблюдал обеты бедности, целомудрия и послушания. По преданию Франциск совершил много чудес: он воскрешал мёртвых, исцелял слепых, лечил парализованных и т.д. Отличался крайним нищелюбием и милосердием; помогал страждущим, в т.ч. животным и птицам (ахимса). Т.е. с точки зрения индийского спиритуализма практиковал карма-маргу. Но во внутреннем, духовном делании был типичным бхакта, поскольку старался превратиться в Христа (как Рамакришна превращался в Кали). В своих молитвах просил две милости у Бога: "Чтобы я мог пережить все те страдания, которые Ты, Сладчайший Иисусе испытал в Твоих мучительных страстях" и "Чтобы я мог почувствовать ту неограниченную любовь, которой горел Ты, сын Божий". И в молитвенном экстазе он таки чувствовал себя превратившимся во Христа. Но в отличие от католических монахинь, в любви к Христу у него не было никакой сексуальной составляющей – это была чистая, истинно христианская любовь, по заповеди: "Любите друг друга".

Православные критики обратили внимание на полное отсутствие у Франциска чувства своей греховности. Это полностью соответствует позиции Рамакришны по данному вопросу: "Некоторые христиане и брахманисты видят всю религию в понятии о грехе. Их идеалом благочестия является тот, кто молит: "О господи, я грешник, удостой, отпусти грехи мои!" Они забывают, что понятие греха отмечает только первый и низший этап духовности… Люди, не отдают себе отчета в силе привычки. Если вы будете вечно говорить – я грешник, вы останетесь грешником навсегда. Вы должны повторять: – "Я не скован, я не скован… Кто мог сковать меня? Я сын Бога, царя царей"… Пусть действует ваша воля, и вы будете свободны…"[5]. А вот о. Сисой Великий на смертном одре говорил: "Поистине я не знаю, сотворил ли я хоть начало моего покаяния". Глубокое понимание своего несовершенства, усиливающееся по мере приближения к Богу, является характерным для православных подвижников. И причина этого более чем основательна.

Изучение наставлений индийских гуру (настоящих, а не шарлатанов, зарабатывающих на Западе своими псевдонаставлениями) показывает, что все они касаются решения метафизических проблем. Достаточно просмотреть наставления Раманы Махарши (см.[20-23]). И сравнить с наставлениями Православных отцов в "Добротолюбии" [24], которые в основном посвящены этической подготовке, вопросам борьбе со страстями. Следовательно, в нравственном отношении все те индийцы, которые интересуются духовными проблемами, значительно совершеннее нас. Они всю свою жизнь были в атмосфере строгого (и для них естественного) выполнения жестких нравственных норм индуизма. Вся жизнь индуса, от зачатия до погребального костра – в лоне их религии и нравственности, всегда сопровождается соответствующими обрядами. Поэтому они вполне подготовлены к заключительному этапу борьбы за освобождение от мира иллюзий, к решению метафизических проблем на практике. Последователям авраамических религий, к которым относится и Православие, увы – нужно еще избавлять свои души от всяких нечистот. И если, в соответствии с наставлением Рамакришны, внедрять в подсознание путем самовнушения "Я не грешник", "Я сын Бога, царя царей" и т.п., то там произойдет конфликт противоположных установок, который закончится в лучшем случае неврозом. А то и психозом, если хорошо поусердствовать.

Но самое принципиальное отличие православного мистицизма от католического – отказ от образного, чувственного видения Бога, ибо сказано: "Бога человекам невозможно видети, на Негже не смеют чини Ангельстии взирати…" Поэтому преп. Нил Синайский (V в.н.э.) предупреждает: "Не желай видеть чувственно Ангелов, или Силы, или Христа, чтоб с ума не сойти, приняв волка за пастыря и поклонившись врагам – демонам". И Симеон Новый Богослов (ХI в. н.э.) говорит, что те, кто на молитве "воображает блага небесные, чины Ангелов и обители святых", находятся в прелести. Тем более, если "… видят свет телесными очами своими, обоняют благовония обонянием своим, слышат гласы ушами своими и подобное". Все святые и преподобные Православной Церкви согласны в негативном отношении к чувственному восприятию сверхъестественного. Стремление к стяжанию безвидного Духа Святого, к благодати, неописуемой и невыразимой – вот что коренным образом отличает православный мистицизм от Бхакти-марга и мистицизма католического, который по своей сути и есть Бхакти. Поэтому и психотехника православного мистицизма, исихазма, принципиально отличается от Бхакти.

Часть 3. ДЖНЯНА

3.1 Джняна-марга

Путь, которым должен идти каждый, кто ищет высшую Реальность, зависит от психофизиологии и менталитета человека. Для одних это йога, другим больше подходит бхакти. Но для людей интеллектуального склада это конечно джняна-марга, путь знания.