– О-о-о, как все запущено! – протянул Матвеев насмешливо и втолкнул ее своей грудью прямо в прихожую. – С психикой ты не дружишь, стало быть, да, Соловьева?

– Послушай, Антон, – начала Алиса вполне миролюбиво. – Мне сейчас ни до чего, понимаешь! И не до твоих колкостей в том числе. А ты вообще чего приперся? Хочешь отсутствие своего ангела использовать по полной программе? Так ведь сам знаешь, какая из меня партнерша.

Матвеев в этот момент как раз начал снимать с себя легкий пиджак оливкового цвета и тут же вдруг приостановился. Выразительно так глянул на нее мгновенно потемневшими глазами, снова натянул пиджак на плечи. Скрестил руки перед грудью и молвил, скривив рот:

– А это еще как сказать, Аля! Как сказать! Иногда приходится узнавать о людях много нового. Много такого, о чем прежде и подозревать не мог… Да…

От того, как многозначительно он смотрел на нее сейчас. От того, как говорил все это, и от того, как неприязненно кривились при этом его губы, Алисе моментально сделалось не по себе.

Как бы ни пыталась она мысленно себя успокоить, делая скидку на усталость, на то, что издергалась вся в ожидании новых пакостей, настороженность все же не исчезала.

Матвеев не просто так пришел, решила она минуту спустя. Этот его визит исполнен какого-то странного тайного смысла, может быть, зловещего даже. Только вот молчать будет до последнего, а медленно и целенаправленно примется вытягивать из нее все жилы…

– Антон! Антон, что-то случилось?! – Она физически ощутила, как наползает на ее лицо бледность. Встала как вкопанная, в одной тапке, вторую так и не успела надеть, уставилась на него расширившимися от ужасного предчувствия глазами и снова повторила: – Что-то случилось?!

Кажется, его проняла ее бледность и испуг он счел вполне натуральным, потому что подобрел моментально и спросил вполне нормальным матвеевским голосом:

– Почему обязательно что-то должно случиться? Чего ты так перепугалась?

– Просто… Просто сегодня кое-что уже произошло…

– Что? – Он все же снял с себя пиджак и ей помог избавиться от своего и даже ее голую ступню вдел в тапку. Выпрямился, погладил по щеке и снова спросил с явной тревогой: – Что произошло, Алечка? Не молчи…

Ох, как ей сделалось сразу легко и хорошо от его участия. От близкого присутствия и от того, как он по имени ее назвал. Мило так, почти забыто. И она, совсем позабыв о том, что Антон теперь делит свою личную жизнь с Ангелиной. Забыв, что дала зарок не клеится к нему, потому что он теперь богат. Не ответила взаимностью бедному студенту, нечего теперь пытаться все исправить. Забыла она обо всем этом, просто услышав искреннее сочувствие в его голосе! Уткнулась головой ему в плечо и, всхлипнув едва слышно, пробормотала:

– Ты знаешь, ты снова оказался прав.

– Ну, это же все закономерно, дорогая. – Его рука легонько коснулась ее волос и погладила. – Прическу какую-то стала делать… Непонятную… Чужая ты с ней или в ней, не знаю, как правильно… Так в чем я там оказался прав, малыш?

Нет, ну откуда, на какую ее беду взялась эта самая Ангелина?! Откуда и каким ветром ее занесло?! Не было бы ее сейчас, она обняла бы его, прижалась бы, и пускай бы все то произошло, что не произошло тем прошлым летом, когда она…

Думать об этом не стоило. Это было подло, это было сродни тому, что сегодня сделали с ней. Нельзя же ей уподобляться мерзкому человечку, творящему гадости из-под полы. Ангелина уехала, не подозревая о том, что кто-то станет вынашивать тайные грешные мысли насчет ее жениха. Был когда-то ее! Был! Время упущено, что теперь делать…

Алиса отстранилась и неловко улыбнулась.

– Извини, Антоша, я что-то расклеилась совершенно. Но твои пророчества относительно мышиной возни, кажется, начинают сбываться.

И она во всех подробностях рассказала Матвееву об исчезнувшем докладе, о том, кого и в каком составе встретила в коридоре. И главное, не оставила без внимания странное замечание, сделанное ей напоследок Сергеем Ивановичем.

– Дела-аа, Соловьева! – только и выговорил Антон.

Они к тому времени уже перешли в кухню, где ей все же пришлось заниматься ужином, хоть и не хотелось. Поставила воду под макароны, разморозила бифштексы и, как следует изваляв в панировке и специях, принялась жарить.

– Слушай, но ведь это же чистой воды бредятина! Зачем?! – возопил Антон, подумав минут пять над ее историей. – Кому радость от того, что тебе станет плохо? Хотя о чем это я! Мои прежние соседи всякий раз, меня заливая сверху, так радовались, так радовались… Значит, завелась там у вас крыса настоящая… Если, конечно же, эта крыса не управляема твоим красавцем начальничком…

– Ну, вот опять! Прекрати немедленно клеветать на приличных людей! – возмутилась Алиса, в сердцах швырнув на сковородку очередной кусок бифштекса так, что масляные брызги полетели в разные стороны. – Зачем ему меня подставлять?! Каждый поступок мотивирован чем-то. У Сергея Ивановича какой мотив? Он меня не домогался! Он с явной охотой принял меня на работу! И доволен был все время! Вот у начальника службы безопасности – да. У того мотив налицо.

– Ты ему отказала! – удовлетворенно улыбнулся Матвеев, макая кусок хлеба в солонку и с удовольствием от него откусывая. – И не ему одному, между прочим!

– Вот, вот! Давай я еще и тебя начну подозревать! И вообще подозреваемых может быть очень много, можно полжизни потратить, чтобы выяснить, кто подстроил эту гадость.

– И что-то подсказывает мне, что гадость эта не последняя, – снова встрял Антон с набитым хлебом ртом. – Это только начало, детка. И вполне безобидное. Слушай, а может, кто на место твое метит? Или Инга эта, сначала устроила тебя, потом подумала, подумала, присмотрелась внимательно и решила, что для ее мужа ты слишком великое искушение. И решила…

– Инга может уволить меня без всяких мотиваций. Просто зайти в отдел кадров и оставить там распоряжение. – Алиса отрицательно покачала головой. – Нет, это не она. К тому же у нее просто не было времени. У нее, у многих других тоже. Это секьюрити, больше некому. Он столкнулся со мной прямо в дверях. Попробовать поговорить с ним? Пригрозить, что все расскажу шефу?

– Попробуй, – неожиданно легко согласился Матвеев. – Хуже не будет. И если это он, пускай знает, что тебе все известно. Пускай ходит да оглядывается. Слушай, Соловьева, мы ужинать будем когда-нибудь или нет?!

Ужин был готов минут через десять. Все это время Матвеев ныл и приставал к ней с нелепыми вопросами. То почему она перестала совсем носить джинсы. То длина юбок его перестала совершенно устраивать. С новой прической достал просто. И старит она ее, и не сексуальна.

Придирался, одним словом!

Но Алиса не роптала. Она молча помешивала макароны, переворачивала на сковородке мясо, терла на крупной терке сыр в глубокую керамическую миску. И все это с удовольствием.

Она вдруг поймала себя на мысли, что очень рада его присутствию. Не в том смысле, о котором думала, уткнувшись в его плечо. Об этом она себе запретила думать, все время помня об Ангелине. А в дружеском. В обычном дружеском смысле, в том самом, который всегда ее устраивал.

Вот сидит Матвеев на ее кухне на старой расшатанной табуретке, раскачивается, расшатывая еще сильнее. Искрошил полбуханки хлеба, насорил солью по столу и ворчит, ворчит, ворчит, будто старик. А ей хорошо! Спокойно с ним рядом. И даже мыши гадкие присмирели от его присутствия, словно поняли, кто в доме главный.

– Замуж бы тебе… – осторожно заметил недавно отец в последнем их телефонном разговоре. – В доме должен быть мужчина, хозяин…

Никаких мужчин в ее доме, кроме Матвеева, не бывало и раньше, не было и теперь. А ведь, действительно, надо бы…

– Слушай, а может, мне замуж выйти, а, Антош? – спросила она, когда ставила на стол тарелки с мясом и макаронами с сыром. Села к столу, подперла кулачком подбородок и, глядя на друга с печалью и ожиданием, снова спросила: – Может, выйти замуж, а?

– Замуж – не напасть, как бы замужем не пропасть. – проворчал он, пододвигая к себе тарелку, вонзил вилку в самую серединку сырной горки и принялся накручивать длинные макаронины на вилку. – Замуж! Это же очень серьезный шаг, Соловьева! Замуж не выходят из-за того, что в твоем доме завелись мыши и на работе тебя кто-то начинает тихо ненавидеть и вредить.