– Не-ет, не было плаща, – наконец выдавил он. – Вообще никакой одежды не было.

– А ружье? – продолжал допрашивать Гуров. – Ружье вам не встречалось?

– Нет, не было никакого ружья, – уже увереннее отвечал Халилов. – И не могло быть: ведь оружие полагается хранить в специальных оружейных шкафах, а здесь такого нет…

– А документы? Письма? Служебные бумаги?

– Все документы на столе просмотрел капитан Теребякин, – объяснил новый директор. – Что нужно было для следствия, он забрал. Так что ничего не осталось.

– Значит, ничего не осталось… – повторил вслед за ним сыщик. – Но мебель-то осталась старая, верно? И машина в гараже прежняя. Тут вы будете что-то менять?

– Вы прямо в точку попали! – воскликнул Халилов. В первый раз за время беседы с сыщиком он почувствовал себя уверенно, в своей тарелке. – Конечно, такое старье, как «Волга», надо заменить на что-то более престижное. И мебель надо поменять. Алексей Викторович был человек старого закала, он ничего менять не хотел…

– Ну а пока здесь все осталось прежним, мне бы хотелось немного осмотреться, – заявил Гуров. – Вы не будете возражать, если я здесь осмотрюсь? Поскольку я тоже, как и капитан Теребякин, расследую убийство, мне нужно уточнить кое-какие детали.

Лицо нового директора отразило происходившую в нем внутреннюю борьбу. Он снова не знал, что сказать. Наконец выдавил из себя:

– Не вижу, что тут осматривать. А проводить полный обыск вы не имеете права.

Гуров некоторое время смотрел в глаза новому директору, заставляя того мучиться еще сильнее, потом сказал:

– Я, конечно, могу получить постановление суда и провести у вас полный обыск. Но сейчас этого делать не буду. Вместо этого я задам еще несколько вопросов. Три дня назад, шестнадцатого сентября, вы видели Кашкина?

– Да, конечно, – с готовностью отвечал Халилов. – Еще утром увидел, когда он на работу приехал.

– А потом, в течение дня?

– Да, не раз видел! Ведь наши кабинеты рядом находятся, у нас общая приемная… То и дело приходится по делам забегать, какой-нибудь вопрос уточнить…

– Когда Кашкин уезжал, он вам сказал об этом?

– Да, конечно! – снова с готовностью ответил новый директор. Ответил – и вдруг весь сжался. Гуров мог ручаться, что в этот момент в голове нового хозяина директорского кабинета мелькнула мысль: «Что я ляпнул? Что я наделал?»

– И что именно он сказал? – уточнил сыщик.

– Сказал… сказал, что уезжает по делам, – ответил Рустам Халилов, глядя куда-то в угол.

– Что значит «по делам»? – удивился Гуров. – Разве он не говорил, куда именно едет?

– Нет, не говорил, – уже увереннее ответил новый директор. – Просто сказал «по делам», и все.

– Когда это было, можете сказать?

– Пожалуй… пожалуй, было около часу дня.

– То есть самое обеденное время. А вам не показалось странным, что директор уезжает по делам в то время, когда во всех учреждениях обед?

– Ну у руководителей свой график, – отвечал на это Халилов. – Некоторые обедают гораздо позже.

– Да, у руководителей свой график… – повторил вслед за ним Гуров. Затем молча, не прощаясь с директором, встал и направился к двери. Однако у самой двери он обернулся и произнес:

– Да, вот еще что. У вас может возникнуть желание отправить в командировку не только вашего главного инженера, но также и водителя убитого директора, Толю Сергиенко. Например, отправить его в Москву, в Министерство транспорта, согласовать выпуск улучшенной модификации автомобиля «Волга». Так вот, если у вас возникнет такое желание, сразу скажу: не трудитесь, не тратьте деньги предприятия. Ведь я уже допросил Сергиенко, и он рассказал мне все, что знал. Больше у меня к нему вопросов нет, и он мне ничего рассказать не может. Так что отсылать его нет необходимости.

Сделав такое заявление, сыщик не стал слушать, что в ответ скажет хозяин кабинета. Он вышел из здания администрации фабрики, сел в машину и выехал за ворота. Конечно, Гуров знал, что врет директору Халилову, вешает ему лапшу на уши. Водитель Толя Сергиенко еще был ему нужен, и даже очень нужен – ведь только он мог привезти Гурова к дому девушки Кати, с которой проводил время Алексей Кашкин. Однако, когда Гуров услышал историю о главном инженере, которого внезапно и спешно услали в Москву, у него возникло подозрение, что так будет с каждым, к кому он проявит интерес в ходе своего расследования. А может, с такими людьми, если они обладают важными сведениями, и еще похуже что-то может случиться. А сыщик не хотел подвергать опасности Толю Сергиенко. Потому он и изобразил свою полную незаинтересованность в этом человеке.

Выехав за ворота фабрики, Гуров остановил машину, достал блокнот и посмотрел адреса трех магазинов, которые в день своей гибели посетил Кашкин. Он считал необходимым поговорить с каждым из директоров этих магазинов, узнать, как вел себя Кашкин в тот день. Но, уже посмотрев адреса и убрав блокнот в карман, сыщик внезапно изменил свое решение. Он развернулся и поехал назад, в управление. Он чувствовал, что ему нужно срочно увидеться с главным обвиняемым по этому делу – охранником Иваном Забродкиным. «А то как бы его тоже куда-нибудь в командировку не отправили», – подумал Гуров.

Приехав в управление, сыщик сразу поднялся на третий этаж и вошел в кабинет капитана Теребякина. Капитан в этот момент с кем-то оживленно разговаривал по телефону, но, увидев Гурова, тут же свернул разговор, сказав собеседнику: «Я тебе позже перезвоню».

– Да, Лев Иванович, возникли какие-то вопросы? – спросил он самым радушным тоном.

– Не вопросы, а один вопрос, точнее, запрос, – отвечал Гуров. – Мне необходимо допросить подозреваемого в убийстве директора, охранника Ивана Забродкина. Где это удобнее сделать – здесь или в СИЗО? Мне все равно, я могу и в СИЗО съездить.

Слова Гурова заставили капитана Теребякина задуматься. Конечно, он был человеком гораздо более твердым, чем предыдущий собеседник Гурова, новый директор кондитерской фабрики Халилов, – он не краснел, не бледнел, не впадал в растерянность. Но сыщик заметил, что его просьба, такая простая, вызвала напряжение. Впрочем, это замешательство длилось всего одну секунду.

– Хорошо, я сейчас позвоню в СИЗО, передам вашу просьбу, – сказал он и снял трубку стоявшего на столе телефона. Когда на другом конце провода отозвались, капитан почти дословно передал просьбу Гурова и стал слушать, что ему говорят в ответ. Слушая, Теребякин несколько раз воскликнул: «Да что вы говорите!», «Надо же, и чтобы прямо сейчас…» и «А когда можно будет?».

Потом положил трубку обратно на рычаг, после чего развел руками и с видимым сожалением произнес:

– К сожалению, увидеться с Забродкиным сегодня не получится, Лев Иванович.

– Это почему же? – спросил сыщик.

– Мне только что сообщили, что в СИЗО наблюдается вспышка дизентерии, – объяснил капитан. – Уже шесть человек госпитализировали. А дизентерия, сами понимаете, штука жутко заразная. Поэтому в СИЗО введен строгий карантин. Никаких свиданий, никаких посещений. И даже следственные действия остановлены. Я, конечно, спросил, когда все это закончится – ведь нам тоже надо людей допрашивать, дела оформлять. И мне ответили, что в лучшем случае карантин могут ослабить через две недели, не раньше. А полностью снимут через месяц.

Гуров, конечно, был расстроен. Но подсознательно, в глубине души, он ожидал какого-то подвоха. Поэтому принял новость достаточно спокойно.

– Значит, через две недели… – сказал он задумчиво. – А за эти две недели с Иваном Забродкиным ничего такого не случится?

– А что же с ним может случиться? – удивился капитан. – Если заболеет, побегает на горшок чаще обычного, посидит на диете, антибиотики ему будут колоть, лошадиную дозу введут. Дизентерию сейчас вполне лечат. И через две недели вы сможете увидеться с нашим подследственным. Так что вам придется запастись терпением, только и всего.

– Да, запастись терпением… – снова повторил Гуров слова капитана. – Ладно, пойду запасаться.