С левой стороны, в тени платана, за пластиковым столиком сидели три женщины и мужчина. Они пили вино и смеялись, получая естественное удовольствие от общения. Среди них я увидел и свою подругу, которая смеялась громче всех и явно взяла на себя роль души компании. Как потом выяснилось, мужчина, попавший в общество Анастасии и её новых подружек, был водителем нашего автобуса, а звали его Лука. Мы заказали ещё вина и проговорили до поздней ночи.
Ещё на обзорной экскурсии по Риму я приметил в нашей группе двух девушек – Наталью и Анну. Особенно понравилась мне Наталья, которая со своими густыми чёрными волосами, большими тёмными глазами, лёгкой припухлостью губ и красиво закруглённой линией лба как нельзя лучше вписывалась в итальянское пространство. Анна была иной – светловолосой, голубоглазой, с мягкими чертами лица.
Девушки замечательно дополняли друг друга и, как выяснилось позже, дружили чуть ли не с детского садика. Наталья преподавала английский язык в университете города К., а её подруга работала менеджером в компании, занимавшейся производством детского питания. Впервые я заметил их на лестнице Микеланджело. Насмешливая Анна фотографировала свою более сдержанную подругу, которая была одета в белые шорты, а свои густые чёрные пряди заплела в тугую косу. Я любовался ими издали, боясь, что Анастасия заметит мой тайный интерес. В автобусе подруги терялись из виду за спинками высоких сидений, но я всё время помнил, что они где-то рядом и выжидал случая для знакомства.
Нас везли всё дальше на север Италии, а потом возвращали в её центральную часть. Уникальность местных городов размывалась волнами туристов со всего разношёрстного мира. Кто-то ехал сюда за впечатлениями, кто-то бежал от одиночества, а кто-то просто тратил деньги на отели, рестораны, экскурсии и сувениры, так и не поняв души той стран, в которой побывал.
Я продолжал наблюдать за Натальей и её подругой. Первое наше с ней сближение произошло во Флоренции… Надменная блондинка-экскурсовод водила нас вполне средневековыми улочками ренессансного города и сыпала общеизвестными фактами. Её большой накрашенный рот транслировал сказочные истории о великих людях и гениальных творениях из камня. Потом мы зашли в церковь Святой Маргариты, где по легенде поэт Данте впервые увидел Беатриче, ставшую его пожизненной музой.
В этой небольшой церкви нас рассадили по холодным тёмным скамьям. На спинке каждой такой скамьи была закреплена небольшая бронзовая табличка с указанием фамилии той или иной флорентийской семьи из знатного сословия. Наталья села рядом со мной. Можно было протянуть руку и дотронуться до её смолистых прядей, до смуглого ушка… Я наблюдал за Натальей боковым зрением, скрывая свой любовный интерес от Анастасии, сидевшей с другой стороны скамьи.
Люди впечатлительные и воображающие всегда ищут в действительности чего-то необычного. Вот и я в те годы большое внимание уделял тайным знакам, которые, как мне думалось, окружают человека со всех сторон. То, что Наталья села на скамью рядом со мной в церкви, где Данте очаровался Беатриче, моё сознание истолковало на свой лад. Теперь я уверился, что Наталья – не просто случайная женщина, встреченная во время путешествия, а назначенная мне судьбой спутница жизни.
Особая церковная атмосфера, задумчивые лица людей, рассказ о любви поэта к юной девушке сделали своё дело. У меня появился новый объект любви, который был в моём воображении куда лучше того, что я уже имел. С этого момента я стал замечать, что у Анастасии слишком толстые ноги, грубоватый смех, недостаточно густые волосы… Наталья представлялась мне на её фоне почти идеальной. У неё был красивый голос, стройное тело, плавность в каждом движении, оттенок томности во взгляде и крупная, всегда немного выглядывающая из-под одежды, грудь.
Наталья и Флоренция слились для меня в один вкусный коктейль. Кажется, по флорентийским улицам меня водил за руку сам Боккаччо. И хоть «Декамерон» я прочитал намного позднее, чувственный дух города передался мне также быстро, как вирус простуды передаётся через поцелуй. И Санта-Мария-дель-Фьоре, и статуя Давида, и зелёные воды Арно радовали душу своей соразмерной человеку красотой.
На фоне цветущих магнолий и бесконечных каменных стен Наталья выглядела настоящей королевой. Она энергично ходила по древней мостовой в обуви на высоких каблуках, смеялась от шуток Анны, трогательно сжимая пухлые губы, и время от времени с интересом посматривала в мою сторону. Ощущалось, что ей нравится Италия и Флоренция, что она наслаждается своим состоянием молодости и красоты. А я наблюдал за ней, когда было возможно, любуясь каждый поворотом её смуглого личика, каждым движением рук и ног.
Для меня Флоренция была и будет сердцем Италии. Ни историческая важность Рима, ни рафинированная красота Венеции, ни брутальная чувственность Неаполя не идут в сравнение с тем, что дарит итальянцам и гостям страны пребывание во Флоренции. В своё время здесь удачно сошлись невидимые токи жизни и породили настоящее чудо, которое и теперь ещё способно восхищать.
Есть города тяжёлые по атмосфере, а есть очень лёгкие. Флоренция по всем своим параметрам была отнесена мной к лёгким, приятным городам, где можно по-настоящему расслабиться. И хоть пицца в местных кафе уступала по вкусу римской, а таксист, который вызвался отвести меня и Анастасию до отеля, заломил грабительскую цену, город не потерял для нас своего провинциального очарования. Мы много гуляли по нему, много целовались и фотографировались. При этом я не забывал и о Наталье, образ которой постоянно плавал перед глазами и не давал мне стать полностью счастливым.
Флорентийские молодые женщины приветливо улыбались мне на каждом углу, приняв, быть может, мой выразительный нос, большие глаза и чёрные волосы за черты итальянца. И я всеми силами старался не развеивать их заблуждений. Анастасии во Флоренции тоже нравилось. Копии знаменитых скульптур эпохи Возрождения, выставленные под открытым небом, завораживали её своей утончённой материальностью. Возможно, что именно тогда, в Тоскане, она впервые остро ощутила тягу к ваянию.
А мне запомнился один местный уличный паяц, обрядившийся в белое платье и на свой юродивый манер изображавший Гамлета. Он был худ, как громоотвод, и по-змеиному раскачивался из стороны в сторону с черепом в руке, гнусаво произнося монолог, посвящённый бедному Йорику. Кривляние его смуглого, украшенного морщинами лица поднималось до такого гротеска, что мне начинало казаться будто это сам Йорик воплотился в черты уличного актёра и на глазах тысяч зевак произносит монолог над останками злополучного Гамлета. По-видимому, шутовство, лукавство и склонность к придумыванию немыслимых историй проявились в этом человеке столь ярко, что ни к чему другому он просто не был пригоден. Да, тогда, во Флоренции, я определённо увидел пример полного и, должно быть, счастливого слияния человека и роли.
Но особенно запомнился мне вечер перед уездом из цветущего города. Нас поселили в дешевой гостинице, расположенной возле железной дороги. Владельцы её оказались приветливыми, но мало следящими за порядком в номерах людьми. Кондиционера в нашей утлой комнате не было, жалюзи постоянно заклинивало, а подушки оказались слишком плоскими даже для меня, привыкшего к аскетическим условиям ночного отдыха. Прибавьте к этому скоростные поезда, которые с невероятным шумом проносились под нашими окнами… Одним словом, ночь мы провели без сна, но вечер накануне этой ночи выдался просто замечательным.
Во дворе нашего флорентийского отеля росли платаны и ещё какие-то красивые кусты, похожие на мирт. Хозяева любезно вынесли нам во двор пластиковые стулья и стол, а также выставили за символическую плату бутылку белого полусладкого вина. Сумерки подступили почти мгновенно, не охладив при этом воздуха, который подрагивал от гомона десятков цикад. Мы сидели под фонарём, слегка потные и утомлённые дневной экскурсией, пили небольшими глотками вино и любовались красотой тосканского вечера. Анастасия сказала, что ей очень хорошо в данную минуту, и я сказал то же самое. Наверное, теперь она забыла и этот вечер, и то состояние блаженства, которое мы пережили вместе…
