* * *
Наше время. Недалеко от границы западной Империи.
Это было хорошее дело. Деревня на удивление оказалась весьма богатой на добычу, ну на сколько вообще деревня может быть богатой.
Им удалось награбить немало еды, выпивки, меди и даже серебрушки попадались спрятанные под половицами и в других укромных местах.
Даже удивительно как быстро эти ничтожества, стоящие на коленях и просящие о помиловании, рассказали где прячут свои деньги. А ведь поначалу всё отрицали. Но стоило срубить головы парочке жителей и всё — попёрла серебрушка.
От таких мыслей Грог улыбнулся.
— Эй, хромой, что там с девчонкой⁉ — вдруг вспомнил он о их единственной пленнице — Хромой!
— А… Что? А, да всё в ажуре — хромой не сразу понял, что зовут его, но как понял, так поспешил ответить. Игнорировать Грога значит помереть не самой сладкой смертью.
— Ты её покормил?
— Эм… А надо было? — сделал дурацкое лицо подчинённый.
— Ты и вправду придурок — зло прошипел Грог — живо дай ей что-нибудь пожрать! И смотри там не распускай руки, а то знаю я твои пристрастия!
Хромой нехотя поднялся от костра, под злорадные улыбочки товарищей, и пошёл к пленнице.
— Чуть что, сразу хромой — ворчал он, правда негромко, чтобы, не дай боги, командир не услышал.
Хромой и вправду был хромым, уж простите за тавтологию. Десять лет назад, при очередном нападении на одну важную персону, ему сломали колено, с тех пор и хромает. Обычно от таких как он, банды избавляются, дабы не мешались, но Грог оставил. Всё же хромой был одним из самых старых её участников, но расплачивался мужчина теперь тем, что выполнял всю грязную работу за остальных членов банды.
Чуть в стороне от лагеря, туда куда практически не добивал свет костра, в тени дерева сидела маленькая девочка, с густыми чёрными волосами. Она всем телом вжималась в это дерево, словно пыталась спрятаться в нём, словно оно единственное может укрыть её от этого бессердечного мира.
Ещё совсем недавно, она спокойно играла со своими сверстниками, радовалась новому голубому платьицу, что купила ей мама у одного странствующего торговца. А теперь все они мертвы — её друзья, родственники, мама… На этой мысли маленькое сердечко сжалось, а к горлу подкатил комок. Хотелось заплакать, в голос, на взрыв, но она боялась. Боялась привлечь внимание этих страшных мужчин, что не тронули лишь её, привезли сюда и привязали к дереву, словно собаку к будке.
Тут она услышала шаги и увидела тёмную фигуру человека приближающуюся к ней. Он закрывал собой костёр, от чего казался большой и чёрной тенью. Она уже знала его — это был хромой, так называли его остальные разбойники. И лишь он общался с ней.
— На, жри мелкая — в её лицо прилетела сухая корка хлеба. Но она и не подумала к ней прикоснуться. Лишь сильнее вжалась в дерево.
Человек присел на корточки прямо на против неё, возвышаясь страшной чёрной тенью. Его рука грубо схватилась за её волосы, и он потянул на себя.
По лицу девочки покатились слёзы. Было больно, страшно и обидно.
— Если я сказал жрать, значит нужно жрать — прозвучал его тихий, страшный, грубый голос. — это понятно.
Он дёрнул волосы вверх, от чего голову прострелило болью. И девочке ничего не оставалось как усердно закивать.
Ребёнок нашарил в темноте этот сухой ломоть старого хлеба и стала его кушать. И только тогда, улыбнувшийся, разбойник соизволил её отпустить. Он присел с права от неё.
— Знаешь почему тебя похитили?
Девочка отрицательно покачала головой, страшно было на столько, что она дышала и то через раз.
— Всё просто. Не знаю, что главный в тебе рассмотрел, но по всей видимости решил продать в женский дом. Знаешь, что это за место? — хищно улыбаясь, мужчина смотрел на это маленькое дитя, а девочка вновь покачала головой, она ничего не знала.
— В общем они покупают самых лучших и самых перспективных детишек, исключительно женского пола, а потом… — он хохотнул, внимательно смотря как съёживается от ужаса маленький ребёнок, с каждой секундой нахождения рядом с ним, ей было всё страшнее и страшнее. Девочку уже откровенно потряхивало — потом они воспитывают из таких, как ты профессиональных шлюх, хотя я не знаю, что там такого профессионального вам нужно иметь, дабы раздвигать ноги — он вопросительно посмотрел на неё, словно ждал ответа. А потом протянул руку и погладил её по щеке тыльной стороной ладони.
— Эй, ты какого хрена там делаешь — крикнул ему один из братвы, видимо отошедший поссать — слышь братва, хромому никто не даёт, он на детей переключился! — облегчающийся разбойник заржал в голос и этот смех поддержали все остальные.
— Ты бы рот свой попридержал — зло прошипел поднявшийся во весь рост хромой.
— И что ты сделаешь, калека — продолжал смеяться тот — или ты меня с ребёнком перепутал, так я тебе быстро расскажу где ты ошибся — продолжал ржать тот.
В груди хромого уже закипала ярость, усиливаемая смехом толпы. Его никто не уважает. Над ним постоянно смеются!
Хромой выхватил нож и поковылял к обидчику.
— Ну давай, мразота, попробуй! — хищно улыбнулся куш и выхватил свой топорик.
Наконец разбойник добрался, нога слушалась плохо, но злость придавала силы. Зло зашипев, он попытался вонзить нож в печень обидчику, но тот ловко отвёл нож в сторону, нанося прямой удар, тупой стороной топорика, прямо в живот хромого.
Мужчина с болезненным хрипом согнулся пополам, за что мгновенно получил удар по здоровой ноге и вторая, не в силах удерживать вес человека, тут же подогнулась. Хромой шлёпнулся в пожухлые листья.
— Если бы не командир, то ты бы давно сдох, мразь. Так что думай на кого прёшь — куш, под радостное улюлюканье толпы вернулся к костру, но сел так, чтобы хромой всегда был в поле видимости.
За всем этим из тени дерева наблюдала девочка, в первые на её лице появилась лёгкая улыбка. Было приятно смотреть как унижают того, кто казался ей воплощением всемогущего кошмара.
Глава 43
Взглянув в свой счёт, я понял,
что могу больше не работать.
Жить на полную катушку и
ни в чём себе не отказывать.
Да, смогу — если сдохну послезавтра!
Костёр ещё потрескивал, но уже не обладал прежней силой. Скорее это были тлеющие угли с проглядывающим, кое где, открытым пламенем.
Несколько разбойников ходили по кругу лагеря, внимательно следя за окружением.
Рядом с костром сидел хмурый Грог. Хотя это его обычное состояние. Куда страшнее было бы видеть его радостное лицо. Ведь если этот монстр радуется, значит где-то плачут вдовы, сироты, а может и вовсе плакать больше некому, от того что руины не плачут, они молча помнят о былых временах, когда улицы полнились народом, а детишки дёргали родителей за краешек их рукавов, прося купить что то.
Грог и сам не знал, когда стал чудовищем. Возможно, после последней войны, где потерял большую часть отряда. Может когда попал в плен и, дожидаясь собственной участи, видел, как режут друзей и союзников.
Просто в какой-то момент разбойник осознал, что не может жить, не причиняя вред окружающим. Это было не рационально, ведь зачем вырезать деревню если та приносит прибыль из года в год? Куда логичнее было бы её просто грабить, оставляя немногое селянам лишь бы те не сдохли и могли вновь принести прибыль. Но он всё равно вырезал всех. Женщин насиловал и отдавал подчинённым. Бывало, истощённая девушка и сама помирала после третьего круга прохождения по рукам от одного к другому.
Таков уж он был и, что самое страшное, принял себя таким и давно смерился. Всё чего Грог хотел больше всего, так это выжить. Ведь слишком много желающих прикончить его. Начиная от Имперцев и заканчивая членами его собственной банды.
Земля недалеко от него разорвалась клочьями пыли и трухи. Спящие там разбойники разлетелись в разные стороны поломанными куклами.
— Тревога, демоновы отродья! — завопил Грог, выхватывая из ножен короткий меч.